Собрание стихотворений

207. ВО СНЕ

Мы под призрачным небом живем, В царстве бренных теней, без опоры Все колеблется ветром, вином — Башни, звезды, деревья и горы, Все туманно, все снится, и вот Ускользает из рук на рассвете — Зверь бежит из непрочных тенет, Рыбы в море уходят сквозь сети, Роза вянет в руке, лепестки Превращаются в пепел горячий, И, как школьник у черной доски, Бьемся мы над прекрасной задачей: В непроглядном дыму папирос Как бы не разминуться с душою, Но любить невозможно без слез Под огромной плакучей луною. Здесь уходят навек поезда, Дева машет им ручкой лилейной, Щедро льется по трубам вода, Но пылают от жажды бассейны. 1929

208. РОЗА И ЧЕРВЬ

Он жалкая описка В твореньи, в нотах лир, Он, пресмыкаясь низко, Приполз в блаженный мир, Где призрачное небо Над розой голубой, В амбарах горы хлеба И сладок пир земной. Зачем ему такая Вселенная дана — Мучнистый рис Китая И кладбищ тишина? Но в море погибает Корабль, покинув верфь, И розу пожирает В саду подлунном червь, Недолговечна роза, Как бальных платьев тлен, И губит смертных проза, Превратность перемен. Обильной пищи брюхо Все требует сполна, В луженых глотках сухо У пьяниц без вина, Гремят с холмов шампанских Бочонки в черный трюм, Для пудингов британских Везет корабль изюм. Но после посещенья Нам сладок смертный сон, Блаженное забвенье И холодок колонн. Над грузом пирамиды, Под сенью голубой И сердце хризолиды Вкушает сна покой. На ниточках стеклянных Висят шары светил, Среди полей туманных Течет небесный Нил. И бабочкой бездомной, Еще земным шурша, Бросает кокон темный, Свой тесный дом, душа.

209. «В пылающих розах…»

В пылающих розах Цыганская шаль, В туманных морозах Прекрасная даль. Любовь на пороге, Письмо — на столе — О дальней дороге И о короле. И легкие сани Приносят гусар. В ночном ресторане Под ропот гитар. Цыганка забьется В падучей грудной, Шампанское льется Прохладной рекой. И вот — розоватый Хрустит листопад — Доходы с богатых Имений летят. Так в северной власти В сугробах сердца Пылают от страсти Под звон бубенца.

210. «Мы начинаем день тревожно…»

Мы начинаем день тревожно: Ну как бы не разбить чего, В сосуде хрупком осторожно Храним небесное вино. Кипит трагический напиток В голубоватом хрустале, Но тысячью цепей и ниток Влечет и клонит нас к земле. Автомобильным поворотам Не доверяя, как мечтам, Мы переходим мир с расчетом, Как шумный уличный бедлам. Темнеют заросли природы, Но под защитой светлых лир Растерянные пешеходы Пересекают бренный мир. Подхватывает нас теченье, Как палуба, земля скользит, От грохота и опьяненья Все кружится, и нас тошнит. И вдохновенными слезами Мы плачем горестно потом Над голубыми черепками, Над пролитым впотьмах вином.

211. «Падают корабельные стены…»

Падают корабельные стены, От тропических штормов устав, Пароходные плачут сирены, И взывает средь звезд телеграф. Но никто этих воплей не слышит — Мир уснул. На далекой земле Люди спят под надежною крышей, На удобных постелях, в тепле. Только шумным беспутным поэтам, Полуночникам и чудакам, Слышен голос грудной пред рассветом, Прилетевший с морей к кабакам. В этом мире прекрасном им скучно, Все им чудится и в тишине, Что не все стало благополучно В самой благополучной стране.

212. ПОГОНЯ

Люблю пороховую синеву Над башенками в штормовых ознобах, Где розовую девичью Москву Мы берегли и кутали в сугробах. Она росла снегуркой восковой, И, опустив огромные ресницы, Ходила с песней за водой, На пяльцах вышивала плащаницы. И вдруг ушла народная душа За табором в цыганские улусы. Мы собирали, горячо дыша, Отечество — рассыпанные бусы, Нам пели на колодцах журавли, И рыцарских коней носили тропы. Так мы в погоне средь степей нашли Уроненную туфельку Европы.

213. «Бог любит бедных стихоплетов…»

Бог любит бедных стихоплетов — Бездельников и чудаков, И книжки их без переплетов В дыму табачных облаков. Он любит их удел счастливый И рифмы для плохих стихов Подсказывает терпеливо С блаженных райских берегов. Они слова на север сеют, От споров гибнет тишина, Они от злости зеленеют, От зависти и от вина. Но в этих галстуках небрежных, В дырявых сбитых башмаках, То в близоруких, то в безбрежных Туманных голубых глазах, — В ничтожестве и прозябаньи Нам слышен отдаленный лет Небесной музы и дыханье Прекрасных ледяных высот.

214. «Ты бьешься над зябким созданьем…»

Ты бьешься над зябким созданьем — Над розой поэм. Снег идет, И ты согреваешь дыханьем Холодное сердце, как лед. Но льдинка растает едва ли, А розы — мечтательный вздор, Поэму твою освистали, И воздух стал воздухом гор. Разводит сапожник руками Над бедным твоим башмаком, И все, как в плохой мелодраме, Кончается смертью потом. И кажется жизнь безголосой Ничтожной подругой мечты, Когда за ночной папиросой О смерти подумаешь ты: Жестокое сердце истлеет, И листики музы твоей Забвенье земное развеет, Как ветер полярных полей.

215. «Чуть воздух замутив хрустальный…»

Чуть воздух замутив хрустальный, Холодный воздух синевы, Ледок ломая музыкальный, Покинем этот мир и мы. Еще волнуются невежды И о прекрасном говорят, Но красота смежает вежды И сходит робкой тенью в ад. Там будем плакать мы от скуки В тени безлиственных древес, Ломая призрачные руки Под сводом пепельных небес. Там в адском мраке зал и лестниц, В сияньи обреченных глаз Среди прелестных смутных грешниц Я встречу, может быть, и Вас. Париж. 1931

216. СТРОФЫ

Твой черный плащ и Луна — гитарный строй, Твой замок в лунной чаще Под розовой луной. Твои во сне пейзажи Хрустальных зимних стран, То Африки миражи, То Англии туман. Погиб кораблик смелый, Что наше счастье нес, Мелькал платочек белый В тумане женских слез. Как дым валил чудесно Из пароходных труб, Как музе в мире тесно, Как воздух буден груб. От сладкого волненья Едва-едва дыша, Бросалась в приключенья Чернильная душа. О, сладок дым свободы Для ветренных сердец, Но каменной природы Забвенье, как свинец.

217. «Струится твой голос, как струи…»

Струится твой голос, как струи В холмистой прелестной стране, Но после твоих поцелуев Особенно кажется мне Печальной и тленной земная Пленительная красота, Особенно черной ночная Безлунных ночей чернота. Средь горестных слез и вздыханий, Как бедный усталый пловец, Как жалкий корабль в океане, Я к небу приплыл наконец. Париж. 1931