Собрание сочинений в трех томах. Том 1

"Все вижу. Твой немой укор…"

Все вижу. Твой немой укор… Ты смотришь, Будто ждешь ответа: Где живость, Где горящий взор, Где озарение поэта? Глаза тусклы, Почти что злы, Как у пропойцы до загула. О, ужас! На плебейских скулах Застыли желваков узлы. Ты думала: Неотразимый. Ни в чем не знавшая потерь, Ты думала, Что я красивый… Не отворачивайся. Верь. Красивы мы, Светлей, чем зимы, Иконописнее, чем Спас. В том и беда, Что мы красивы, Когда никто Не видит нас. И кровь кипит, Душа парит. В ней, чуткой, Все находит отклик. Как у идущего на подвиг Лицо отвагою горит. Но вот погасло вдохновенье, И, к людям открывая дверь, Мы вновь темны, Мы снова тени Самих себя… Как я теперь.

ЕЛЕНА ПРЕКРАСНАЯ

Не верили, Отмахивались: Миф! Но по дворцам, По стенам, взятым с бою, Давно доказано, Что был правдив Старик Гомер, Воспевший гибель Трои. Над нею, павшей, Вечность протекла, Землей укрыла Рухнувшие стены. Виновных нет. И все-таки была Всему виной Прекрасная Елена. Неоспоримы Слезы, муки, беды, Неоспорим И бога Зевса пыл, Когда торжественно В купальню Леды Он, женолюбец, Лебедем приплыл. И родилась Елена всеблагая, Затмившая Эгейскую зарю, Доставшаяся в жены Менелаю, Суровому Спартанскому царю. Где красота, Там правота каприза, А где любовь, Там бой идет не зря. Неоспорима Молодость Париса, Отнявшего Елену у царя. Неоспоримо Менелая сердце, Стучавшее тараном у ворот. Неоспоримо Мужество ахейцев, Поклявшихся Не постригать бород. А годы мимо… Годы мимо, мимо… В крушении Приамовых дворцов Неоспоримо все, Но оспорима Житейская Забывчивость бойцов. Пал Менелай В печали и тоске. Изъела корабли Морская пена. Состарилась Прекрасная Елена. Скорбела Пенелопа Вдалеке. За девять лет, Приученные драться, Копьем и дротиком Вести бои, Уже ахейцы Стали оступаться О клятвенные бороды свои. В крови, В скорбях, В осадной суете Они, вослед Приплывшие под Трою За мною, За дивной красотою, Успели позабыть О красоте. …И мы в бою, И мы твердыни рушим. Но, увлекаясь Праведной борьбой, Лишь одного хочу, Чтоб наши души Не отросли Ахейской бородой.

"Угар любви мне мил и близок…"

Угар любви Мне мил и близок. Но как смешон Тот сердцеед, Что составляет Длинный список Своих "любвей", Своих побед. Марина, Нина, Саша, Маша. Меж тем При встречах, Как у птиц, Была с ним Все одна и та же, Размноженная На сто лиц. Мне радость Выпала иная, Мне жребий Выдался иной: Меняясь, Но не изменяя, Сто женщин Видел я в одной.

"Пришла и чуткою и нежною…"

Пришла И чуткою И нежною Ошеломить И потрясти. Пришла ко мне, Чтоб душу грешную От самого себя Спасти. А у моей души Есть правило, И я воздать Не прочь ему: Коль ничего в ней Не оставила, То и стучаться Ни к чему. С изменами, С любовью, С чарами Душа моя, — Что к ней влечет?! — Как лавка С хрупкими товарами, Закрыта На переучет.

"Не пора ли, не пора ли …"

Не пора ли, Не пора ли Нам игрушки собирать. Мы все игры доиграли, Больше не во что играть, И в любви Не портить крови, Ибо знаю наперед, Что количество любовей В качество не перейдет.

"Не о такой, как ты, мечтается…"

Не о такой, Как ты, Мечтается, Не о такой грущу, Которая Красивых книжек начитается, Придет и мучит разговорами. Еще заставит, Межеумица, И подражательностью маяться: Мол, тот герой не так целуется, Не так в романе обнимается. И лишь одно мне утешительно, Что, споря с книжными страницами, В любви Я отвергал решительно Литературные традиции.

"Он был ворчун…"

Он был ворчун — Не больше, чем любой. Она ж его За это укоряла, Она ему Частенько повторяла: — Что будет В старости с тобой! Шли годы… Он ворчал, Она ворчала. Он ей упрек, Она его в штыки: — Что будет в старости!.. И замолчала. Они давно уж Были старики.

ЦЫГАНКА

Я верю цыганке. Мне счастье она нагадала. По жесткой ладони Всю прошлую жизнь рассказала. Она мне сказала По линиям четким и ясным: — Всю жизнь был любим И всю жизнь был несчастным. Она мне сказала С лукавым цыганским азартом: — Во многих же семьях Красавицам спутал ты карты. Скажу имена их, Да только не надо скупиться. — Скажи-ка, а впрочем, Зачем же… Напрасно трудиться! Я верю цыганкам. Они — как поэты-провидцы, Всю жизнь они смотрят На разные встречные лица, Всю жизнь они бродят, Всю жизнь они новых встречают. И радость и горе — Всё, всё они в нас замечают. И сам я бродяга И многое, многое знаю. Сказал я цыганке: — Давай Я тебе погадаю!

"Ну полно… Полно…"

Ну полно... Полно... Мне тоскливо!.. Угомонись, Раздор не сей. Зачем же так несправедливо Ругаешь ты моих друзей? Ты злишься, Что они приходят Смущать нездешней красотой, Что в поздний час меня уводят Бродить под звездной высотой. Не знаю, Чем ты оскорбилась, Когда сказала, их браня: — Они тебе, скажи на милость, Дороже хлеба и меня! Ну полно же, На них не сетуй. Вершители людских судеб, Мои друзья — они поэты, Необходимые, как хлеб… И все ж Их не сравню с тобою. Без хлеба все-таки живут. Ты — воздух мой, А без него я Не проживу и трех минут.

ЛЮБКА-ЛЮБОЧКА

Утром — Любкой, Ночью — Любочкой… Отряхнув с души золу, С виноватою улыбочкой Проходила по селу. Шла неспешно, Будто с ведрами, Выводя за шагом шаг, И покачивала бедрами По привычке, Просто так. Обзывали Любку шлюхою. Злые женщины порой. Начинали слово буквою Из алфавита второй. Мужики с недоброй шуточкой Свой дневной вершили суд. Шла и знала: Ночью Любочкой, Утром Любкой назовут… Шла отпетая, небрежная, Под лузгу недобрых ляс, Всю себя, нахально грешную, Выставляла Напоказ. Отметая ночи ложные, На меже вблизи села, На другие непохожая Ночь у Любочки была. В играх звездного свечения, С перепевом петухов Ночь любви и очищения Ото всех былых грехов. Ночь, не сделавшая просева, Ночь, не вспомнившая зла. Ничего с души не сбросила, Все с собою понесла. Тихо, полная смирения, Понесла в рассветный дым Новое сердцебиение Рядом, Рядом со своим. Сын приспел. Нужны и метрики. Вот, припав теплом к теплу, С белым ситцевым конвертиком Мать ступала по селу. Мать ступала. В знак прощения Приподняли старики Троеперстно, как крещение, Лаковые козырьки. Мать ступала. И глумливые Смолкли бабы у дверей, Даже самые ревнивые Стали к Любочке добрей. Эти добрые и дружные В мальчике Из доброты Все простили б, Даже мужние, Даже мужние черты… Шла, Впервые некоримая, И несла, забывши все, На судах неоспоримое Оправдание свое.

"Все открыто, все наружу…"

Все открыто, Все наружу, Но уже шепчу, скорбя: Закрывай, Василий, душу, Не выстуживай себя. Стали глубже норы лисьи, Стал пышнее ворс лисят… Листья... Листья... Листья... Листья Золотой пургой летят… Кружат… Кружат… Кружат... Кружат В слезной скуке ноября. Закрывай, Василий, душу, Не выстуживай себя.

"Голова моя, головушка…"

Голова моя, Головушка, Недомога и разлад. Будто вызревшее полюшко Поприбил мне кудри град. Помню, Любовались озимью, Отмечали рост и стать. Значит, беден, Значит, осенью Пышной свадьбы Не играть. Думал, Жизнь переиначится, Зашумит рекой в разлив. И тоскуется И плачется На есенинский мотив.