Собрание сочинений. Том 44
Шрифт:
«Но перейдем от окаменелостей к людям. Бросим взгляд на наиболее живых из них — хотя бы на тех, кто прикидывается таковыми, — на тех, кто отстаивает свои принципы под развернутыми знаменами: легитими¬стов, орлеанистов и либералов. Другое кладбище! Но здесь хоть что-то слышно. Что? Вздох, хныканье, намек. На это у них хватает духу. Но не на большее. Они вздыхают, плачут; слез-то не видно. Это лишь молча¬ливый бунт, отвага ночали и храбрость сожалений. Оплакивается консти¬туция и Хартия 208, и Генрих V, все и вся, вплоть до герцогинь *******> которых они сами выпроводили. Беранже набальзамирован, Вольтер воскрешен из мертвых… Беранже отправился в тюрьму, Вольтер — в из¬гнание. А их плакальщики отправляются в церковь. Умереть за неблаго¬дарных, заявляет храбрая «Debats» ********; значит погибнуть напрасно, а она предпочитает выжить любой ценой… Уж если умирать, заявляет «Siecle», то только во имя умеренности. Мудрые представители своего поколения примиряются с существующим положением дел и довольст¬вуются тем, что торгуют собой на панели». «…Истинные бруты среди них станут в позу умеренной оппозиции к Вейо 421. Да, в середине XIX в., после трех революций, совершенных во имя суверенитета народа и разума, через 66 лет после сентябрьской, через 28 лет после июль¬ской и через 10 лет после февральской революций, в 1858 г. во Франции обсуждают… Что? Чудеса… О Ламенне, образец мужества и благород¬ства, страстный поклонник справедливости, который на следующий день
— бессмертных. Ред. ” — вечный двигатель. Ред. ** — Наполеона I. Ред. ••*• — Доме инвалидов. Ред. • *••« червь. Ред. …… гвардии 42«. рев.
• •….. — Беррийской и Орлеанской. Ред. ……. — «Journal des Debats», Ред.
308
К.
после июньской битвы 1848 г. предпочел лучше сломать свое перо, чем обрубить его по мерке сабли, который выразил свой протест против бога-того победителя смелым возгласом: «Бедные должны молчать» 42а, который превратил в орудие протеста и самый свой возраст в неволе, и само свое погребение в общей могиле ш, ты был лишь трусом и глупцом! Мудрость заключается в том, чтобы писать, ничего при этом не высказывая, сме¬лость — в том, чтобы высказываться ради лжи и предательства, ради мира с режимом ограничений, ради приспособления к диете, предписан¬ной доктором Фьяленом, ради чтения масла и патоки передовых статей, ради поглощения законодательных дебатов в Пьемонте и Бельгии 424. Все это время режим декабря продолжает распоряжаться жизнью, пра¬вами и будущим Франции. Бывших представителей народа, журналистов, лучших граждан — все, что осталось от революции — перевезут из темниц Бель-Иля в темницы Корсики с тем, чтобы по истечении срока наказания отправить их еще дальше — в огнедышащие пески Кайенны, как это сделали с Делеклюзом,.. и даже такие известия должны тайно проса¬чиваться во Францию из глубин английской прессы. Позор, неслыханный даже в языческом Риме, даже среди фанатиков Джидды 4261 Некая замуж¬няя женщина, оставившая своего мужа, приезжает в чужой для нео Па¬риж; здесь ее подвергают аресту и препровождают в караульню; а теперь послушайте, что устраивают солдаты декабря! Цитируем официальный обвинительный акт. Сержант караула заключает ее в камеру и тщетно докучает ей своими грязными предложениями. Затем он приказывает двум из своих chasseurs * войти в камеру и попытать счастья. Женщина оказывает сопротивление и этим двоим. Сержант силой валит женщину здесь же, в казарме, на лавку, подложив ей под голову мешок. Затем тушит свечу, и все присутствующие — (девять мужчин) во главе с сержантом и капралом, держа женщину за руки и ноги, совершают над ней насилие, она же кричит: «Боже! Отпустите меня, отпустите меня!». Сержант, по¬казав пример, отдает приказание: «Справа налево по порядку номеров рассчитайсь! Проходи по очереди!»… Потом они выпивают две кварты бренди за счет пострадавшей. И этих стражей порядка, этих спасителей, увешанных медалями, этот цвет нации, этих chasseurs Венсена, которые совершили декабрьский переворот и которые теперь совершают групповое насилие повзводно, приговорили к шестидневному заключению и штрафу за нанесенный ущерб в сумме 16 франков. Насильники неприкосновенны, а газете, сообщающей эти факты, велено заявить, что в деле были «смяг¬чающие обстоятельства». Да здравствует император! Поистине «Times» права: всякий человек, обладающий здравым смыслом и чувствами, дол¬жен предпочесть полное уничтожение французской прессы ее соучастию в подобных преступлениях. Светильнику, не дающему огня, да не дозво¬лено будет чадить! Зачем дальше лгать, зачем тревожить общественное мнение? Довольно лжи под маской правды, довольно проституции под личиной стыдливости, довольно малодушия под именем постоянства, довольно разложения под видом жизни. Лицемерные, лживые мумии, не прикидывайтесь больше живыми, сойдите в могилу… и подумать только, что это еще лучшие, эти мужи прессы, кичащиеся тем, что они, по край¬ней мере, являются приверженцами той или другой точки зрения!.. Ну, а как же остальные? Здесь, во-первых, есть нейтралы, равнодушные к об¬щественной жизни, удалившиеся под сень прохладных гротов, чтобы там кокетничать с искусством ради искусства или с философией ради филосо¬фии; своего рода отшельники, приходящие в экстаз по поводу рифмы пли линии; хлыщи, придающие значение одной только форме; педанты,
* — егерей. Реф,
НОВЫЙ ФРАНЦУЗСКИЙ РЕВОЛЮЦИОННЫЙ МАНИФЕСТ 309
склонные к абстракции, оправдывающие свое равнодушие никчемностью вульгарного и вместе с тем разрешающие императорскому орлу наделять их понемногу пирогами и крестами, а сами они, подобно насекомым в ко-коне, кончают жизнь самоубийством в своих произведениях; эти гусе¬ницы тщеславия, эти куколки эготизма, бессердечные, погибающие, по¬добно Нарциссу, от любви к самим себе. Затем следует вторая клика, представители которой некогда участвовали в революции, а теперь участвуют в спекуляциях… Прекрасные результаты империи мира 42в… Когда-то они служили принципам, теперь же служат капиталу; когда-то они представляли партии, теперь — банкиров; когда-то они именовали себя монар-хистами или республиканцами, теперь они действуют именем северо-западного или большого восточного банков, как подданные конторы Ми-реса или дома Милло, легитимисты на содержании у этих банкирских династий, левиты 427 биржевых кумиров, воспевающие Ренту и проповедующие право на вознаграждение в храме торгашей; эти последыши сен-симонизма, возглавляющие хор у алтаря золотого тельца, снова ставшего богом, и у трона шулера *, превращенного в Цезаря… Фу! Мы чувствуем запах отвратительных подонков пишущего мира, казенной гнилости, трупов в ливреях, скелетов, обшитых галунами, — «Pays», «Patrie», «Moniteur», «Constitutionnel» — этих отечественных паразитов, водящих хоровод в навозе авгиевых конюшен».
Во второй части своего «Письма к мандаринам» г-н Пиа противопоставляет активную преданность французской прессы времен Реставрации и Луи-Филиппа ее теперешнему полному отречению. При режиме октроированной Хартии
«все, от самых знаменитых до совершенно безвестных, выполняли свой долг. От Беранже до Фанто, от Магалона до Курье, Таи, Туи, Берта, Каншуа, Шатлена — все они отправились в тюрьму, одни — в Сент-Пелажи, другие — в Пуасси. То же самое произошло во времена «лучшей из республик»: Ламенне был заключен, а также Распайль, Каррель, Марраст, Дюпоти, Эскирос, Торе — все республиканцы. Арман Каррель, к вечной славе своей, сопротивлялся тогда насилию силой, защищая свою газету своей шпагой и заставив Перье отступить перед таким неза-бываемым вызовом: «Жизнь человека, исподтишка убитого на улице, ничего не стоит, но дорого будет стоить жизнь честпого человека, с которым бы в его собственном доме расправились sbirri ** г-на Перье во время законного его сопротивления. Его кровь будет взывать к мщению. Каждый писатель, проникнутый чувством собственного достоинства, дол¬жен противопоставить закон беззаконию и силу силе. Что бы ни случи¬лось, таков мой долг…» 428. Однако если после декабря все «мандарины» Франции покинули поле битвы, то центром политической жизни” стал рабочий класс и даже крестьянство. Они одни приняли на себя преступ¬ные гонения, подготавливали заговоры, переходили в наступление — никому не известные, безымянные, просто плебс как он есть… С ними связано и дело Ипподрома 429, и попытки вооруженных восстаний, про¬катившихся от Парижа до Лиона, от Сент-Этьенна до Бордо. В Анже это были carriers ***, в Шалоне — бочары, простые рабочие, которые дейст¬вовали на свой страх и риск без руководителей из высших классов» *30.
• — Луи Бонапарта. РеО. •• — тайные полицейские агенты. Рев, ••• — рабочие каменоломен. РеО.
310
К. МАРКС
Относительно заговора в Шалоне г-н Пиа сообщает некоторые доселе не известные подробности, которыми мы и закончим эти извлечения. Главой заговора был рабочий (бочар) Ажене, 32 лет от роду. Г-н Льевр, государственный обвинитель, высту¬пая перед трибуналом, рисует его следующим образом:
««Этот человек — трудолюбивый, дисциплинированный, обученный и бескорыстный рабочий, вследствие этого он тем более опасен и тем более заслуживает внимания полиции и руки правосудия. Он заявил, что не потерпит, чтобы итальянец был удостоен чести снасти Францию». С целью убедить судей в том, что этого человека следует отнести к числу «вра¬гов семьи, религии и собственности», г-н Льевр зачитал следующее письмо, посланное Ажене из Алжира своей матери и исрехваченноо полицией декабрьского режима: «Мои африканские тюремщики, осве¬домленные о моих отношениях с семьей, часто ставили меня перед выбором — сердце или разум, чувство или долг. Эти мучения возобно¬влялись каждый раз, когда я получал письма от тебя, за их действием па меня они неотступно следили. Так продолжалось долго. В конце кон¬цов, истощив свои уловки и устав от борьбы, главный тюремщик — офи¬цер высокого ранга — как-то вечером зашел ко мне в камору и, обменяв¬шись со мной несколькими слонами, сказал в заключение: «Если ты но согнешься, тебя сломают». «Может быть меня сломают, — сказал я в от¬вет, — но я не согнусь». Через несколько дней мне сообщили,
что есть приказ об отправке меня в Кайенну. Мне дали 12 часов па размышление. Я употребил их с пользой для себя. Таким образом, я но согнулся и меня не сломали. Человек предполагает, а бог располагает — все та же старая поговорка. Поздравляю тебя потому с тем, что тебе было дано увидеть меня не поддавшимся на соблазн, на твои просьбы и действовавшим только в соответствии с зовом собственной совести. Этот верный советчик не раз повторял мне, чтобы я жил только велением сердца и во имя долга, ибо без этого от меня ничего не останется, кроме грубой оболочки; и с каждым днем я все яснее ощущаю, что этот внутренний голос есть голос истины… Вот чем могу я оправдать себя перед семьей»».«Прокурор Империи, — замечает г-н Пиа, — но мог бы, конечно, такого выдумать».
Ажене, не пожелавший ни согнуться, ни сломаться, бежит из алжирской тюрьмы, чтобы избежать заключения в Кайенне, вплавь добирается до корабля, возвращается в Испанию, а от-туда во Францию, где снова появляется в Шалоне. Таков вер-ный солдат Марианны и стойкий защитник Республики.
Составлено К. Марксом 24 сентября 1858 г.
Напечатано в газете «NewYork Daily Tribune» JV5 5458, 19 октября 1858 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
На русском языке публикуется впервые
Г 311
К. МАРКС
Г-Н ДЖОН БРАЙТ 431
Г-н Джон Брайт не только один из самых даровитых орато-ров, которых когда-либо производила на свет Англия, но и нынешний лидер радикальных членов палаты общин, он поддерживает равновесие сил между традиционными партиями вигов и тори 43а. Выброшенный из парламента избирателями от Манчестера за возражения против китайской войны лорда Пальмерстона 433, он был призван вновь в тот момент, когда находился в состоянии прострации под совместным влиянием и этого политического поражения, и тяжкой болезни, и избран от бирмингемского избирательного округа. Он покинул палату общин в важный исторический момент, точно так же и его возвращение в палату после длительного периода страданий и молчания явилось другой такой вехой. Это возвращение было отмечено вынужденной отставкой правительства лорда Пальмерстона 434. Придя в палату общин, где Пальмерстон уже обрел авторитет диктатора, г-н Брайт, почти не имея личных приверженцев, опрокинул этого опытного тактика и не только соз-дал новый кабинет, но и сумел, в сущности, продиктовать условия, на которых он должен исполнять свои обязанности. Зна-чительность этой позиции придала необычную важность первой встрече г-на Брайта с его избирателями, которая произошла в последнюю неделю октября. Впервые с момента выздоровле¬ния великий оратор обращался к массовому собранию, и поэ¬тому событие это вызвало столь мелодраматический интерес. В то же время официальные партии страны с беспокойством ждали объявления мира или войны со стороны человека, кото¬рый, если и не возьмется сам за создание нового билля о реформе
312
К. МАРКС
избирательного права, во всяком случае, решит, какая из пар¬тий должна заняться этим.
Г-н Брайт выступал перед своими избирателями дважды: один раз на публичном собрании, созванном для встречи с ним, вторично — на банкете в его честь. В другом месте мы приводим основные положения и наиболее впечатляющие места из этих речей 435. Если рассматривать их лишь с точки зрения оратор¬ского искусства, то они уступают его прежним выступлениям. Хотя в них и содержатся великолепные примеры красноречия, все же в этом отношении они слабее, чем знаменитая речь о войне с Россией или произнесенная прошлой весной речь о восстании в Индии 436. Но это было вызвано необходимостью. Непосред¬ственная цель оратора заключалась в выдвижении политиче¬ской программы, пригодной для разрешения двух весьма от¬личных друг от друга задач. С одной стороны, она была пред¬назначена для немедленного представления в парламент в каче¬стве законодательного мероприятия, а с другой — должна была послужить призывом к объединению всех отрядов сторонников реформы и на деле создать сплоченную партию реформы. Эта задача, которую г-ну Брайту надлежало разрешить, не поз¬волила ему особенно выставлять напоказ ораторское искусство, а потребовала прямоты, здравого смысла и ясности. В похвалу ему в этом случае достаточно сказать, что г-н Брайт вновь про¬явил себя как непревзойденный оратор, приспособив свой стиль к теме выступления. Его программу можно было бы определить как сведение того, что называлось Народной хартией, до уровня буржуазии 437. Он полностью приемлет один пункт этой программы — баллотировку488. Он сводит другой ее пункт — всеобщее избирательное право — к праву голоса для налогоплательщиков, хотя и заявляет, что он лично возлагает на всеобщее избирательное право большие надежды; таким,образом, избирательный ценз, вводимый теперь для выборщиков от прихода или города, достаточен и для того, чтобы сделать человека избирателем в масштабе империи. И наконец, Брайт сводит третий пункт Хартии, а именно уравнение избирательных округов, к более справедливому распределению представительства от различных избирательных округов. Таковы его предложения. Он хотел бы, составив законопроект, представить его в парламент как собственный билль о реформе в проти¬вовес тем мероприятиям землевладельцев, которые, по-види¬мому, собирается выдвинуть кабинет Дерби; при этом Брайт по¬лагает, что единство, как это имело место в случае с биллем о реформе 1830 г. 362, возникнет, лишь только проект будет внесен на обсуждение палаты общин. Когда предложенная
Г-Н ДЖОН БРАЙТ
313
реформа будет поставлена на рассмотрение, в ее поддержку из различных городов должны быть посланы петиции. Па¬лата общин, вероятно, отступит перед всеобщим волеизъяв¬лением, а если правительству, что вполне возможно, придет¬ся прибегнуть к новым выборам, возникнет еще одна возмож¬ность для агитации. И наконец, г-н Брайт желает, чтобы пар¬тия реформы отвергла любой проект, требующий меньшего, чем он.
Впечатление, произведенное этими выступлениями в Англии, вне всякого сомнения, достаточно полно отражено лондонскими газетами. «Times» с плохо скрываемым раздражением сравни¬вает последнюю и самую значимую речь с легендарной мышью, которую, согласно римскому поэту, произвела на свет гора *. Содержание речи, утверждает газета, банально. В ней нет ничего нового. Даже ее словесная оболочка не нова. Любой уличный оратор, разглагольствующий по поводу реформы, мог бы произнести точно такую речь, в точно таких же выраже¬ниях. Единственное, что кажется новым «Times» — по при¬чине ее собственной устарелости, — это дурной вкус г-на Брай-та, откопавшего давно забытые ругательства в адрес палаты лордов, — словно лорды не снизошли до того, чтобы стать популярными проповедниками социологии, поучающими низ¬шие сословия, как с бодростью переносить предопределенное им подчиненное положение! — словно Бирмингем 1858 года подобен Бирмингему 1830 года с его революционным политиче¬ским союзом! Только дурно воспитанный человек может допу¬стить такие вышедшие из моды анахронизмы. С другой стороны, «Times» приведена в” недоумение недостатком проницательности со стороны г-на Брайта, выступившего в защиту баллотировки, ведь не может же он не знать, что все ниспосланные небом госу¬дарственные деятели — виги и тори, пилиты и последователи Пальмерстона — единодушные противники этой политической ереси. Торийская пресса, со своей стороны, оплакивает заблуж¬дения столь «честного» человека, как г-н Брайт. Она утверждает, что он позволил завлечь себя в ловушку, предательски расстав¬ленную для него фарисеями вигами. По-видимому, она считает эту речь явным нарушением перемирия между радикалами и консерваторами. Однако пальмерстоновская газета «The Mor¬ning Post» вовсе не разочарована, ибо она давно понимает, что от этого упрямого круглоголового 439 ничего хорошего ждать не приходится. «The Morning Chronicle», занимающая про¬межуточное положение между пальмерстоновской прессой и
* — Гораций. Наука поэзии. 139. Ред.
314
К. МАРКС
прессой последователей Дерби, в интересах самого г-на Брайта горюет по поводу того, что он якобы отбросил всякую сдержан-ность и выступил не как государственный деятель, а как демагог. С другой стороны, радикальная пресса и особенно радикаль¬ные дешевые газеты единодушно одобряют как принципы г-на Брайта, так и форму, в которой он изложил их 440.
Написано К. Марксом 29 октября 1858 г. Печатается по тексту газеты
Напечатано в газете «NewYork Daily Перевод с английского
Tribune» M 5479, 12 ноября 1858 г.
в качестве передовой На русском языке публикуется впервые
[ 315
К. МАРКС
* СИМПТОМЫ ВОЗРОЖДАЮЩЕЙСЯ ВНУТРЕННЕЙ ЖИЗНИ ФРАНЦИИ 441
Париж, 9 ноября
Жителям этого города в общем так надоели успехи свободы за границей, что они почти забывают следить за успехами рабства у себя дома. И все же то там, то здесь на социальной поверх¬ности общества появляются симптомы возрождающейся вну¬тренней жизни.