Собрание сочинений. Том 45
Шрифт:
[Требование Бебеля рейхстаг встречает возгласами: «Совершенно верно! Очень хорошо!»]
[Какой же ответ дает прусское правительство на это унич-тожающее обвинение? Оно устами Эйленбурга отвечает, что протоколов не представит и что вообще никаких материалов, подтверждающих обвинение, нет.]
Министр внутренних дел граф Эйленбург: «По первому вопросу
[о сведениях, затребованных представителями союзных правительств «по поводу следствия, произведенного по делу тем временем умершего преступника Нобилинга».]
1) «По первому пункту… я должен заявить, что вопрос о возможности или допустимости оглашения протоколов начатого против Нобилинга
[Определенно Эйленбург сказал лишь: 1) что имел место «один» допрос; он остерегся сказать: «судебный» допрос. Он точно так же не упоминает о том, когда был проведен этот один допрос (очевидно, после того, как попавшая Нобилингу в голову пуля вышибла у него часть мозга).] Но слова, якобы произне-сенные Нобилингом — по утверждению Эйленбурга — во время этого «одного» допроса (если допустить, что Нобилинг был вменяем), доказывают, во-первых, что он не выдавал себя ни за социал-демократа, ни за члена социал-демократической партии; он сказал лишь, что присутствовал на нескольких собраниях
ПРЕНИЯ В РЕЙХСТАГЕ O ЗАКОНЕ ЙРОТЙВ СОЦИАЛИСТОВ 13?
партии, а это делают и жалкие обыватели, и сказал, что «ему понравились те учения, которые там излагались». Эти учения, следовательно, не являлись его учениями. Он относился к ним, как новичок. Во-вторых, свое «покушение» он не ставил ни в какую связь с собраниями и теми учениями, которые там проповедовались.
Но этим курьезы не ограничиваются: то «немногое», что может сообщить г-п Эйленбург, он сам ставит под сомнение или высказывает в форме, вызывающей сомнение: «на этом доп¬росе оп, насколько мне стало известно, заявил»… Судя по этому, г-н Эйленбург протокола никогда не видал. Он знает о нем лишь понаслышке и может сообщить лишь то немногое, что «стало ему таким путем известно». Но тут же он сам при¬знается во лжи. Только что он сказал все, что ему «стало об этом известно», а следующая непосредственно за этим фраза гласит:
«От дальнейших сообщений я вынужден воздержаться, припимая по впима-ние то обстоятельство, что вопрос об оглашении документов подложит компетенции прусских судебных властей».
Другими словами: он скомпрометировал бы правительство, если бы «сообщил» то, что ему известно.
Попутно отметим: если состоялся только один допрос, то мы знаем и тогда», а именно: в тот день, когда Нобилинг с про-стреленной и рассеченной головой был арестован; именно в тот день, когда была выпущена пресловутая телеграмма, в 2 часа ночи, 2 июня. Позже, однако, правительство пыталось возло¬жить ответственность за Нобилинга на партию улътрамонта-нов 103. Допрос, следовательно, никакой связи покушения Но¬билинга с социал-демократией не обнаружил.
Но Эйленбург еще не закончил своих признаний. Он должен
«особенно обратить внимание на то, что уже в мае говорил с этой же три-буны: никто не утверждает, что эти поступки совершены в результате непосредственного подстрекательства со стороны социал-демократии. Я и теперь не в состоянии этого утверждать
или вообще прибавить что-либо новое в этом отношении».Браво! Эйленбург напрямик признает, что вся гнусная полицейская и следственная травля, происходившая со времени покушения Хёделя до заседания рейхстага, не дала ни атома состава преступления для излюбленной правительством «теории» покушений!
Эйленбург и его компания, которые так тщательно «принимают во внимание» права «прусских судебных инстанций», что видят в этом юридическое препятствие для представления рейхстагу «протоколов» после того, как Хёдель казнен, а
138
К. МАРКС
Нобилинг умер, и следствие, таким образом, закончено раз навсегда, — не постеснялись в начале следствия по делу Нобилинга, в самый день покушения, тенденциозной «телеграммой» о мнимом первом допросе Нобилинга вызвать delirium tremens * у немецких филистеров и нагромоздить при помощи своей прессы целые горы лжи! Какое уважение к судебным властям, а в особенности к правительству — тоже обвиняемым!
После того, как г-н Эйленбург заявил о том, что никакого состава преступления для обвинения социал-демократии в связи с этими покушениями нет, — а он еще и потому отказывается представить протоколы, что они выставили бы это неприятное обстоятельство в весьма сатирическом свете, — он продолжает: законопроект основан лишь на «теории», теории правительственной, гласящей
«что учения социал-демократии в том виде, и каком они распространяются посредством яростной агитации, вполне способны принести в одичавших умах столь печальные плоды, какие мы, к величайшему нашему сожалению, видели
[печальные плоды — вроде Зефеложа, Чеха, Шнейдера, Бек¬кера, Кульмана, Когена (он же Блиид)?]
Я надеюсь, господа, что это утверждение и ныне еще не расходится с мнением всей немецкой прессы
[то есть всей, кроме не имеющей официального одобрения, за единственным исключением независимых газет всех направ¬лений]
за единственным исключением социал-демократической прессы».
(Снова чистейшая ложъ\) [Собрания, на которых присутствовал Нобилинг, проходили, как и все остальные, под полицейским наблюдением, в присутствии полицейского; ничего, следователь¬но, предосудительного на них не происходило; учения, которые он там слышал, могли относиться лишь к вопросам, стоявшим на повестке дня данного собрания.]
После этих фактически ложных построений относительно «всей германской прессы» г-н Эйленбург
[«уверен, что в атом отношении он не встретит возражений»].
Отвечая Бебелю, он должен «напомнить, какой позиции придержи¬валась социал-демократическая пресса по отношению к этим событиям», «что социал-демократия убийством, в каком бы виде оно ни выступало», по ее словам, не «гнушается».
* — белую горячку. Рев.
ПРЕНИЯ В РЕЙХСТАГЕ О ЗАКОНЕ ПРОТИВ СОЦИАЛИСТОВ 139
Доказательство:
1) «Прежде всего социал-демократические органы пытались доказать,
что эти покушения инсценированы» (кронпринц).
Шалобы «Norddeutsche Allgemeine Zeitung» на законный характер немецкой агитации.]
2) «Когда убедились в том, что по этому пути дальше продвинуться нель¬
зя… перешли к утверждению, что оба преступника невменяемы, пытались
представить их изолированными идиотами, а действия их — бредовыми
поступками, которые сплошь и рядом встречались во все времена