Я, пожалуй, рад безлюдью.Пусть никто, кроме меня,Не встречает ветер грудьюБез костра и без огня.Я, пожалуй, рад молчаньюПтиц, безмолвных в том краю,Пусть молчание лучамиОсвещает жизнь мою.Чтоб у печки и у свечкиПроходили дни мои,След у безымянной речкиНамечая в забытьи
1973
* * *
Просто — болен я. Казалось,Что здоров,Что готов нести усталостьСтарых слов.Заползу в
свою берлогу.ПоутруПостою еще немногоНа ветру.Подышу свободной грудьюНа юру,Постою там на безлюдьиИ — умру.
1973
СЛАВЯНСКАЯ КЛЯТВА
Клянусь до самой смертимстить этим подлым сукам,Чью гнусную науку я до конца постиг.Я вражескою кровью свои омою руки,Когда наступит этот благословенный миг.Публично, по-славянскииз черепа напьюсь я,Из вражеского черепа,как делал Святослав.Устроить эту тризнув былом славянском вкусеДороже всех загробных,любых посмертных слав.
1973
* * *
Коктебель невелик. Он родился из книг,Из проложенной лоции к счастьюКормчий Кафы поймал ослепительный мигИ причалил, ломая ненастье.Он направил корабль по весенней луне,Уловив силуэт Карадага,Он направил корабль по осенней волнеС безмятежной, бесстрастной отвагой.Этот профиль луны на земле засеченПри создании нашей планеты,Магматическим взрывом в науку включен,И на лоции пойман, и людям вручен,Словно дар фантазера-поэта.Пусть потом за спиной и бурлит океанИ волнуется нетерпеливо, —Гаснет боль от телесных, душевных ли ранВ этом ярко-зеленом заливе.И пускай на Луне уж давно луноход,А не снасть генуэзского брига,И в историю вложен ракетный полет —Космографии новая книга, —Никогда, никогда не забудет земля,Что тогда, в штормовую погоду,Лишь по лунному профилю ход корабляОн привел в эту малую воду.
1974
* * *
Я скитаюсь по передним,Места теплого ищу,Потому что в час последнийГула славы трепещу.В переносном и буквальномЖажду только теплотыВ неком царстве идеальном,Где гуляют я и ты.Где других местоименийНе пускают в оборот,Где и гений платит пени,Если сунется вперед.
1974
* * *
Слышу каждое утроГолос Бога-творца:«До последней минуты!До конца! До конца…»Нету истины выше,Нету мысли вернейДля подвала и крыши —Для рабов и царей.Этот лозунг футбольный,Сей спортивный совет,С неожиданной больюПринимает поэт.
1974
* * *
Зови, зови глухую тьмуИ тьма придет.Завидуй брату своему.И брат умрет.
(1970-е)
* * *
Вот так умереть — какКоперник — от счастья,Ни раньше, ни позже — теперь,Когда даже жизнь перестала стучатьсяВ мою одинокую дверь.Когда на пороге — заветная книга,Бессмертья загробная весть,Теперь — уходить! Промедленья — ни мига!Вот высшая участь и честь.
(1970-е)
* * *
Мизантропического
складаМоя натура. Я привыкУдар судьбы встречать как надо,Под крепкою защитой книг.И всевозможнейшие скидкиНесовершенству бытияЯ делал с искренней улыбкой,Зане — весь мир жил так, как я.Но оказалось — путь познаньяИ нервы книжного червяПокрепче бури мирозданья,Черты грядущего ловя.
1976
* * *
Судьба у меня двойная,И сам я ей не рад:Не был бы я поэтом —Был бы тогда солдат.Судьба у меня такая,И сам я этому рад:Остался бы я неизвестнымПоэт я или солдат.
1980
СВЕРЧОК НА ПЕЧИ
Человеческий шорох и шумПредваряют мое пробужденье,Разгоняют скопление дум,Неизбежных в моем положенье.Это, верно, сверчок на печиЗатрещал, зашуршал, как когда-то,Как всегда, обойдусь без свечи,Как всегда, обойдусь без домкрата.
1981
* * *
В гулкую тишинуВходишь ты, как дыханье,И моему полуснуДаришь воспоминанье.Прикосновенье твоеК моей бесчувственной кожеГонит мое забытье,Память мою тревожит.Горсть драгоценных рифмК твоему приходу готова,Ртом пересохшим моимПерешептано каждое слово.Тонкой струей текутОни в твои ладони:Жизнь, упорство и труд,То, что вовек не утонет.
1981
* * *
Яблоком, как библейский змей,Я маню мою Еву из рая.Лишь в судьбе моей — место ей,Я навек ее выбираю.Пусть она не забудет меня,Пусть хранит нашу общую тайну:В наших днях, словно в срезе пня,Закодирована не случайно.
1981
* * *
Не буду я прогуливать собак,Псу жалкоНосить свое бессмертие в зубах,Как палку.В раю я выбрал самый светлый уголок,Где верба.Я сердце бросил — он понюхал, уволок,Мой цербер.Кусочек сердца — это ведь не кость,Помягче, и цена ему иная,Так я вошел, последний райский гость,Под своды рая.
(1981)
ПРИМЕЧАНИЯ
* * *
Стихи В. Шаламова, написанные в 1937–1956 гг., были им самим собраны в книгу «Колымские тетради», состоявшую из шести тетрадей: «Синяя тетрадь», «Сумка почтальона», «Лично и доверительно», «Златые горы», «Кипрей», «Высокие широты». Впервые «Колымские тетради» в полном объеме опубликованы в 1994 г. в издательстве «Версты».
Реально запись этих стихов была начата Шаламовым в 1949 г. на ключе Дусканья, где он работал фельдшером в поселке лесорубов и имел отдельную избушку-медпункт. Сохранились тетради, сшитые Шаламовым собственноручно из разных листов бумаги. После возвращения с Колымы в 1953 г. и до реабилитации и возвращения в Москву в 1956 г. писатель интенсивно работал над текстами колымских и постколымских стихотворений (так он называл стихи, написанные в 1953–1956 гг.). В результате им была подготовлена беловая рукопись «Колымских тетрадей», не содержавшая, однако, датировки каждого стихотворения.
Впоследствии стихи из «Колымских тетрадей» многократно правились автором, а при публикации — и редактором. В настоящем издании они печатаются по текстам белового экземпляра «Колымских тетрадей», сохранившегося в архиве В. Шаламова, исключение составляют тексты, существенно переработанные автором позднее («Стланик», «Раковина», «Как Архимед, ловящий на песке…», «В гремящую грозу умрет глухой Бетховен…», «Земля со мною»).
Некоторые стихотворения 1940–1956 гг. не были включены автором в беловую рукопись «Колымских тетрадей». Видимо, это произошло отчасти по недосмотру автора (как со стихотворением «Сосна в болоте»), а иногда стихи исключались намеренно (как, например, стихотворение «Модница ты, модница…»). Эти стихи собраны составителем в отдельную группу, поскольку их место в композиции «Колымских тетрадей» автором не обозначено.