Собрание стихотворений

85

Визжат гудки. Несется ругань с барок — Уже огни в таверне зажжены. И, вечера июльского подарок, Встает в окошке полукруг луны. Как хорошо на пристани в Марсели Тебя встречать, румяная луна. Раздумывать — какие птицы сели На колокольню, что вдали видна. Глядеть, как шумно роются колеса «Септимии», влачащие ее, Как рослая любовница матроса Полощет в луже — грубое белье. Шуршит прибой. Гудки визжат упрямо, Но все полно — такою стариной, Как будто палисандровая рама И дряхлый лист гравюры предо мной. И кажется — тяжелой дверью хлопнув, Сэр Джон Фарфакс — войдет сюда сейчас Закажет виски — и, ногою топнув, О странствиях своих начнет рассказ.

86

Цитерский голубок и мальчик со свирелью, На мраморной плите — латинские стихи. Как нежно тронуты прозрачной акварелью Дерев раскидистых кудрявые верхи. Заря шафранная — в бассейне догорая — Дельфину золотит густую чешую И в бледных небесах искусственного рая Фонтана легкую, чуть слышную струю.

87

Про меня «мошенник» вкратце Говорят, говорят, И пестрей, чем на паяце, Мой наряд, мой наряд. Я плясун, плясун канатный Бибабо, бибабо. Я кричу: мой верный, ватный Пес тубо, пес тубо. Прибрели мы из Китая С ним вдвоем, с ним вдвоем. По трапециям летая, Все поем, все поем, В наших песнях много чуши, — Правда — ложь, правда — ложь., Затыкай, коль хочешь, уши — Ну так что ж, ну так что ж! Я судьбы, плясун канатный, — Не кляну, не кляну. — Заменяет песик ватный И жену, и жену.

88

Беспокойно сегодня мое одиночество — У портрета стою — и томит тишина. Мой прапрадед Василий — не вспомню я отчества — Как живой, прямо в душу — глядит с полотна. Темно-синий камзол отставного военного, Арапчонок у ног и турецкий кальян. В закорузлой руке — серебристого пенного Круглый ковш. Только видно, помещик не пьян. Хмурит брови седые над взорами карими, Опустились морщины у темного рта. Эта грудь, уцелев под столькими ударами Неприятельских шашек, — тоской налита. Что ж? На старости лет с сыновьями не справиться, Иль плечам тяжелы прожитые года, Иль до смерти мила крепостная красавица, Что завистник-сосед не продаст никогда? Нет, иное томит. Как сквозь полог затученный Прорезается белое пламя луны, — Тихий призрак встает в подземелье замученной Неповинной страдалицы — первой жены. Не избыть этой муки в разгуле неистовом, Не залить угрызения влагой хмельной… Запершись в кабинете — покончил бы выстрелом С невеселою жизнью, — да в небе темно. И теперь, заклейменный семейным преданием, Как живой, как живой, он глядит с полотна, Точно нету прощенья его злодеяниям И загробная жизнь, как земная, — черна.

89

Вот роща и укромная полянка, Обрыв крутой, где зелень и песок; Вот в пестром сарафане — поселянка, Сбирающая клюкву в кузовок. Глядит из-за ствола охотник-барин, Виляет пес, убитой птице рад. От солнца заходящего — янтарен Ружья тяжеловесного приклад. Закатный луч заметно увядает, Шуршат листы, клубятся облака. И скромно поцелуя ожидает, Как яблоко румяная, щека.

90

Шотландия, туманный берег твой И пастбища с зеленою травой, Где тучные покоятся стада, Так горестно покинуть навсегда! Ужель на все гляжу в последний раз, Что там вдали скрывается от глаз, И холм отца меж ивовых ветвей, И мирный кров возлюбленной моей… Прощай, прощай! О, вереск, о, туман… Тускнеет даль, и ропщет океан, И наш корабль уносит, как ладью… Храни, Господь, Шотландию мою!

91

Все образует в жизни круг — Слиянье уст, пожатье рук. Закату вслед встает восход, Роняет осень зрелый плод. Танцуем легкий танец мы, При свете ламп — не видим тьмы. Равно — лужайка иль паркет — Танцуй, монах, танцуй, поэт. А ты, амур, стрелами рань — Везде сердца — куда ни глянь. И пастухи и колдуны Стремленью сладкому верны. Весь мир — влюбленные одни, Гасите медленно огни… Пусть образует тайный круг — Слиянье уст, пожатье рук!..

92

Уж рыбаки вернулись с ловли И потускнели валуны, Лег на соломенные кровли Розово-серый блеск луны. Насторожившееся ухо Слушает медленный прибой: Плещется море мерно, глухо, Словно часов старинных бой. И над тревожными волнами В воздухе гаснущем, бледна, За беспокойными ветвями — Приподнимается луна.

93

Как древняя ликующая слава, Плывут и пламенеют облака, И ангел с крепости Петра и Павла Глядит сквозь них — в грядущие века. Но ясен взор — и неизвестно, что там Какие сны, закаты, города — На смену этим блеклым позолотам — Какая ночь настанет навсегда!

94

Уже сухого снега хлопья Швыряет ветер с высоты И, поздней осени холопья, Мятутся ржавые листы. Тоски смертельную заразу Струит поблекшая заря. Как все переменилось сразу Железной волей ноября. Лишь дряхлой мраморной богини Уста по-прежнему горды, Хотя давно в ее кувшине Не слышно пения воды. Да там, где на террасе гвозди Хранят обрывки полотна, Свои исклеванные гроздья Еще качает бузина.

95

Веселый ветер гонит лед, А ночь весенняя — бледна, Всю ночь стоять бы напролет У озаренного окна. Глядеть на волны и гранит И слышать этот смутный гром, И видеть небо, что сквозит То синевой, то серебром. О, сердце, бейся волнам в лад, Тревогой вешнею гори… Луны серебряный закат Сменяют отблески зари. Летят и тают тени птиц За крепость — в сумрак заревой. И все светлее тонкий шпиц Над дымно-розовой Невой.

96

Закат золотой. Снега Залил янтарь. Мне Гатчина дорога, Совсем как встарь. Томительнее тоски И слаще — нет, С вокзала слышны свистки, В окошке — свет. Обманчивый свет зари В окне твоем, Калитку лишь отвори, И мы — вдвоем. Все прежнее: парк, вокзал… А ты — на войне, Ты только «Прости» сказал, Улыбнулся мне; Улыбнулся в последний раз Под стук колес, И не было даже слез У веселых глаз.

97

Все дни с другим, все дни не с вами Смеюсь, вздыхаю, и курю, И равнодушными словами О безразличном говорю. Но в ресторане и в пролетке, В разнообразных сменах дня Ваш образ сладостно-нечеткий Не отступает от меня. Я не запомнил точных линий, Но ясный взор и нежный рот, Но шеи над рубашкой синей Неизъяснимый поворот, — Преследуют меня и мучат, Сжимают обручем виски, Долготерпенью сердце учат, Не признававшее тоски. ………………………… ………………………… ………………………… …………………………