Собрание сочинений. Том 46 часть 1

С другой стороны, для самого рабочего абсолютно безразлична определенность его труда; она как таковая не представляет для него интереса, а интересует его лишь постольку, поскольку это вообще труд и в качестве такового — потребительная стоимость для капитала. [III—10] Быть носителем труда как такового — т. е. труда как потребительной стоимости для капитала — вот в чем состоит экономический характер рабочего; он — рабочий в противоположность капиталисту. Не таков экономический характер ремесленника, члена цеха и т. п.; он заключается как раз в определенности их труда и в их отношении к определенному мастеру и т. д.

Это экономическое отношение — характер, который имеют капиталист и рабочий как полюсы некоего производственного отношения — развивается поэтому в тем более чистом и адекватном виде, чем более труд утрачивает всякий характер искусства. Особые навыки труда всё более становятся чем-то абстрактным, безразличным, а труд всё более и более становится чисто абстрактной деятельностью, деятельностью чисто механической, а потому безразличной, индифферентной к своей особой форме; становится всего лишь формальной или, что то же самое, всего лишь вещественной деятельностью, деятельностью вообще, безразличной по отношению к форме. Здесь снова обнаруживается то, как особая определенность производственного отношения, категории — в данном случае капитала и труда — становится истинной лишь с развитием особого материального способа производства и лишь на особой ступени развития промышленных производительных сил. (Вообще говоря, этот пункт следует специально развить позже применительно к этому отношению между трудом и капиталом, так как здесь он дан уже в самом отношении, между тем как при рассмотрении абстрактных определений меновой стоимости, обращения, денег он еще относится больше к нашей субъективной рефлексии.)

[г)] Процесс труда, включенный в капитал

Итак, мы подходим ко второй стороне процесса обмена между капиталом и трудом. Обмен между капиталом (или капиталистом) и рабочим теперь завершен, поскольку вообще речь идет о процессе обмена. Теперь совершается переход к отношению капитала к труду как потребительной стоимости для капитала. Труд есть не только потребительная стоимость, противостоящая капиталу, но он есть потребительная стоимость самого капитала. В качестве небытия стоимостей как овеществленных стоимостей, труд есть их бытие как неовеществленных стоимостей, их идеальное бытие; он есть возможность стоимостей и, в качестве деятельности, созидание стоимостей. По отношению к капиталу труд есть всего лишь абстрактная форма, всего лишь возможность деятельности, создающей стоимость, деятельности, которая существует только как способность, как потенция в организме рабочего. Но став благодаря контакту с капиталом действительной деятельностью, — сама по себе эта способность не может привести себя в действие, так как лишена предмета деятельности, — способность становится действительной производительной деятельностью, созидающей стоимость. По отношению к капиталу эта деятельность может вообще заключаться лишь в воспроизведении самого капитала — в сохранении и увеличении капитала как действительной и действенной стоимости, а не просто мыслимой, как это имеет место в деньгах как таковых. Путем обмена с рабочим капитал присвоил себе самый труд; труд стал одним из его моментов, который теперь в качестве оплодотворяющей жизнедеятельности воздействует на его лишь существующую, а потому мертвую предметность.

Капитал есть деньги (самостоятельно положенная меновая стоимость), но уже не деньги, существующие в особой субстанции наряду с другими субстанциями меновых стоимостей и поэтому исключенные из всех других субстанций меновых стоимостей, а деньги, сохраняющие свое идеальное определение во всех субстанциях, в меновых стоимостях любой формы и любого способа существования овеществленного труда. Поскольку капитал в качестве денег, существующих во всех особых формах овеществленного труда, вступает теперь в процесс не с овеществленным, а с живым трудом, существующим как процесс и как акт, он представляет собой прежде всего это качественное отличие субстанции, в которой он существует, от той формы, в которой он теперь существует также и в виде труда. Именно в процессе полагания и снятия этого различия капитал сам становится процессом.

Труд есть тот фермент, который, будучи брошен в капитал, приводит его в брожение. С одной стороны, та предметность, в которой существует капитал, должна быть переработана, т. е. потреблена трудом; с другой стороны, должна быть снята чистая субъективность труда как всего лишь формы, и труд должен быть опредмечен [овеществлен] в материале капитала. Отношение капитала (рассматриваемого со стороны его содержания) к труду, т. е. овеществленного труда к труду живому, — а здесь капитал выступает по отношению к труду как нечто пассивное, и именно его пассивное бытие в качестве особой субстанции противостоит труду как формирующей деятельности, — это отношение вообще может быть только отношением труда к своей предметности, к своему материалу (все это следует выяснить уже в первой главе, которая должна предшествовать главе о меновой стоимости и трактовать о производстве вообще); а к труду как деятельности материал, овеществленный труд может иметь только два отношения: отношение сырья, т. е. бесформенного вещества, простого материала для создающей форму, целесообразной деятельности труда, и отношение орудия труда, т. е. такого средства, которое само является чем-то предметным и через посредство которого субъективная деятельность в качестве своего проводника сама помещает между собой и предметом некоторый другой предмет .

Определение [противостоящего живому труду овеществленного труда] как продукта, которое привносят здесь экономисты в качестве определения, отличного от определений сырья и орудия труда, — сюда еще вовсе не относится. Продукт выступает как результат, а не как предпосылка процесса, совершающегося между пассивным содержанием капитала и трудом как деятельностью. В качестве предпосылки продукт не является таким отношением предмета к труду, которое отличалось бы от сырья и орудия труда, так как сырье и орудие труда, являясь субстанцией стоимостей, уже сами представляют собой овеществленный труд, продукты. Вообще субстанция стоимости представляет собой не какую-то особую природную субстанцию, а овеществленный труд. Последний, в свою очередь, сам [III—11] выступает по отношению к живому труду как сырье и орудие труда. Если рассматривать сам по себе простой акт производства, то орудие труда и сырье могут выступать как находимые в самой природе, так что их нужно лишь присвоить, т. е. сделать предметом и средством труда, что само по себе еще не является процессом труда. По отношению к такому сырью и к такому орудию труда продукт выступает как нечто качественно иное и является продуктом не только как результат воздействия труда на материал при посредстве орудия, но и как первое овеществление труда наряду с ними. Однако в качестве составных частей капитала сырье и орудие труда сами уже представляют собой овеществленный труд, следовательно — продукт.

Этим отношение [между капиталом и трудом] еще не исчерпывается. Ибо, например, продукт труда может стать средством и предметом нового труда и в таком производстве, где нет никаких меновых стоимостей, а следовательно, и никакого капитала. Например, в земледелии, производящем исключительно ради потребительной стоимости. Лук охотника, невод рыболова, словом, самые примитивные условия уже предполагают такой продукт, который перестает считаться продуктом и становится сырьем или, в особенности, орудием производства, ибо это есть собственно первая специфическая форма, в которой продукт выступает в качестве средства воспроизводства. Следовательно, это отношение отнюдь не исчерпывает того отношения, в котором сырье и орудие труда выступают как моменты самого капитала.

Впрочем, экономисты преподносят продукт еще и в совсем иной связи, как третий элемент субстанции капитала. Это — продукт, поскольку его назначением является выходить как из процесса производства, так и из обращения и быть непосредственным предметом индивидуального потребления: approvisionnement, как называет его Шербюлье . А именно: это — те продукты, которые должны быть налицо для того, чтобы рабочий жил в качестве рабочего и был в состоянии прожить во время производства до тех пор, пока не будет создан новый продукт. Что капиталист обладает способностью обеспечить рабочему такого рода жизнь, вытекает уже из того, что каждый элемент капитала представляет собой деньги и в качестве таковых может быть превращен из самого себя как всеобщей формы богатства в вещество богатства, в предмет потребления. Понятие «фонд жизненных средств» у экономистов относится поэтому только к рабочим; т. е. этот фонд представляет собой деньги, выраженные в форме предметов потребления, в форме потребительной стоимости, деньги, которые рабочие получают от капиталиста в акте обмена между ними. Но это относится к первому акту [обмена между капиталом и трудом]. В какой мере этот первый акт находится в связи со вторым, об этом здесь речь еще не идет. Единственным разделением [овеществленного труда в его отношении к труду как деятельности], которое дано самим процессом производства, является первоначальное разделение, в свою очередь обусловленное различием между овеществленным и живым трудом, т. е. разделение между сырьем и орудием труда. Что экономисты смешивают эти определения, — вполне в порядке вещей, ибо они не могут не смешивать два момента отношения между капиталом и трудом и не смеют фиксировать их специфическое различие.

Итак: сырье потребляется тем путем, что оно видоизменяется, формируется трудом, а орудие труда потребляется тем путем, что его употребляют, используют в этом процессе. С другой стороны, труд тоже потребляется тем путем, что он применяется, приводится в движение и что, стало быть, расходуется определенное количество мускульной силы и т. д. рабочего, в результате чего рабочий утомляется и изнуряется. Однако труд не только потребляется, но вместе с тем переходит из формы деятельности в форму предмета, покоя, фиксируется в предмете, материализуется; совершая изменения в предмете, труд изменяет свой собственный вид и превращается из деятельности в бытие. Концом процесса производства является продукт, в котором сырье оказывается связанным с трудом, а орудие труда тоже превращается из простой возможности в действительность тем, что становится действительным проводником труда; но в то же время орудие труда вследствие своего механического или химического отношения к материалу труда само потребляется при этом в своей покоящейся форме.

Все три момента процесса производства: материал, орудие, труд, сливаются в нейтральном результате — продукте. Вместе с тем в продукте оказываются воспроизведенными те моменты процесса производства, которые были в этом процессе потреблены. Поэтому процесс в целом выступает как производительное потребление, т. е. как такое потребление, которое заканчивается не ничем и не простым субъективированием предметного, но само в свою очередь положено как некоторый предмет. Это потребление есть не простое потребление вещественного, а потребление самого потребления; в снятии вещественного здесь заключено снятие этого снятия, а потому — полагание вещественного. Придающая форму деятельность потребляет предмет и потребляет саму себя, однако она потребляет только данную ей форму предмета с тем, чтобы придать ему новую предметную форму, и потребляет саму себя только в своей субъективной форме, в форме деятельности. В предметах она потребляет предметное — безразличие по отношению к форме, — а в деятельности потребляет субъективное; предмет она формирует, саму себя материализует. Но в качестве продукта результат процесса производства является потребительной стоимостью.

[III—12] Если мы рассмотрим теперь полученный до сих пор результат, то найдем:

Во-первых. Благодаря присвоению труда, включению его в капитал, — деньги, т. е. акт покупки права распоряжаться рабочим, выступают здесь только как средство вызвать этот процесс, а не как момент самого этого процесса, — капитал приходит в брожение и становится процессом, процессом производства, в котором, как в совокупном целом, капитал как живой труд относится к самому себе не только как к овеществленному труду, но, так как это есть овеществленный [опредмеченный] труд, он относится к себе как к простому предмету труда.