Проходит жизнь. И тишина пройдет,И грусть, и по ночам тревога,Но, задыхаясь, нежность добредет,Без сил до смертного порога…Так он не вскрикнул и не поднял глаз,Веселого не молвил слова,Когда комета встала в первый разВ шелку багровом – Гончарова.Но рокот арф, ночь, и огни, и бал, —Все говорило: нет спасенья.И понял он, и мне он завещалТот блеск кровавый и мученье.
«Гуляй
по безбрежной пустыне…»
Гуляй по безбрежной пустынеПод нежные трубы зари,Пей воздух соленый и синий,На синие волны смотри.Пусть остров и радуга снится,А если наскучили сны,Не девушка, нет – Царь-девицаПридет из хрустальной страны.Но это не жизнь. И когда жеНад бледно-неверной волнойТы парус опустишь и скажешь«Довольно. Пора и домой»?1916
«Качается фонарь. Белеет книга…»
Качается фонарь. Белеет книга.По вышитым подушкам бледный свет,И томный вздох: «Ах, как люблю я Грига,Ах, как приятен этот менуэт».Но белым клавишам роняя думы,Любовь свою и домыслы свои,Ты слышишь ли, каким унылым шумомОни, желанные, заглушены?1918
По Марсову полю
Сияла ночь. Не будем вспоминатьЗвезды, любви, – всего, что прежде было.Пылали дымные костры, и гладьПустого поля искрилась и стыла.Сияла ночь. Налево над рекойОстановился мост ракетой белой.О чем нам говорить? Пойдем со мной,По рюмке коньяку, да и за дело.Сияла ночь. А может быть и день,И, может быть, февраль был лучше мая,И заметенная, в снегу, сирень,Быть может, шелестела, расцветая,Но было холодно. И лик луныНасмешливо смотрел и хмурил брови.«Я вас любил… И как я ждал весны,И роз, и утешений, и любови!»Ночь холодней и тише при луне.«Я вас любил. Любовь еще, быть может…»– Несчастный друг! Поверьте мне,Вам только пистолет поможет.1918
В. Ф
I
О, сердце, не бейся, не пой,Опять эти ночи со мной,И снова в пустое окноСмотрю я, – и мне все равно.Я помню: костры, облака,И вдруг под мехами рукаЧуть тронула руку мою(Как милостыню подают)И только… И три долгих дняВ испуганной памяти яНе счастье свое берегу,А снег и костры на снегу.
II
Все понимаю, все – одно сияньеСнег, облака, костров тяжелый свет,И дым на улицах. Что состраданье!Но и тебе, мой друг, прощенья нет.За тихий смех «я завтра уезжаю»,И уезжай! – дорога-то легка —За утешения, за то, что знаю,Как нищая душа твоя жалка.
III
Четвертый раз над этой жизнью(Как солнце, утром в ноябре)Сияет свет, и дни проходятЧуть озаренные огнем.Не страшно и совсем не больноСмотреть в холодные глазаИ
говорить: «люблю навеки»И равнодушно забывать.Но, правда, вечерами страшно,Когда останешься один,Считать года и сердце слушать,Как тихо старится оно.1917
«За стенами летят, ревут моторы…»
За стенами летят, ревут моторы,Ложится снег и фонари горят,И хочется домой. Но, верно, скороПогаснет свет и люди замолчат.В полупустом театре, чуть белея,У дымно-белых, как луна, воротСтоит прозрачной тенью СаломеяИ с отвращеньем голову берет.И ей, в снегу холодном и в разлукеС халдейским небом, с голубой звездой,Что радости ей наши или муки,Иль сноба лондонского сон тупой?1918
«Еще, еще немного краски синей…»
Еще, еще немного краски синейНад ветками, где стонет соловейФарфоровый, и в облаках пришейЛуну печальную на парусине.Повеял ветер, и деревья гнутся,И никнут лилии, снегов белей…Ты кончил ли? Так позови людей,Пусть очаруются, пусть улыбнутся!1916
1801
– Вы знаете, – это измена!Они обманули народ.Сказал бы, да слушают стены,Того и гляди донесет.Ах, нет! Эти шумные флаги,Вы слышите, этот набатШирокий… Гвардейцев к присягеУже повели, говорят.Ведь это не тучи, а клочьяНад освобожденной Невой…Царь Павел преставился ночью,Мне все рассказал часовой.Был весел, изволил откушать,С царицей шутил, – через часЕго незлобивую душуАрхангелы взяли от нас.Вы знаете, эти уликиПугают, – до самого дняРыдания слышались, крикиВ окне голоса, беготня…Россия! Что будет с Россией!Как страшно нам жить, как темно!– Молчите. Мгновенья такиеИ вспомнить другим не дано.1916
«Жизнь! Что мне надо от тебя, – не знаю…»
Жизнь! Что мне надо от тебя, – не знаю.Остыла грусть, младенчества удел.Но так скучать, как я теперь скучаю,Бог милосердный людям не велел.И если где-нибудь живет и дышит,Тот, кто навек назначен мне судьбой,Что ж не приходит он ко мне, не слышитЕще не ослабевший голос мой?Лишь два огромных, черных, тусклых глазаИ два огромных, траурных крылаТень бросили от синих гор КавказаНа жизнь мою и на мои дела.1920
«Едва расслышу я два-три последних слова…»
Едва расслышу я два-три последних слова, Едва взгляну на бледный лоб,И все, и навсегда, недвижно и сурово Под пеленою скроет гроб.И страшен оттого мне каждый час разлуки, И грустно день за днем встречать,И руки тянутся, беспомощные руки Блаженство наше удержать.1921