Как я люблю фламандские панно,Где овощи, и рыбы, и вино,И дичь богатая на блюде плоском —Янтарно-желтым отливает лоском.И писанный старинной кистью бой —Люблю. Солдат с блистающей трубой,Клубы пороховые, мертвых грудуИ вздыбленные кони отовсюду!Но тех красот желанней и милейМне купы прибережных тополей,Снастей узор и розовая пенаМечтательных закатов Клод Лоррена.
75
О, празднество на берегу, в виду искусственного моря,Где разукрашены пестро причудливые корабли.Несется лепет мандолин, и волны плещутся, им вторя,Ракета легкая взлетит и рассыпается вдали.Вздыхает рослый арлекин. Задира получает вызов,Спешат
влюбленные к ладье — скользить в таинственную даль..О, подражатели Ватто, переодетые в маркизов, —Дворяне русские, — люблю ваш доморощенный Версаль.Пусть голубеют веера, вздыхают робкие свирели,Пусть колыхаются листы под розоватою луной,И воскресает этот мир, как на поблекшей акварели, —Запечатлел его поэт и живописец крепостной.
76
Пожелтевшие гравюры,Рамок круглые углы,И пастушки и амурыОдинаково милы.В окна светит вечер алыйСквозь деревья в серебре,Золотя инициалыНа прадедовском ковре.Шелком крытая зеленымМебель низкая — тверда,И часы с Наполеоном —Все тридцатые года."Быть влюбленну, быть влюбленну", —Мерно тикают часы.Ах, зачем НаполеонуПодрисованы усы!
77
Кофейник, сахарница, блюдца,Пять чашек с узкою каймойНа голубом подносе жмутся,И внятен их рассказ немой:Сначала — тоненькою кистьюИскусный мастер от руки,Чтоб фон казался золотистей,Чертил кармином завитки.И щеки пухлые румянил,Ресницы наводил слегкаАмуру, что стрелою ранилИспуганного пастушка.И вот уже омыты чашкиГорячей черною струей.За кофеем играет в шашкиСановник важный и седой.Иль дама, улыбаясь тонко,Жеманно потчует друзей,Меж тем как умная болонкаНа задних лапках служит ей.И столько рук и губ касалось,Причудливые чашки, вас,Над живописью улыбалосьИзысканною — столько глаз.И всех, и всех давно забытыхВзяла безмолвная страна,И даже на могильных плитах,Пожалуй, стерты имена.А на кофейнике пастушкиПо-прежнему плетут венки;Пасутся овцы на опушке,Ныряют в небо голубки.Пастух не изменяет позы,И заплели со всех сторонНеувядающие розыАнтуанеты медальон.
78. ОТРЫВОК
Георгию Адамовичу
Июль в начале. Солнце жжет,Пустые дали золотя.Семья актерская идетДорогой пыльною, кряхтя.Старуха, комик и Макбет —Все размышляют про обед.Любовник первый, зол и горд,Колотит тростью о ботфорт.Все праздны… Бедный Джи — лишь тыПриставлен движимость блюсти, —А кудри — словно завиты,И лет не больше двадцати…Следить так скучно, чтобы мул,Шагая, вовсе не заснул,Не отвязался тюк с едойИли осленок молодойНе убежал. Пылит жара,А путь и долог и уныл.Невольно вспомнишь вечераТе, что в Марсели проводил,При свете звезд, в большом порту.Лелеял смутную мечтуО южных странах. А вдалиЧернели молча корабли.Напрасно мирный свет луныЗемле советует: «Усни», —Уже в таверне зажженыГостеприимные огни.Матросы, персы, всякий люд,Мигая трубками, идут,Толкают дверь, плюют на полИ шумно занимают стол.Как часто Джи глядел в окноНа этих дерзких забияк,Что пили темное вино,И ром, и золотой коньяк.Как сладко тело била дрожь,Когда сверкал внезапно ножИ кровь, красна и горяча,Бежала в драке из плеча.Все из-за женщин. Как в мечте,Проклятья, ссоры и ножи!Но завитые дамы теСовсем не волновали Джи.Когда одна из них, шутя,Его
звала: "Пойдем, дитя…" —Он грубо руки отводилИ, повернувшись, уходил.Но, пробужденному, емуЯвлялось утром иногдаВоспоминание, как тьмуВдруг пронизавшая звезда.Не знал когда, не помнил где,Но видел взгляд — звезду в воде,Но до сих пор горячий рот,Казалось, — и томит, и жжет.Ах, если бы еще хоть разУвидеть сон такой опять,Взглянуть в зрачки огромных глаз,Одежду легкую измять, —Но в этой жизни кочевойОн видит только ужин свой,Да то, что выкрали осла,Да пьесу, что сегодня шла.
79
М. Н. Бялковскому
Кудрявы липы, небо сине,Застыли сонно облака.На урне надпись по-латыниИ два печальных голубка.Внизу безмолвствует цевница,А надпись грустная гласит:"Здесь друга верного гробница",Орфей под этим камнем спит.Все обвил плющ, на хмель похожий,Окутал урну темный мох.Остановись пред ней, прохожий,Пошли поэту томный вздох.И после с грацией неспешной,Как в старину — слезу пролей:Здесь госпожою безутешнойПоставлен мопсу мавзолей.
80
Как хорошо и грустно вспоминатьО Фландрии неприхотливом люде:Обедают отец и сын, а матьКартофель подает на плоском блюде.Зеленая вода — блестит в окне,Желтеет берег с неводом и лодкой.Хоть солнца нет, но чувствуется мнеТак явственно его румянец кроткий.Неяркий луч над жизнью трудовой,Спокойной и заманчиво нехрупкой,В стране, где воздух напоен смолойИ рыбаки не расстаются с трубкой.
81
Визжа, ползет тяжелая лебедка…,О берег разбивается волнаЯнтарная. И парусная лодкаЗакатом медно-красным зажжена.Вот капитан. За ним плетется сеттер,Неся в зубах витой испанский хлыст,И, якоря раскачивая, — ветерВзметает пыль и обрывает лист…А капитан в бинокль обозреваетУзор снастей, таверну на мысу…Меж тем луна октябрьская всплыветИ золотит грифона на носу.
82
На старом дедовском кисетеСлезинки бисера блестят,Четыре купидона — в сетиПоймать курильщика хотят.Но поджимает ноги турокС преравнодушнейшим лицом,Ему не до любовных жмурок,Кольцо пускает за кольцом.Переверни кисет. ПечаленИ живописен вместе вид:Над дряхлой кровлею развалинЛуна туманная глядит.А у застежки в львиных лапахКоран, крутые облака.И слышен выдохшийся запахИ пачули, и табака.
83. СКРОМНЫЙ ПЕЙЗАЖ
Всеволоду Курдюмову
Бросает девочка — котенкуПолуразмотанный клубок,На золотистую плетенкуУселся сизый голубок.Где начинается деревня —Среди столетних тополей, —Старофранцузская харчевняСияет вывеской своей.Большая туча тихо тает,Стоит охотник у ручья —И вороненок улетаетОт непроворного ружья.А сзади — слышен посвист тонкийБича и дальний топот стад,И от лучей зари — в плетенкеВсе розовее виноград.
84
Все в жизни мило и просто,Как в окнах пруд и боскет,Как этот в халате пестромМечтающий поэт.Рассеянно трубку курит,Покачиваясь слегка.Глаза свои он щуритНа янтарные облака.Уж вечер. Стада пропылили,Проиграли сбор пастухи.Что ж, ужинать илиЕще сочинить стихи?..Он начал: "Любовь — крылата…"И строчки не дописал.На пестрой поле халатаУзорный луч — погасал…