Собрание сочинений в трех томах. Том 1

"Ветер ходит метелицей…"

Ветер ходит метелицей, Ветер воет пургой, Как на чертовой мельнице, Хлещет белой мукой. Я шагаю к единственной, Пробиваясь плечом; Я сегодня воинственный, Мне пурга нипочем. Среди ревностью мучимых, Средь не знавших средин, Среди смелых и влюбчивых Я, такой, не один. Может, ветер, как веником, Разметая пути, Дует в спину соперник, Помогая идти. В нетерпенье неистовом, Все вперед и, вперед, Я беру, словно приступом, За суметом сумет. Ветер ходит, метелицей, Ветер воет пургой, Как на чертовой мельнице, Хлещет белой мукой.

СОЛОВЬИ

Игорю Кобзеву

Жизнь потекла его И вкривь и вкось: В работе нелады, раздоры дома. Раскритикованный насквозь, В двенадцатом часу Он вышел из райкома. Весенний воздух был хмелен и свеж. Он, как вино, впивал его глотками. Не разбирая ни дорог, ни меж, Шагал к реке То полем, то лугами. О берег волны полусонно бьют. Волна отступит, Прошумит и смолкнет… А за рекою соловьи поют — Один присвистнет, А другой прищелкнет. Забыть бы о райкоме, и жене, И "строгаче" своем, Но отчего же, Чем песня соловьиная нежней, Тем на душе становится все горше? А соловьи смелей: Мол, мы поем, Чтоб радость пробудить, Настроить мысли. Мы, соловьи, настойчиво зовем Не к отдыху души, А к лучшей жизни. Не развлекаем — Помогаем жить, Страдать, любить Сильней и полновесней. Вся ваша жизнь Должна красивой быть, Как наши песни.

"Мне сказали: полно, море смоет…"

Мне сказали: Полно, море смоет Боль обид И пыль земных дорог. Мне сказали: Море успокоит Ото всех прилипчивых тревог. Вот и море! Вот оно волною, Гальками прибрежными шуршит. Ничего, что пережито мною, Не смывает — Только ворошит.

"Иду, кладу упрямый шаг…"

Иду, Кладу упрямый шаг. Мне горю уступать не хочется, Ночь ухватилась за пиджак, Упала наземь И волочится. Мне от нее не убежать. Не только ночь руками черными И ветер хочет, удержать Слезами, Вздохами притворными. Все о тебе, Все за тебя! Под ветками заиндевелыми, Тобою память бередя, Блестят сугробов Груди белые. Иду по ним. Не сворочу. Я поступью неудержимою Не красоту твою топчу — Топчу твою повадку лживую.

ВЕСНОЙ

Во мне, И почему — бог весть, Когда весна еще в начале, Есть что-то смутное и есть Какой-то холодок печали. Но мысли сердце обожгут И боль сильнее обозначат… Почудится, что где-то ждут И, не дождавшись, тихо плачут. Все, что любил, Все, что хотел, Коснется вдруг сердечных граней, Как груз незавершенных дел И неисполненных желаний. И ничего Не отложить, Ни от чего Не отрешиться. Мне время это пережить — Как будто заново родиться.

"Все в памяти, и все — живое…"

Все в памяти, И все — живое, И обо всем душа болит. Иду ли по лесу, где хвоя, Как море южное, шумит; На пень ли старый там присяду, Качнется ль надо мной сосна, — Все чудится, что где-то рядом И берег тот, И та волна. И ты, Чье повторяю имя, Почудишься невдалеке. Волна к волне… И ты меж ними Качаешься, как в гамаке. Все дорого, Все сердцу близко! И если дрогнет мокрый куст, Мне кажутся лесные брызги Солоноватыми на вкус.

"Мне о том слагать бы оды…"

Мне о том слагать бы оды, Что за свой короткий век Я купался в синих водах Двадцати сибирских рек. Были реки и речонки, И на каждой — чуть прилгу — По заплаканной девчонке Оставлял на берегу. Полюбил я реки края За раздолье и простор. Начиная с речки Яя, Что течет с Кузнецких гор. Я не знаю, счастья полный, На Пышме иль на Оби Набегающие волны Мне напели о любви. И сегодня погружен я В мысли, чувства той поры, До сих пор заворожен я Островами Ангары. Там росла тогда малина, Вился белый хмель в кустах. Валентина, Валентина, Расскажи мне, Валентина, Что теперь на островах?

"Дымок свивается в колечки…"

Дымок свивается в колечки… Должно быть, начал я стареть, И потому, присев у печки, На огонек люблю смотреть. Горят сосновые поленья, Дрожит на них огонь, И мне Далекой юности виденья Являются на том огне. Трещат дрова. При каждом звуке За огненною белизной Я вижу, как ломает руки Любовь, покинутая мной. Почудится: Огня извивы Ей молодое тело жгут. И станет на душе тоскливо, Как будто вызван я на суд. Гляжу, Уставясь без улыбки В лицо косматого судьи, И вижу все свои ошибки, Все заблуждения свои… Но вот И печь отрозовела, Кудряшек дымчатых не вьет… И все, что мучило, — Сгорело, А что не мучило — Живет.

"Твердишь ты, что расстаться нам пора…"

Твердишь ты, Что расстаться нам пора, Что ты в своих надеждах обманулась, Что вся моя любовь к тебе — Игра. Не слишком ли игра подзатянулась? Игра в любовь, Я знаю, не к добру, Игра в любовь коротенького срока. Семь лучших лет потратить на игру, Семь лучших лет! Не слишком ли жестоко? Старею я, Люблю тебя одну. Седею я до времени, до срока. Семь лучших лет отдать за седину, Семь лучших лет! Не слишком ли жестоко?

"Как умру, мое забудь ты имя…"

Как умру, Мое забудь ты имя. После ласк В полночной тишине С лучшими, чем я… Да, да, с другими Говорить не надо обо мне. Жены о мужьях, Чтоб стыд утишить, Нежно говорят, других любя. Мне, Когда случалось это слышать, Больно было так, Как за себя. Если спросят, Что так мало жил я, Ты в своем ответе не таи То, что я страдания чужие Принимал все время Как свои.

ЛАНДЫШИ

Ларе

Девочка кричала В толпе шумливой: — Ландыши! Ландыши! — Взял букетик, подал любимой. — На! Дыши! Залюбовалась букетом белесым, Лучшим из моих подношений. — Пахнут, — сказала, — И лугом, и лесом, И холодком Наших с тобой отношений. Я об этом подумал тоже И, подумав, взгрустнул от души, А девочка кричала, Кричала прохожим: — Ландыши! Ландыши!