Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения

Неужели и дальше так будет? О, какой это страшный удар, Если русскую песню погубят Под глумленье и хохот гитар. 1979

Самопародия

Десять девушек сидели На заборе общежитья, Маня, Таня, Тоня, Соня, Нина, Зина, Тося, Фрося, Агриппина, Акулина, Ровно десять — как отдать. Вышел Боков с балалайкой, Девки дружной, тесной стайкой От забора отскочили И поэта заключили В тесный круг — и ну страдать! Десять девушек пылают, Охи, вздохи посылают, Сразу десять завлекают И на чувства намекают, Видит бог, что это так! Но поэт не зазнается, В нем влюбленно сердце бьется, Он играет, он смеется, С языка частушка рвется, Он девчатам признается: — Если б критики вот так! 1979

Ребята с БАМа

Видел я триста ребят в штормовках, Встал и спросил их: — За чем остановка? — Не остановка! Откуда вы взяли? Или оттуда, что мы на вокзале? Мы нынче вечером будем на БАМе, Будем строить, пойдем за грибами. На берег вытянем чудо-тайменя, Кончим работу — затеем пельмени! — Кто вам поможет исполнить желанья? — Летчики наши и рейсовый лайнер! — Я побеседовал и убедился: В бамовцах есть и напор и единство. Знают ребята с БАМа, с КамАЗа Труд и любовь, а еще Карла Маркса, Ленина знают, и не бумажно, А строительно, многоэтажно, Очень жизненно, очень реально. Этим ребятам ничто не рано, Все в самый раз — и любовь и свершенья, Дерзкие взлеты, стальные решенья! 1980

* * *

Т. Ребровой

I

Стоишь на высоком холме, как береза, Примкнута к бровям смотровая ладонь. Спокойно и гордо ты ждешь перевоза, За речкой равнинной пасется твой конь. Там ходит царевич с натянутым луком, С поющей и гибельной тетивой. Ты только скажи, он возьмет на поруки Тебя, твое сердце и все, что с тобой. Что спишь, перевозчик, что дремлешь, паромщик, Давай перевоз и зазря не томи! В ответ соловьи заливаются в роще И сумрак идет на колени твои. И дивный твой облик сияет и светит, В реке шевельнулся луны локоток. Взойдя на восхолмие, ласковый ветер Колеблет на плечике серый платок.

II

Твоя пшеница белоярая Хранится у меня в амбаре. Я счастлив. Это подаяние Мне ночью ангелы отдали. В воскрылиях и всплесках голоса Распахнутость и лебединость. Как ты закликиваешь горестно, Трубишь в свою непобедимость. Россия у тебя не прянична И не сусальна, как обычно. В твоей светелке чисто, празднично, Там я живу, твоя добыча! Чу! Где-то гиканье, и топанье, И прах копытный под ногами. Секирами, мечами, копьями Прогоним идолищ поганых. О избранность моя, о чудо! Пред нами дальняя дорога. Седлай коня, твоя кольчуга Все вытерпят, она от бога! Средь куликовского пожарища Упала молния прямая. Ты этим божеским кинжалищем До печени пронзи Мамая! О женщина! Ты изначальна, Качает бог твои качели. И твой ребеночек отчаянно Толкнул ножонками во чреве!

III

Как мне не хватало твоих откровений, Как мне не хватало твоих заклинаний. Пускай графоман это все опровергнет, Но мы с тобой знаем, луна-то льняная! Колдунья! Пойдем-ка с утра по коренья, Найдем в Уссурийске поляну женьшеня. История катит свои поколенья, И наши стихи — это наши решенья! Темнеет трава по прозванью пустырник, Мы дождь ей подарим, лишь только росла бы. И сеется мрак сквозь ресницы густые, И падают звезды в подол Ярославны. На плечи ложится ночная прохлада, Прикрой свои плечики теплой одеждой. Из хвороста, из всевозможного хлама Пробился цветок — это наша надежда! 1980

* * *

Поэзия — трехпалый свист В глухой ночи за переправой. Дрожмя дрожит зеленый лист, Когда она идет дубравой. Поэзия — пожар в словах, Прыжок пружинисто-упругий. Она живет на островах, А плавает на вольных стругах. То выйдет на реку Оять, То выгребет на даль донскую. Зачем на полках ей стоять, Сердца людей по ней тоскуют! 1980

* * *

Воскресенье, а люди какие-то сонные, Озабоченные, не влюбленные, Динамиту им, что ли, в кровать, Чтобы спячку взорвать? Эй, вы, сони, тетери брусничные, Вы тамбовские или столичные, Вы — органика или скелет, Где направленность и интеллект? Гражданин! Вы проспите Очаково, Вы прочтите, что здесь напечатано. Это лирика, это Кольцов, Да проснитесь, в конце-то концов!