Собрание сочинений в трех томах. Том 1

"Все тихо. У берега тонет закат…"

Все тихо. У берега тонет закат. Все тихо — ни ветра, Ни всплеска не слышно. На камне мальчишка сидит неподвижно, И полон восторга мальчишеский взгляд. И жалость В моей шевельнулась груди: Так долго и пристально ты не гляди. Вот так же когда-то и я засиделся, Вот так же когда-то и я загляделся, И так же, великое чудо творя, В глазах моих детских Металась заря. С тех пор, Не идя на уступку, я чту, Как веру свою, лишь одну красоту, И встречусь ли с нею, Расстанусь ли с нею, Мне радостней радость И боль мне больнее. Послушай, тебе говорю неспроста: Нам трудно дается земли красота.

НЕ ЛЕВЕЕ СЕРДЦА (1958 — 1960)

"Ни в благодушии ленивом…"

Ни в благодушии ленивом, Ни в блеске славы, Ни в тени — Поэт не может быть счастливым В тревожные для мира дни. Беря пророческую лиру, Одно он помнит Из всего, Что все несовершенство мира Лежит на совести его.

"Мы спорили о смысле красоты…"

Мы спорили О смысле красоты, И он сказал с наивностью младенца: — Я за искусство левое. А ты? — За левое… Но не левее сердца.

СЛОВО

От беды к беде, От боя к бою, От большого до большого дня — Кто сказал, Что нам легко с тобою, Дорогая Родина моя! Мы выносим бремя вековое, Мировое побеждаем зло, Потому и слово трудовое В честный стих Ложится тяжело. Я словам Не всяким доверяю. Прежде чем доверить душу им, Я слова на крепость проверяю, Выверяю именем твоим. Чтобы смертью скорой Не почить им, Я препоручаю чувства, Мысль Тем словам, Что не за чаепитьем, А в труде нелегком родились. Только тем, Что поднялись из глубей Доброй человеческой души, Нынче не до мелких честолюбий, Не до славы, Стоящей гроши! От беды к беде, От боя к бою, От большого до большого дня Нам легко И нелегко с тобою, Дорогая Родина моя!

"Поет петух золотоперый…"

Поет петух золотоперый, И раз поет, и два, и три… Мне у костра любви и веры Еще дежурить до зари. Его огонь высок и вечен, Он искрой выпал из кресал; С тех пор как зверь очеловечен, Он никогда не погасал. Я от него гоню измену И ворошу в нем угольки… Уже идущего на смену Я слышу дальние шаги.

"И бог и черт…"

И бог И черт — Они все время в паре: Талант с бездарностью Не развести. На каждого из нас Есть свой Булгарин, Готовый доглядеть И донести. Где лев, Там и шакал, Шакаля, ищет Отброшенную кость В густой траве. Порою лев Не доедает пищи, И потому шакал Всегда при льве. Прошла пора Булгаринских доносов, Но жив Булгарин, Хоть и не в чести. Поэт, будь строг: Не оставляй отбросов, Пусть он, шакал, Подохнет без кости!

КРАСИВЫМ

Люблю красивых… Жизнь их, Быт их, Глаза, Улыбку, Добрый смех Воспринимаю Как открытье, Наиглавнейшее из всех. В них все: И ум, И обаянье, И гордый жест, И поступь их — Мне явится Как оправданье Всех мук моих, Всех слез моих. Зачем Прекрасными чертами Так полно Каждый наделен? Красивые, Они за нами Пришли Из будущих времен.

УЛИЦА

Нет, Владимир Владимирыч, Люди — не лодки. Не по шелку проплыл Восхитительных вод. Возвратился домой, Посмотрел на подметки: Все расход и расход! Город. Улицы. Скверы. Аллеи. Мне б идти с молодой И себя молодить. Но из тяжких работ Я работы не знал тяжелее И заботы трудней, Чем по улице шумной бродить. Устаю. Вот и голову свесил. В нашей улице люди живут — не впотай. Наша улица — это эпоха в разрезе, Это книга судеб: Проходи и читай! Сколько лиц, Сколько глаз, Сколько всяких соцветий: Грустных, Тусклых, Счастливых! Не стану скрывать, Что счастливые все У меня на особой примете, Потому что счастливых Должно прибывать. Прибывают пока понемногу. Только встречу такого — И праздник в груди, Будто сам его создал, Исправил все промахи бога. Он домой — Я за ним: — Погоди!.. Походи!.. Куба! Свергнут тиран. Ну, казалось бы, Куба далече И кубинцы от нас далеко-далеко. А на улице нашей Человеку вдруг стало полегче. Он еще не поймет почему, Но — легко! А когда человек нашей улицы плачет Когда в горе и гневе сжимает кулак, Значит, где-то у нас неудача, Значит, где-то и что-то Не так. В нашей улице шумной Не место слезливым; Наши люди умеют с бедой воевать. Как же с этим решим? Мы должны его сделать счастливым, Потому что счастливых Должно прибывать.

"Гордиться? Чем?.."

Гордиться? Чем? Стихом? Едва ли! Уж лучше нищему — сумой. Меня словами награждали Все говорившие со мной. Я строчкой этой, Мыслью этой Лишь занятое отдаю. Ты, Он, Весь мир И вся планета Работали на мысль мою. Любовью, Счастьем, Строчкой, Книгой Дань отдаю другим творцам. И даже ненавистью дикой Я весь обязан подлецам. Я весь в долгах, Куда ни сунусь, Повсюду забрано вперед. Минули Отрочество, Юность, Приходит зрелость... Долг растет!

"Я писатель…"

Я писатель — Не пустой мечтатель, Никакого зла не убоюсь, Все ж с тревогой За переключатель Радиоприемника берусь. Предо мной Глазок в тот мир трепещет... Шум прошел, мне душу омрачив, Будто птица черная зловеще Прошумела крыльями в ночи. Загудела, Зашепталась хвоя… А за нею, где-то вдалеке, Где-то за морями волки воют На моем, На русском языке. Наш язык, Все беды переживший, В чистоте прошедший по векам, О, язык наш, Ленину служивший, Как ты дался, праведный, врагам? Человек Характера незлого, Знающий давно, Где яд, Где мед, Против слова я бросаю слово, Против самолета — самолет.

КАРЕЛЬСКАЯ БЕРЕЗА

Мороз морозил, Ветры дули. Всю жизнь, Безжалостны и злы, Они ее крутили, Гнули, Вязали в скорбные узлы. И вот шкатулка. Как красивы Для нас открывшиеся вдруг Пересеченные извивы Ее преодоленных мук! Гляжу влюбленными глазами И думаю: "Она мила Не тем, Что мучилась годами, А тем, Что все-таки Жила".

"Мне жизнь моя — не темный лес…"

Мне жизнь моя — Не темный лес, Но странно иногда до жути, Как будто с голубых небес Спустился я на парашюте. Как будто жил в других мирах И все, что вижу, — неизвестность, Как будто где-то в дальних снах Я смутно видел эту местность. И здесь, Отмеченный судьбой, Любуюсь я травою в росах, Березами за городьбой, Кукушками на тех березах. Живу, Влюбляюсь И дивлюсь, Что, разлучая с небесами, Судьба мне подарила Русь С ее полями и лесами. И это все День ото дня Люблю все искренней и пылче, Но скептики твердят, Что я Годами жизни ограничен. — Да, да! — твердят. — Как ни ликуй! И я кричу в листве плакучей: — Кукушка, друг, перекукуй Мне молодость На всякий случай.