Собрание сочинений (Том 2)
Шрифт:
К концу месяца положение и вовсе обострилось. Появились призывы: "Долой министров-капиталистов!", "Никакого доверия Временному правительству!".
Лёшка и в первые дни привозил мало денег. А теперь так и вовсе. Мальчик часто возвращался домой с пустыми карманами.
– Ты что, - обозлился как-то дядя Ипат, - нынче снова ничего не привёз?!
– Потом посмотрел пристально на Лёшку, притянул к себе: - Крадёшь деньги, стервец! Крадёшь. Я тебе покраду!
Зыков всё чаще и чаще стал напиваться. Бил и Лёшку, и Дуняшу, и тётку Марью. Ругался, что дорог овёс, грозился продать Буланчика и
Единственная радость у мальчика - встречи с Наташей. Уедут они к Тверскому бульвару или к Чистым прудам, переберётся девочка на козлы, возьмёт в руки вожжи: "Но, пошёл!" Смелая Наташа, ловкая. Бежит Буланчик, приседает пролётка от тряски по булыжной мостовой. Хорошо Лёшке!
– Эй, берегись! Эй, сторонись!
– кричит прохожим Наташа.
Смеётся Лёшка.
Любил Лёшка рассказывать Наташе всяческие истории. Мастак был. Уж такое придумает! Особенно про генерала Зыкова. Получалось из Лёшкиных рассказов, что более храброго генерала, чем Зыков, в русской армии нет. Кто один разбил австро-германскую армию? Зыков. Кто спас русскую армию от окружения в прошлом году? Зыков. С генералом Зыковым даже бывший царь за ручку здоровался!
Затаит Наташа дыхание, слушает.
– Ещё, ещё, - просит рассказчика.
Как-то в воскресный день Лёшка с Наташей уехали на Воробьёвы горы, вылезли из пролётки, помчались к Москве-реке. Вода была холодной, и никто не купался. А вот Лёшка разделся - и бух в воду.
– Не надо! Не надо!
– закричала Наташа.
А у Лёшки от этого только задору прибавилось. Отплывает от берега всё дальше и дальше, фыркает, плескается, через голову переворачивается.
– Алёша! Алёша!
– кричит Наташа.
Потом, взявшись за руки, они вместе носились по кручам. Светило солнце. Кричали птицы. Где-то над берегом пела гармоника...
Но вот как-то Лёшка с Наташей ехали по Петровке. Здесь они и столкнулись с дядей Ипатом.
– Лёшка!
– закричал Зыков.
– Лёшка!
Мальчик поспешно свернул к Неглинной.
– Что с тобой?
– удивилась Наташа.
– И почему тот, с бородой, кричал?
– Да кто его знает, - ответил Лёшка.
– Овса, наверное, хотел спросить. С овсом теперь трудно.
В этот вечер Лёшка допоздна не возвращался домой. Потом, не торопясь, распрягал Буланчика, долго возился в конюшне и, прежде чем переступить через порог, всё у дверей топтался.
– Иди-ка сюда, - поманил дядя Ипат. Однако разговор начал спокойно, без крику.
– Ты что же, - проговорил, - шуры-муры разводишь? Я-то тебя по-хорошему, по-родственному. А они вон куды, мои денежки идут.
Несколько раз Зыков порывался встать, но снова садился. Наконец выговорившись, дядя Ипат поднялся, взял Лёшку за грудь и тряхнул, словно куль. И вдруг из Лёшкиных карманов посыпались медяки, те, что он собирал на заём свободы.
– Ах, стервец!
– заревел Зыков. Он наотмашь ударил мальчика по лицу.
На крик выбежали тётка Марья и Дуняша.
– Брось, брось, Ипат Игнатич, - стала просить тётка Марья и хватала Зыкова за руки.
– Батя, батя, да за что?
– голосила Дуняша.
А дядя Ипат продолжал наступать и выкрикивал:
– Шуры-муры? Ах, стервец! Такова-то твоя благодарность!
–
На следующий день дядя Ипат неожиданно услал Лёшку и Буланчика с каким-то бородатым мужиком на неделю в город Сергиев-Посад. И Лёшка уехал, так и не успев предупредить Наташу.
"ГЕНЕРАЛ" ЗЫКОВ
Три дня прождав Лёшку, Наташа пошла на Тверскую-Ямскую разыскивать дом генерала Зыкова.
Дома на Ямской были маленькие, больше деревянные, и Наташа долго раздумывала, какой же из них может принадлежать генералу. Наконец выбрав самый большой и красивый, она обратилась к какой-то женщине.
Зыков?
– переспросила та.
– Генерал? Может быть, полковник? Полковник Тёлкин?
Нет, генерал, - сказала Наташа.
– У него сын - Лёшка. У Лёшки своя лошадь - Буланчик.
– Нет, не знаю, - ответила женщина.
Наташа ходила из конца в конец по Третьей Тверской-Ямской. Заглянула на Первую, Вторую и даже Пятую. О генерале Зыкове и мальчике, который имел свою лошадь, никто ничего не знал. Наконец на глаза Наташе попался какой-то дворник.
– Енерал Зыков, - усмехнулся тот.
– Есть такой енерал. И Лёшка есть. Вон там.
– И дворник показал на одноэтажный деревянный домик.
Дядю Ипата Наташа встретила во дворе, с метлой в руках.
– Здравствуйте, - сказала Наташа.
– Здесь живёт генерал Зыков?
– Зыков? Ну, я Зыков, - проговорил дядя Ипат.
Он удивлённо посмотрел на девочку, силясь понять, не ослышался ли в слове "генерал". И Наташа с удивлением смотрела на дядю Ипата, на метлу, на его кудлатую бороду, на сатиновую одноцветную рубаху, на пыльные, с огромными заплатами сапоги.
– Ну, я Зыков, - повторил дядя Ипат и вдруг признал в Наташе ту самую девочку, которую встретил вместе с Лёшкой тогда на Петровке.
И Наташа тоже узнала дядю Ипата.
– Генерал?!
– заревел Зыков.
– К Лёшке пришла. К нему, к шаромыжнику. Кататься!
– Он замахнулся метлой.
Наташа невольно подалась в сторону.
– Простите. Я думала... Лёша мне говорил...
– Девочка повернулась, бросилась к выходу.
– Стой! Стой!
– закричал дядя Ипат.
Наташа остановилась. Зыков подошёл, спросил совсем мягко, почти просительно:
– А твой папаша, случайно, овсом не торгует?
– Нет, - словно извиняясь, проговорила Наташа.
– У него чулочная фабрика.
– Жаль, - произнёс дядя Ипат.
Наташа ушла.
– Ишь, щенок, напридумал, - усмехался дядя Ипат, входя в комнату. "Генерал"!
– Он подошёл к зеркалу, посмотрел.
– "Генерал"! Ишь ты, стервец.
А через несколько дней, когда Лёшка вернулся из Сергиева-Посада, Зыков напился и снова драл мальчика.
– Щенок!
– кричал.
– Шуточки шутишь. Над благодетелем насмехаешься! и ударил с такой силой, словно хотел перерубить Лёшку.
"ЭХ, НАТАША, НАТАША!"
Зазеленела Москва. Забушевала листвой на бульварах и скверах. Заголосила грачами и галками на тополях и развесистых клёнах. Оделся город в пёстрые платья и цветные рубахи. Заулыбался от тепла и яркого солнца. Только Лёшке вся эта радость не в радость. Помрачнел. Замкнулся. Ушёл в себя.