Собрание сочинений в десяти томах. Том первый. Стихотворения

КРЫСОЛОВ

Певец, любимый повсеместно, Я крысолов весьма известный, И в этом городе с моим Искусством впрямь необходим. Хоть крыс тут водится — дай боже, Да и хорьков как будто тоже,— Мне стоит только заиграть, И вам их больше не видать. Певец, хвалимый повсеместно, Я также детолов известный. Под лютню запою, и вмиг Стихают детский плач и крик! И как мальчишки ни резвятся, И как девчонки ни дичатся — По струнам проведу рукой, И все они бегут за мной. Певец, честимый повсеместно, К тому ж я женолов известный. Такого городишка нет, Где мною не оставлен след. Пускай девицы боязливы, Молодки чинны и спесивы — Все покоряются сердца Искусству пришлого певца.

_{(Сначала)}

1802/1803

СВАДЕБНАЯ ПЕСНЯ

В сказаньях и песнях был нами не раз Владетельный граф прославляем. У внука его мы на свадьбе сейчас Едим и вино распиваем. Граф долгие годы неверных разил, Немалую славу в походах добыл, Когда ж он у дома с коня соскочил — Родное гнездо пустовало,— Ни слуг, ни пожитков не стало. Ты дома, наш рыцарь, вот замок родной. Как все запустело с годами! Сквозь окна врывается ветер шальной И хлопает где-то дверями. «Что делать? Осенняя ночь холодна, А впрочем, я худшие знал времена, Дождаться бы только утра. Вот луна Проглянула вдруг — так покуда Охапку соломы добуду». Усталый, едва он на ложе прилег, Вдруг слышит — скрипят половицы. «Что шаришь здесь, крыса? Какой в этом прок? Здесь нечем тебе поживиться». Но что там такое? Под лунным лучом С фонариком крохотным маленький гном, Брадатый, речистый, с тревожным лицом, У ног его вырос нежданно, И сон убегает желанный. «Пустующий замок ночною порой Служил нам приютом доселе; Не зная, что ты возвратился домой, Мы свадьбу тут справить хотели. Коль нас не страшишься, не станешь нас гнать, Пображничать здесь мы желаем опять, В честь милой невесты и петь и плясать…» Сквозь сон, словно скован недугом, Граф молвил: «Все к вашим услугам!» Три всадника тут появились; они За ножкой кровати скрывались. Такие ж фигурки, мелькая в тени,— За ними вослед показались. Съезжаются гости в каретах своих, Глаза разбегаются, глядя на них, Под стать королям разъезжать в таких, А вот и жених с нареченной В карете сидит золоченой. Тут мигом для каждого дело нашлось, Все в бешеной пляске смешалось, Скакало в галопе и в вальсе неслось, И каждому дама досталась. Все вертится, кружится, воет, поет, Беснуясь, волнуясь, качаясь, плывет, Скрежещет, пиликает, стонет, орет,— И рыцаря, точно больного, Трясет от веселья такого. И топот, и грохот, и хохот кругом, На стулья, на скамьи скорее… Всем надо местечко найти за столом, Сесть рядом с красоткой своею. Жаркое, и рыбу, и птицу несут, Свисают сосиски с дымящихся блюд, И чаши, конечно, по кругу идут… Так пило и пело все это, Под песню растаяло где-то… Коль бражники песню дослушать не прочь, Пусть петь и шуметь перестанут. Кто малое ласково встретил в ту ночь, Тот будет в большом не обманут. Фанфар и тимпанов приветственный хор, И свадебный поезд въезжает во двор. Сияет от счастья приветливый взор, И замок весь полон гостями… Все это и ныне пред вами. 1802

ГОРНЫЙ ЗАМОК

Вон замок стоит на вершине Среди гранитных скал. Под сводами башен высоких Он рыцарей встарь укрывал. Но рыцари спят в могилах, А башни врагом сожжены. Я проникаю свободно В проломы ветхой стены. Здесь погреб с вином драгоценным Лежал в былые года. Прислужница больше не сходит С кувшином тяжелым туда. И в зал не спешит, как бывало, Гостей обнести чередой. Попу не наполнит бокала Для трапезы в праздник святой. И дерзкому пажу отведать Не даст, пробегая, вина. И тайной награды не примет За тайную щедрость она. Затем, что и стены, и своды, И лестницы — все сожжено, Рассыпалась, рухнув, капелла И в прах обратилась давно. Но в день жизнерадостно-яркий, Когда на вершине крутой Стоял я с бутылкой и лютней, С подругой моей молодой, В развалинах все заблистало, Наполнились жизнью они, И шумно и празднично стало, Как в добрые старые дни. И мнилось, нарядные гости Въезжают во двор чередой, И мнилось, из прошлого мира Мы входим счастливой четой. И ждет нас в капелле священник, И вот поднялись мы туда, И он вопрошает: «Согласны?» — И мы улыбаемся: «Да». И радостно песнь зазвучала, Как юное сердце, чиста, И ей не толпа отвечала, Но звонкого эха уста. Меж тем надвинулся вечер, Он шум и веселье унес, И вот заходящее солнце Убрало багрянцем утес. И дамой служанка блистает, И паж точно рыцарь одет, И щедро она угощает, И он не скупится в ответ. 1802

ВЕРНЫЙ ЭККАРТ

«О, только б скорей добежать нам домой! Уже окружает нас морок ночной, Слетаются Страшные Сестры. Они уже тут, и они нас найдут, Чтоб выхлебать пиво, которое ждут Так долго родители наши». Так шепчутся дети и к дому бегут… Но дюжий старик появляется тут: «Эй, тихо ребятушки, тихо! Сестрички с горячей охоты летят; Пусть в глотки зальют себе сколько хотят. Они вам добра не забудут». И в ту же минуту их морок догнал. Бесплотен и сер, он от жажды стонал, Однако хлебал он отменно. И выпито пиво — такая беда! И дикая дальше несется орда Куда-то в долины и горы. Детишки бегут, и от страха их бьет. Но дюжий старик от них не отстает: «Эй, птенчики, ну-ка, не хныкать!» «Нас выбранит мать, и прибьет нас отец…» «Молчите, как мышки, и делу конец — Пойдет у вас все как по маслу. А тот, кто вам дал этот добрый наказ,— Он первый товарищ ребячьих проказ, Волшебник испытанный Эккарт. Встречали его и в лесу и в дому, Но нет никаких доказательств тому… А вы их в руках понесете». Детишки робея подходят к крыльцу, Порожние кружки вручают отцу И ждут тумаков и попреков. Но диво! Родители кружки берут, Пригубили пиво, и хвалят, и пьют… Пьют раз, и второй, и десятый. Уж сумрак редеет, и день настает. Тут кто-то внезапно вопрос задает: «Что с кружками за чертовщина?» Плутишки на все откликались молчком, А там как пошли молотить язычком, И тотчас же высохли кружки. Ребятки, когда вам доверит секрет Родитель, наставник иль добрый сосед, Не выдайте тайны оплошно. На глупый роток наложите печать: Болтать — неразумно, полезней молчать. Тогда наполняются кружки. 1813

ПЛЯСКА МЕРТВЕЦОВ

Пред сторожем в полночь рядами могил Погост распростерся в молчанье И месяц на плитах холодных застыл В холодном и чистом сиянье. Но вот под крестом оживает мертвец… Где муж, где жена, где старик, где юнец Встают в одеяниях длинных. И тянутся, силясь друг друга найти, И в круг — посредине дороги, Всем хочется пляску скорей завести, Да саваном стянуты ноги. Но кто ж здесь давно от стыда не отвык? Стряхнуть одеянья недолго — и вмиг Все саваны сброшены в кучу. Согнется колено, вихляет ступня, Осклабится челюсть в гримасе — Скелет со скелетом столкнется, звеня, И снова колышется в плясе. А сторожа корчит неистовый смех, А бес ему шепчет, наводит на грех: «Стяни-ка одну из одежек». Схватил — и тотчас же укрыться спешит За плотною дверью церковной… А месяц по плитам холодным скользит И пляской любуется словно… Пора, и мертвец то один, то другой Стихает; за саван хватается свой И шасть — под землей исчезает. И только последний вслепую бредет И щупает воздух: «Здесь где-то — Чужого из мертвых никто не возьмет»,— Здесь саван! Он чувствует это. Вот церковь… Как тронуть священную дверь! Для сторожа в этом спасенье теперь, Над ней золотое распятье. Лишь в саване сон обретется в гробу, Одежка должна отыскаться, Он в каменный выступ вцепился, в резьбу, Он силится наверх подняться. Предчувствует бедный могильщик конец, Все выше и выше вползает мертвец, Как будто на лапах паучьих. От ужаса сторож в холодном поту, Швыряет он саван проклятый… Но кончено все… Зацепясь на лету, Холст виснет на глыбе стрельчатой. Тут колокол дрогнул на башне как раз, Приходит урочный для нечисти час, Упав, разбивается остов. 1813

СТРАНСТВУЮЩИЙ КОЛОКОЛ

Жил мальчуган; он в божий храм, Бывало, ни ногою; И вечно по воскресным дням — Шасть на поле с зарею! Однажды рассердилась мать: «Не слышишь звона, что ли? Постой же, колокол нагнать Тебя сумеет в поле!» А мальчик думает: «Висит Тот колокол высоко!» И вот уж на поле бежит, Как будто от урока. Все глуше колокола звон. Мать зря, знать, наболтала! Вдруг — ужас! — за собою он Услышал звон металла. Качаясь, колокол идет, От страха мальчик воет,— Бедняжку колокол вот-вот Безжалостно накроет. Но, ловко отскочивши вбок, Он что есть силы прямо Чрез поле, рощу и лужок Бежит к воротам храма. С тех пор, лишь благовеста звон Раздастся в воскресенье, Он к службе, страхом научен, Бежит без приглашенья. 1813

БАЛЛАДА ОБ ИЗГНАННОМ И ВОЗВРАТИВШЕМСЯ ГРАФЕ

«Сюда, песнопевец, и лютню наладь, Нас в этих покоях не станут искать, Мы заперли накрепко двери; Мать молится, в чаще отец наш опять, Он травит матерого зверя. Ты песни споешь нам одну за другой, Мы с братцем разучим баллады», — Они оживают под звонкой струной — И мальчики этому рады. «В опасности страшной, теснимый врагом, Полуночью граф покидает свой дом. Сокровища наспех зарыты. К потайной калитке во мраке ночном Спешит он тропинкой забытой. Но что он, покинувший все позади, Несет под плащом вдоль ограды? Уснувшую дочку прижал он к груди…» И мальчики этому рады. «Светает, и мир распростерт перед ним, Над селами вьется приветливый дым, Певца укрывает дубрава. Года промелькнули, и стал он седым, Оброс бородою курчавой. От зноя и стужи укрыта плащом, Небес благосклонных награда, Дочурка всегда неразлучна с отцом». И мальчики этому рады. «Годам неприметно лететь суждено, И плащ обветшал, износился давно, Уже не спасет он в ненастье… Но старое сердце отрадой полно И радостно бьется от счастья: Красавица дочка стоит перед ним, И нет драгоценнее клада, Он ею гордится, богатством своим». И мальчики этому рады. «Изгнанников встретил владетельный князь, Она подаяния просит, склонясь… Монеты певцу не даруя, Он девичью руку схватил, не смутясь: «Вот это навеки беру я!» «Женою желаешь наречь ты ее, Нет княжеской воле преграды, На свадьбу даю я согласье свое!» И мальчики этому рады. «Свершается в церкви священный обряд, То меркнет, то вспыхнет девический взгляд Ей грустно с отцом расставаться. Но слухи к ней в замок порой долетят: Он все продолжает скитаться… «О дочке, о внуках я думал своих, В них думал найти я усладу, И ночью и днем я молился за них!» И мальчики этому рады. Он хочет обнять их. Вдруг шум у дверей. «Отец возвратился! Спасайся скорей!..» Но некуда старцу укрыться. «Проклятье! Ты здесь, ты смущаешь детей, Упрятать бродягу в темницу, В железные цепи его заковать…» Но молит и просит пощады На слезы и крик прибежавшая мать — И мальчики этому рады. Приспешники князя стоят присмирев. С мольбою к жестокому руки воздев, За матерью тянутся дети. Но с новою силою вспыхнул в нем гнев В ответ на стенания эти. «Бродяжье отродье! Поганая кровь — Для чести губительней яда! Позор на меня навлечете вы вновь!» И мальчики вовсе не рады. Был старец так полон величья и сил, Что слуг непонятный испуг охватил, Лишь масла в огонь подливая… «Вступив в этот брак, я безумье свершил — И вот я плоды пожинаю. Болтают о том и, гляжу, неспроста — Что ветви идут от рассады, Что нищее племя дает нищета!» И мальчики вовсе не рады. «Вы слышали, дети, безумца слова, Расторг он священные узы родства, Но нищий скиталец на страже. Вам, внуки и дочь, возвратит он права, Вернет он владения ваши. Мои эти земли! Ограблен тобой, Гонимый, не знал я отрады, Но вновь я обрел долгожданный покой». И мальчики этому рады. «Законный король воцарился опять, Приверженцев верных спешит он обнять: «Обрадован вестью такою, Сокровища вам я хочу передать, Зарытые некогда мною. Мой сын, подымись! Не унижен твой род Небес благосклонных награда, Высокая кровь в этих жилах течет».— И мальчики этому рады. 1813–1816

СОНЕТЫ

I ПОТРЯСЕНИЕ

Поток со скал бросается и мчится Навстречу океану, увлекая В долины неизведанного края Все то, что жаждет в безднах отразиться. Но вдруг — ей, грозной, радостно резвиться — Вниз Ореада падает нагая, Леса и скалы следом низвергая, Чтоб в усмиренных струях раствориться. Волна растет и мечется. Отныне, Лишь собственными недрами питаясь, Ей жить вдали от щедрости отцовой Назначено, прикованной к плотине. Следят созвездья, в водах отражаясь, Игру прибоя, отблеск жизни новой.

II ВСТРЕЧА

До подбородка прячась в плащ суровый, Я шел дорогой мрачной и скалистой. Потом спустился в тень долины мглистой, Смятенный, к отступлению готовый. Вдруг девочка прошла — как будто новый Лик отделился от плеяды чистой Возлюбленных, взлелеянных лучистой Поэзией. Зарделся день багровый. Я мимо пропустил ее. Стремилась Душа сама согреть свои пустыни. Я следом шел, томясь в тяжелых платьях. Но миг настал. Она остановилась, Я задохнулся в чопорной личине. Отброшен плащ. Она в моих объятьях.

III КОРОТКО И ЯСНО

Ужель ее вовек я не миную? Привычки превращаются в мученья… Придется привыкать без промедленья Не подходить к прекрасному вплотную. Но как задачу выполнить двойную, У сердца не спрося благословенья? Ах, решено! Любовное томленье Так славно в песню выплеснуть иную! Смотри, пошло! Поэт обронит слово, Разбудит звук заигранную лиру Для жертвоприношений вечной страсти… Едва подумал — песенка готова. Что ж дальше? Мчимся к нашему кумиру: Ценить наш труд теперь в ее лишь власти.

IV ГОВОРИТ ОНА

Ты так суров, любимый! С изваяньем Своим ты схож осанкой ледяною. Ты словно мрамор холоден со мною, А он теплеет под моим дыханьем. Отбросит друг забрало пред свиданьем, Лишь враг под маской прячется стальною. Зову тебя — проходишь стороною. Замри, как тот, застигнутый ваяньем! К кому из двух мне ринуться с мольбами? Наносят оба мне за раной рану — И мертвый, и живущий жизнью мнимой. Довольно! Слов не тратя перед вами, Так долго камень целовать я стану, Что сам расторгнешь нас, тоской томимый!