Собрание сочинений. Том 46 часть 1

Итак, если бы в самом первоначальном отношении предметом и продуктом обмена, совершаемого рабочим, — а будучи продуктом простого обмена, он не может быть никаким иным продуктом, — была не потребительная стоимость, не жизненное средство, не удовлетворение непосредственной потребности, не извлечение из обращения эквивалента того, что в него введено, с тем чтобы этот эквивалент уничтожить посредством потребления, — то труд противостоял бы капиталу не как труд, не как некапитал, а как капитал. Но и капитал не может противостоять капиталу, если капиталу не противостоит труд, так как капитал является капиталом только как не-труд, только в этом основанном на противоположности отношении. Следовательно, в этом случае было бы уничтожено само понятие и отношение капитала.

Разумеется, никто не отрицает, что существуют уклады, где друг с другом обмениваются собственники, которые трудятся сами. Однако подобные уклады не являются укладами такого общества, в котором капитал как таковой существует в развитом виде; поэтому-то такого рода уклады и уничтожаются всюду в результате развития капитала. Капитал может полагать себя в качестве капитала, только полагая труд как некапитал, как чистую потребительную стоимость.

(Будучи рабом, работник имеет меновую стоимость, стоимость; будучи свободным рабочим, он не имеет стоимости; а стоимостью обладает только приобретаемая путем обмена с рабочим возможность распоряжаться его трудом. Не рабочий противостоит капиталисту в качестве меновой стоимости, а капиталист ему. Отсутствие стоимости у рабочего, лишение его стоимости есть предпосылка капитала и условие свободного труда вообще. Ленге считает это регрессом ; он забывает, что благодаря этому рабочий формально дан как личность, которая кое-что значит сама по себе, помимо своего труда и которая отчуждает проявление своей жизнедеятельности только как средство для своей собственной жизни. Пока работник как таковой обладает .меновом стоимостью, промышленный капитал как таковой не может существовать, т. е. вообще не может существовать развитый капитал. Капиталу должен противостоять труд как чистая потребительная стоимость, которая самим своим владельцем предлагается в качестве товара взамен капитала, взамен меновой стоимости этого товара, взамен монеты, которая, правда, становится действительной в руках рабочего только в своем определении всеобщего средства обмена; а в остальном исчезает.) Ладно.

Итак, рабочий находится только в отношении простого обращения, простого обмена и получает взамен своей потребительной стоимости только монету; он получает жизненные средства, но получает их опосредствованно. Эта форма опосредствования, как мы видели, существенна и характерна для указанного отношения . То обстоятельство, что рабочий может дойти до превращения монеты в деньги, до сбережения, доказывает лишь то, что его отношение есть отношение простого обращения; он может скопить больше или меньше; но он не выходит за пределы простого обращения; он может реализовать свои сбережения только путем временного расширения круга своего потребления. Важно то, — и это существенно влияет на определение самого отношения, — что так как продуктом обмена для рабочего являются деньги, то его в качестве господствующей над ним иллюзии подталкивает и делает предприимчивым всеобщее богатство. Вместе с тем в результате этого не только формально открывается простор для произвола при осуществлении [II—29]

[………………………………………………………………………………]

…[III—8] процессов того же субъекта; так, например, говорят, что вещество глаза есть капитал зрения, и т. д. Подобного рода беллетристические фразы, в которых по какой-нибудь аналогии подводится что угодно подо что угодно, могут показаться даже остроумными, когда их высказывают в первый раз, и притом тем более, чем более разнородные вещи они отождествляют. Но если их повторяют, да еще с самодовольством, с претензией на научность, то они попросту глупы. Они хороши лишь для тех беллетристического типа болтунов, которые стремятся все окрасить в розовые тона и которые своим сладеньким как лакрица дерьмом загаживают все науки.

То, что для рабочего, пока он трудоспособен, труд постоянно является все новым источником обмена, — причем не просто обмена, а обмена с капиталом, — это следует из самого определения понятия, согласно которому рабочий продает лишь временное распоряжение своей способностью к труду [Arbeitsfahigkeit] и, стало быть, может постоянно возобновлять этот обмен, как только рабочий примет надлежащее количество вещества, для того чтобы иметь возможность воспроизвести свою жизнедеятельность. Вместо того чтобы выражать свое изумление по поводу того, что рабочий вообще живет, и, следовательно, в состоянии, после того как он выспится и досыта наестся, ежедневно повторять определенные жизненные процессы; вместо того чтобы ставить это в счет рабочему как великую заслугу капитала, — все на свете приукрашивающим сикофантам буржуазной политической экономии скорее следовало бы обратить свое внимание на то, что в результате постоянно повторяемого труда рабочему всегда приходится предлагать в обмене только сам свой живой, непосредственный труд. Само повторение [процесса] является в действительности лишь видимостью. То, что рабочий обменивает с капиталом, есть вся его способность к труду, которую он расходует, скажем, в течение 20 лет. Вместо того чтобы оплатить рабочему его способность к труду сразу, капитал оплачивает ее дозами, по мере того как рабочий предоставляет ее в распоряжение капитала, — скажем, еженедельно. Следовательно, это абсолютно ничего не меняет в существе дела и менее всего дает право делать тот вывод, что — так как рабочему, прежде чем он сможет повторить свой труд и свой обмен с капиталом, нужно 10—12 часов отдохнуть — труд образует капитал рабочего. Фактически то, что здесь рассматривается как капитал, означает лишь предел труда рабочего, перерыв в его труде, означает лишь то, что рабочий не есть perpetuum mobile . Борьба за билль о десятичасовом рабочем дне и т. д. показывает, что капиталист ничего так сильно не желает, как того, чтобы рабочий расходовал свои дозы жизненной силы по возможности без перерывов.

Теперь мы подходим ко второму процессу, который образует отношение между трудом и капиталом после этого обмена. Добавим еще только, что сами политико-экономы вышеприведенное положение выражают следующим образом: заработная плата непроизводительна. Быть производительным у них, разумеется, означает быть производительным в смысле создания богатства. А так как продуктом обмена между рабочим и капиталом — и притом единственным продуктом, данным в самом этом акте обмена — является заработная плата, то политико-экономы признают, что рабочий в этом обмене не производит богатства ни для капиталиста, ни для рабочего: рабочий не производит богатства для капиталиста, ибо для последнего оплата деньгами потребительной стоимости — а эта оплата образует в данном отношении единственную функцию капитала — представляет собой отказ от богатства, а не создание его, вследствие чего он старается платить как можно меньше; рабочий не производит богатства и для рабочего, так как заработная плата создает для рабочего только жизненные средства, удовлетворение, в большей или меньшей степени, его индивидуальных потребностей, но никогда не создает для него всеобщей формы богатства, никогда не создает богатства.

Рабочий не может произвести богатство в обмене с капиталом еще и потому, что содержание того товара, который он продает, никоим образом не ставит этот товар выше всеобщих законов обращения, предполагающих, что за стоимость, которую рабочий бросает в обращение, он, при посредстве монеты, может получить лишь эквивалент в виде другой потребительной стоимости, которую он потребляет. Разумеется, подобная операция никогда не ведет к обогащению, а того, кто ее совершает, должна в конце процесса вернуть к тому самому пункту, в котором он находился вначале. Это, как мы видели , не исключает, а, наоборот, предполагает, что круг непосредственно удовлетворяемых потребностей рабочего может подвергаться известному сужению или расширению. С другой стороны, если бы капиталист, — который в этом обмене выступает еще вовсе не как капиталист, а только как деньги, — все снова и снова повторял этот акт, его деньги вскоре были бы проедены рабочим и [III—9] израсходованы им на ряд других потребностей — починку брюк, чистку сапог, — словом, на полученные им услуги. Во всяком случае, возможность повторения этой операции была бы точно ограничена размерами кошелька капиталиста. Повторение ее обогатило бы капиталиста не больше, чем трата им денег на все другие потребительные стоимости для своей любезной персоны, которые, как известно, никакого дохода капиталисту не приносят, а вызывают одни лишь расходы.

Может показаться странным, что хотя в отношении между трудом и капиталом, а также в этом первом процессе обмена между ними рабочий покупает меновую стоимость, а капиталист потребительную стоимость, причем труд противостоит капиталу не как одна из потребительных стоимостей, а как сама потребительная стоимость вообще, — капиталист должен получать богатство, а рабочий только потребительную стоимость, угасающую в потреблении. {В той мере, в какой это касается капиталиста, это надо рассмотреть лишь в связи со вторым процессом в обмене между капиталом и трудом.} Это кажется такой диалектикой, которая оборачивается как раз в нечто противоположное тому, чего следовало бы ожидать. Однако если рассмотреть это повнимательнее, то окажется, что рабочий, обменивающий свой товар, проделывает в процессе обмена форму Т—Д—Д—Т. Если в обращении исходить из товара, из потребительной стоимости как принципа обмена, то мы неизбежно приходим опять к товару, так как деньги выступают только в качестве монеты и в качестве средства обмена являются лишь мимолетным опосредствованием; товар же как таковой, описав свой кругооборот, потребляется в качестве прямого объекта потребности. С другой стороны, капитал является представителем противоположного момента: Д—Т—Т—Д.

В качестве необходимого закона этого обмена между капиталом и трудом выступает отделение собственности от труда. Труд, положенный в качестве не-капитала как такового, есть:

1) Не-опредмеченный [не-овеществленнъгй] труд, рассматриваемый негативно (сам еще нечто предметное; само непредметное в объективной форме). Рассматриваемый таким образом, труд есть не-сырье, не-орудие труда, не-полуфабрикат: труд, отделенный от всех средств труда и предметов труда, от всей своей объективности. Живой труд (точно так же и нестоимость), существующий в качестве абстракции от этих моментов его реальной действительности; это полное отсутствие всего необходимого, лишенное всякой объективности, чисто субъективное существование труда. Труд как абсолютная, бедность; бедность не в смысле недостатка, а в смысле полного исключения предметного богатства. Или можно сказать еще и так: в качестве реально существующей не-стои-мости, а потому чисто предметной потребительной стоимости, существующей без опосредствования, эта предметность может быть лишь предметностью, неотделимой от личности, лишь такой предметностью, которая совпадает с непосредственной телесностью личности. Так как эта предметность является чисто непосредственной, она столь же непосредственно является не-предметностью, Другими словами: она не является

такой предметностью, которая существовала бы вне непосредственного существования самого индивида, которая не совпадала бы с ним.

2) Как не-опредмеченный [неовеществленный] труд, не-стои-мостъ, рассматриваемые позитивно, или как сама к себе относящаяся негативность, труд есть не-опредмеченное, а стало быть, непредметное, т. е. субъективное существование самого труда. Труд не как предмет, а как деятельность; не как то, что само есть стоимость, а как живой источник стоимости. В противоположность капиталу, в котором всеобщее богатство существует предметно, как действительность, труд есть всеобщее богатство в качестве всеобщей возможности богатства, возможности, которая как таковая реализует себя в действии. Таким образом, отнюдь не являются противоречивыми или, вернее, являются во всех отношениях противоречащими друг другу положения, что труд, с одной стороны, в качестве предмета, есть абсолютная бедность, и что, с другой стороны, труд есть всеобщая возможность богатства как субъект и как деятельность: оба эти положения взаимно обусловливают друг друга и вытекают из сущности того труда, который предположен капиталом в качестве его противоположности, в качестве противоположного капиталу существования и который, с другой стороны, в свою очередь предполагает капитал.

Последний пункт, на который еще следует обратить внимание при рассмотрении того, как труд противостоит капиталу, заключается в том, что, являясь потребительной стоимостью, которая противостоит деньгам, положенным как капитал, — труд представляет собой не такой-то или такой-то определенный труд, а просто труд, абстрактный труд, труд, абсолютно безразличный по отношению к своей особенной определенности, но способный к любой определенности. Конечно, той особенной субстанции, из которой состоит тот или иной определенный капитал, должен соответствовать особенный труд; но так как капитал кап таковой безразличен по отношению к любой особенности своей субстанции и является как совокупностью всех этих особенностей, так и абстракцией от них, то и противостоящий ему труд субъективно содержит в себе такую же совокупность [всех особенных видов труда] и такую же абстракцию [от особенностей каждого из них]. Например, в условиях цехового, ремесленного труда, когда капитал сам еще имеет ограниченную форму, еще целиком погружен в определенную субстанцию и, следовательно, еще не является капиталом как таковым, — труд тоже выступает еще погруженным в свою особую определенность: выступает не в той совокупности и абстрактности, в какой выступает труд, когда он противостоит капиталу. Последнее означает, что хотя в каждом отдельном случае труд и является трудом определенным, но капитал может противопоставить себя каждому определенному труду; ??????? капиталу противостоит совокупность всех видов труда, и является делом случая, какой именно труд противостоит ему в данный момент.