Собрание стихотворений

85. ДУБ

Всех плотников, муз, адмиралов Столетний свидетель и друг. Подобье тишайших каналов, Средь бури вскипающих вдруг. Богатство метафор, сравнений: Жестокой судьбы — с топором, Больших корабельных строений — С республикой, жизни — с листком. Ты — первый в том мире зеленом Деревьев, пространств, облаков, Где молнии пахнут озоном И жареным мясом орлов. Но путаются под ногами Печальных и важных эпох Делишки людишек. А в храме Звенит чепуха медяков. 1934

86. «Судьба поэта? — Не боле…»

Судьба поэта? — Не боле, Как призрачный мир стихов. Немного лавров и соли В похлебке полубогов. Она — по канату хожденье Над площадью городской, Опасный полет и паренье Над шуткою площадной. На площади ходят люди И бутерброды едят. У всех волнуются груди, Зеваки наверх глядят. За славу он по канату Обязан ловко ходить И к рифме рифму за плату С искусством большим находить. И только ангел за это Не требует ничего, Хранит над бездной поэта, Поддерживает его. 1934

87. «Выходит на минуту человек…»

Выходит на минуту человек. А покидает этот мир навек. Не возвращается он больше в дом, Почив на улице под колесом. А ведь рассчитывал он долго жить, Надеялся на счастье, может быть. Хотел устроить все свои дела В непрочном нашем мире из стекла. Пропал божественный расчет и взвес, Не оправдал он замысла небес. Конечно, он дышал по мере сил И даже над прекрасным слезы лил, Но главного он сделать не успел Средь всяких маленьких ничтожных дел. 1933

88. «Какие мелкие страстишки…»

Какие мелкие страстишки Волнуют бурями Парнас! Какие тоненькие книжки В несчастьях утешают нас! Какое это утешенье! Но больше ничего ведь нет — Ни музыки, ни упоенья, Ни упоительных побед. Спроси рассудок о паренье, (С волненьем и ломаньем рук) — О смерти, о недоуменье, С которым мы глядим вокруг… Он славит мускулы, щетину, Не терпит жалкой чепухи. В редакционную корзину Слетают с жалобой стихи. И все-таки болит, не спится. Тревожно жить, мой милый брат Мир не стеклянная темница, А совесть, нездоровье, ад. Чего-то в мире не хватает, И в музыке чего-то нет. Нам успокоиться мешает, Закрыть глаза, прекрасный свет. 1934

89. «Европа счастливых…»

Европа счастливых Амбаров и школ И трудолюбивых, Как фермеры, пчел. Ты — шорох пшеницы И запах сыров, Страна черепицы, Аббатств и волов. Ты — соль в разговоре И бочка вина. Амбар на запоре, Над замком луна. Ты фейерверк меткий Газетных листков, Фру-фру оперетки И стук каблучков. Ты — утром прогулка К руинам в плюще. Румяная булка И путник в плаще. 1933

90. «Не камень, а карточный домик…»

Не камень, а карточный домик, Жилище для бабочек, тень. Но более прочного дома Нам строить не хочется, лень. А буря дохнет на строенье, На птичий наш переполох, И даже не буря — дыханье Любви или женщины вздох, И карточный домик (постройка, Висящая на волоске) Вдруг рухнет, за картою карта, Как все, что стоит на песке. Захлопают дети в ладоши, И тихо из мира преград, Как черные бабочки, души На небо совсем улетят. 1934

91. В ДУБАХ

Из многих деревьев Любимое — дуб. В час бури, средь молний И ангельских труб… За лиственный шепот, За форму листа. До самого неба Его красота. Быть может, то было В суровом раю Иль в царстве гигантов, В древлянском краю — Дубовые рощи Росли по холмам, И жили олени Прекрасные там. Звенели секиры Железом кругом, И строили мужи Корабль или дом. И римская муза Слетала с небес В глухие трущобы Древлянских древес. Средь жалких вздыханий И робких сердец Ты — древо героев. Твой житель — стрелец, Ты — друг дровосека, Мозолистых рук. Ты — мир корабельный, Всплывающий вдруг.

92. «Что ты? — Комочек праха…»

Что ты? — Комочек праха. Едва приметный вздох. В когтях судьбы и страха За участь жалких крох. Что ты? — Пищеваренья Бессмысленный процесс. Молекулы томленье, Без Бога, без небес. Что ты? — Воспоминанье О райских антраша. Летящая в зиянье Бессмертная душа. И ты сгниешь средь тленья, Красавица зеркал, Под шепот восхищенья Входящая на бал. И эти розы, руки — Любовника трофей — Лишь пища смертной скуки И гробовых червей. Но нам еще больнее Тебя любить, в слезах, За плен, за тлен лилеи, За жалобное «ах». 1935

93. «Пустых сердец прохлада…»

Пустых сердец прохлада Страшней суровых зим. Тогда оставить надо Стихи, покинуть Рим. Все ускользает странно — Легчайший дым побед, Прелестный лебедь Анны, Прельщавший столько лет. И вы, беглянки-музы, Устали плакать вы По северным медузам, По пряникам Москвы. А Блок? В стране сияний Уже не видно Вас Сквозь лес воспоминаний, Статеек и прикрас. Никак нельзя руками Дыханье удержать. Никак нельзя… Мы сами Не в силах устоять. Душа вернется к Богу, И музыка потом Утихнет понемногу В пространстве голубом. 1934

94. «Как было бы скучно…»

Как было бы скучно Без адских кругов, Без муз неразлучных, Без слез, без стихов. Без долгих — до света — Бессонниц в аду, Без горечи этой Свинцовой во рту. Без музыки. В грешной Любви без измен И без неутешных Разлук, перемен. Как страшно и скучно: Сахары квартир И благополучно Построенный мир… Из мрамора пышный Потом мавзолей И надпись: «Всевышний — Мир праху»… Елей. Быть может, и млечность Эфира потом, И скучная вечность В раю голубом. 1935

95. СЕРДЦЕ

Тебя, как ключиком часы, Заводят маленькой надеждой — И ты трепещешь средь росы, Кузнечик, пойманный невеждой. Ты наполняешь теплый дом Биеньем, стуком, трепетаньем, Стучишь по жилкам молотком, Мешаешься с ночным дыханьем. Ты — заводного соловья Пружинка звонкая стальная: Покажут иву у ручья, Луну или кусочек рая, И ты поешь всю ночь потом, Заводишь радостные трели Под лунным ивовым кустом, Закрыв глаза, без всякой цели. Но вот тебя ломают вдруг Рукой рассеянной, небрежной. Остановив волов и плуг, Снимает шляпу пахарь нежный. Какой искусный часовщик, Поковыряв в нутре в телесном, Вновь заведет тебя на миг — Механику любви в небесном? О, бедное! Зачем же ты Так на земле печальной билось, Зачем с огромной высоты Стеклянным шариком разбилось? 1935