Соболиная вершина

Нашел ли папа безопасное и теплое место для проживания этой зимой? Может быть, он отправился на юг, в Аризону или Неваду, чтобы провести несколько месяцев в пустыне. Может, он отправился на север, в Канаду, где легче избежать ФБР. Если бы не я, замедляющая его шаг, как далеко он мог бы пройти пешком за семь недель?

— Ты собираешься вернуться в Айдахо до Рождества? — спросил Харрисон у Вэнса.

Харрисон был отцом Лайлы. У них тоже был маленький ребенок, которого они назвали по такому же имени. Зачем облегчать жизнь новичкам.

— Я не уверен, когда мы вернемся, — Вэнс посмотрел на меня, молчаливо напоминая, что это мой выбор.

Рано или поздно нам нужно было вернуться в его дом в Кёр-д’Алене¹. Ему нужно было собрать вещи. У него была жизнь, которую нужно было закончить, переехав в Монтану. Вот только я ненавидела Кёр-д’Ален. Ненавидела то, что это был мой родной город.

Но как бы мне ни хотелось притвориться, что его не существует, мы должны были вернуться. В последний раз.

— До Рождества.

Когда начался новый год, я хотела начать все с чистого листа. Здесь, в Куинси.

Вэнс кивнул.

— До Рождества.

За последние семь недель он предоставил мне как можно больше свободы и выбора. Не то чтобы я хотела большой свободы. Я прилипла к нему как клей, особенно в первые дни после расставания с отцом.

За последнюю неделю в «Элоизе» я провела больше всего времени в одиночеств, чем за последние четыре года. Было странно, что у меня нет папы. Когда же это перестанет быть странным?

Но как бы я ни скучала по нему, как бы странно это ни было, мне нравилось быть одной. В старших классах я ненавидела оставаться одна и ничего не делать. Папа всегда называл меня своим надувным мячиком, находящимся в вечном движении. Но это было раньше.

Тишина и неподвижность были не так уж плохи.

Мне нравились поздние ночи, когда звезды были яркими. Мне нравилось раннее утро, когда весь мир спал. Мне нравился телевизор. Мне нравился горячий кофе. Мне нравилось каждый день брить ноги, чтобы во время сна кожа была гладкой.

Я заново открывала для себя то, что мне нравилось. А что нет.

— Будешь овощи? — Лайла пододвинула ближе поднос с овощами и соусом ранч².

— Эм... конечно.

На столе лежали зубочистки. Это для овощей? Или только для кубиков сыра, маслин и мини-огурчиков?

К овощам никто не прикасался. Все пользовались зубочистками.

Я взяла одну из них со стеклянного блюда и провела кончиком над овощами. Мне не нравились сельдерей и брокколи, поэтому я обошла их стороной и остановилась на маленькой морковке.

Зубочистка не проткнула ее. Проткнись. Проткнись. Проткнись. Она продолжала откатываться. Я приложила больше силы.

Зубочистка сломалась.

Меня окружили Идены. И все смотрели на меня.

Уинслоу — Уинн — взяла пальцами морковку с подноса. Она обмакнула ее в соус ранч и сунула в рот.

Все следом полезли в поднос руками.

Я положила свои на колени.

— Итак, Вэнс, — сказала Уинн. — Я знаю, что ты еще нигде не устроился. Но если ты заинтересован в работе, я буду рада твоему визиту. Приходи в участок в любое время.

Его брови приподнялись.

— Да?

— Да.

Уинн была замужем либо за ковбоем, либо за шеф-поваром. А она была начальником полиции Куинси.

— Спасибо, Уинн, — сказал Вэнс, обменявшись взглядом с Лайлой. — Я с радостью.

Ради него я надеялась, что Уинн сможет найти для него место в своем отделе. Было бы странно видеть его на стройке или в офисе. Ему полагалось носить значок. Он был отличным полицейским, как когда-то отец. Раньше.

— Чем я могу помочь, Энн? — Харрисон встал за спиной жены у плиты, положил руки ей на плечи, наклонился и поцеловал ее в висок. — Заставь меня поработать, дорогая.

Энн. Ее звали Энн.

Энн. Энн. Энн.

Она улыбнулась ему.

— Не мог бы ты позвонить своему сыну и узнать, едет ли он?

Подождите. Был еще один?

Я осмотрела комнату. У всех братьев и сестер Лайлы были каштановые волосы и сапфирово-голубые глаза.

Один. Два. Три. Четыре. Пять.

А всего шесть братьев и сестер. Нам не хватало одного Идена. Проклятье. Кого? Чье имя я забуду следующим?

Харрисон как раз достал телефон из кармана джинсов Wrangler, когда входная дверь закрылась и в коридоре послышался топот сапог.

— А вот и он.

Он вошел в комнату в выцветших джинсах и черной клетчатой рубашке с закатанными рукавами. Она висела распахнутой, обнажая белую футболку, обтягивающую широкую грудь. Под плоским животом поблескивала серебряная и золотая пряжка ремня. Его коричневые ковбойские сапоги были потертыми и выцветшими. Как и у других Иденов, у него были темные волосы и сапфировые глаза.

Но его отличала игривая ухмылка. Озорная ухмылка на мягких губах. Острые уголки его заросшей щетиной челюсти и блеск в голубом взгляде.

На этой кухне было полно красивых людей.

А он их всех посрамил.

Мое сердце заколотилось. Лицо покраснело. Я пялилась, как дура, но не могла остановиться, не могла моргнуть. Мое тело реагировало на все это с разрешения мозга или без него.

— Наконец-то, — простонала Элоиза. — Я умираю с голоду.

— Извини, опоздал.

Боже, его голос был невероятным. Глубокий, грубый и плавный. Дрожь пробежала по моему телу.

Все тянулись к нему, словно он был магнитом, а они — металлом. Это притяжение было таким соблазнительным, но я удержалась на месте, ухватившись за край табурета, чтобы не опрокинуться.

Он пожал руки своим братьям. Они разговаривали и смеялись. Когда Лайла придвинулась ближе, он притянул ее к себе, обняв сбоку, и его высокая фигура возвышалась над ее.

В животе затрепетало, закрутилось, опустилось, поднялось и затанцевало, как снежинки за окном.

Он был...

Я не могла подобрать подходящее слово. Идеальным? Красивым? Завораживающим?

Да. Завораживающим.

— Иди познакомься с Верой.

Лайла потянула его за собой и улыбнулась, когда они зашагали в сторону острова.