Согрешить с негодяем
Шрифт:
«Да. Готова. Начинай». Она не была уверена, что не сказала этого вслух.
Лукас засмеялся.
– Не будем торопиться, счастье мое. – Он раздвинул складки и опять нашел ту самую чувствительную точку. – Ученые должны проводить опыты не торопясь, шаг за шагом, не так ли?
В ответ Кьяра застонала, сказать что-нибудь осмысленное было выше ее сил. Круговое движение большого пальца доводило ее до беспамятства. Она стиснула Лукаса в объятиях и прижала к себе. Ей нужно было ощущать тяжесть его тела. Чувствовать его в себе. Желание захлестнуло ее. Ближе. Ближе.
Промычав что-то, Лукас откинулся назад. Лицо было напряженным. Волосы упали на лоб, скрывая выражение глаз. В колеблющемся свете длинные вьющиеся пряди блестели как полированное черное дерево.
Кьяра забыла обо всем на свете.
Лукас вошел в нее. Сначала на самую малость. Сдвинулся назад.
Она обхватила мощные бедра и издала какой-то жалобный вой. Все так! И все неправильно! То, что происходило, случилось вопреки разуму. Она это понимала. Но… О, как она хотела его!
Лукас снова вошел в нее. На этот раз немного глубже. И вышел. Совсем!
Ощущение было непереносимым. И потрясающим.
Ухватив его за ягодицы, чтобы он больше не вырвался, она подалась навстречу и приняла его целиком.
В какой-то момент Кьяра увидела в его глазах отражение того же самого изумления, которое овладело ею. Ей показалось, что она ошиблась. Это игра света и теней. Для него постельные игры были не внове. Может, проявление душевной открытости и делало его таким желанным и популярным у женщин. Он давал почувствовать женщине, что она для него светоч жизни.
Чтобы так искусно заниматься любовью, нужна большая практика… Надо сосредоточиться. Нельзя вспугнуть волшебство момента.
Лукас стиснул зубы, пытаясь сдержать себя. У них с Кьярой это было в первый раз, поэтому все должно быть по-особому. Конечно, у нее уже был мужчина. Торопливый первопроходец. Осеменитель. Но большой радости она тогда не испытала.
Ей пришлось долго скрывать свои истинные достоинства – женскую страстность и серьезность настоящего ученого. А еще стыдиться своего роскошного тела и выдающегося ума.
Черная вдова с Понт-стрит.
Мужчины обычно боятся умных женщин. Но для Лукаса интеллект обладал дополнительной притягательностью. Возбуждал. Очаровывал. Вызывал обожание. Когда он смотрел на Кьяру, ему хотелось стать лучше.
Но только не в данную минуту. Сейчас он, слабый эгоистичный сибарит, не мог оторваться от нее. Его тело было полно темной, жестокой похоти. Он резко вошел в нее, чувствуя, как она захватила его в горячий и влажный плен.
– Ты ослепляешь меня. Очаровываешь меня. Ты околдовала меня.
Она потянулась к нему, сияние звезд отражалось у нес в глазах. Их тела вздымались и опадали в волнообразном ритме. Все быстрее и быстрее, пока у него в ушах не загрохотал стук ее сердца. Или это было его собственное?
Трудно определить.
А сердце продолжало грохотать. Последний толчок бедер, и он почувствовал, как она обхватила его ногами. Кьяра взлетела на вершину блаженства и закричала.
Лукас тоже хрипло застонал. Теперь
она принадлежит ему. Вся, без остатка.Не теряя головы, Лукас резко вышел из нее, изливая семя ей на живот.
– Счастье мое! – Приподнявшись на руках, он стал покрывать поцелуями ее шею и грудь, пока она не отпустила его.
Еще бы чуть-чуть… Ни он, ни она не подумали о том, чтобы предохраняться. Сейчас ей только забеременеть не хватает. Тем не менее какое-то странное ощущение потери овладело им. Он откинулся на спину и углом простыни отер ей живот.
Кьяра лежала неподвижно, опустив ресницы. Ее волосы рассыпались по подушке, как мерцающий золотой нимб вокруг головы. Он испытывал какую-то неловкость и поэтому не хотел прерывать молчание. Все равно то, что хотелось сказать, нельзя было выразить словами. Вместо этого он улегся сбоку, с удовольствием отмечая мелкие подробности – как она пахнет после секса, мягкость усталого тела, легкость дыхания.
Через секунду Лукас придвинулся ближе и по-хозяйски положил руку ей на бедро. Его охватило незнакомое чувство. Никакого отношения к физической истоме оно не имело. Оно было более… умное. Удовлетворенность? Нет, что-то более глубокое. Наверное, было бы правильнее сказать – ощущение покоя.
Кьяра пошевелилась и приоткрыла глаза.
– Ммм… – промычала она сонно, лениво и чувственно. Затем поморгала, приноравливаясь к свету. – Лукас. – Ему понравилось, как она это произнесла: медленно, протяжно, как тянут ириску. – Это было что-то особенное…
Улыбнувшись, он остановил ее, приложив палец к губам.
– Да, было дело.
Она очаровательно занервничала, что совсем не походило на нее.
– Я не это хотела сказать. – Лениво приподнявшись, Кьяра облокотилась на подушку.
Когда Лукас увидел, как простыня соскользнула с нее, приоткрыв грудь, он почувствовал, как у него непроизвольно дернулся член. Вот дьявол! Не хотелось докучать ей своими ласками, но если простыня спустится еще на дюйм, ему не останется ничего другого, как завалить ее на спину и взять еще раз.
– Я имела в виду, что у нас особые обстоятельства. – Она покусала губу. – Мы не можем… В смысле, мы не должны…
– Тшш. – Он поцеловал ее в губы и накрыл простыней. – Сейчас спать. Смысл будем искать потом.
Глава 21
Свершилось!
Кьяра поморщилась. Надо же, как пафосно. Она ведь не какая-нибудь гусыня из душещипательного романа. Она ученая дама, рационально мыслящая, приученная к дисциплине и независимости суждений.
Тогда почему мысли ее порхают и мечутся, как облака цветочной пыльцы на ветру?
Туман отступил, оставив после себя утреннюю прохладу и ясное небо. Кьяра вышла на обрывистый берег моря. Она поднялась чуть свет и решила отправиться на прогулку, вместо того чтобы сидеть за завтраком в столовой. Рано или поздно ей придется встретиться с Лукасом при свете дня. Но пусть их встреча произойдет не как дополнение к копченой селедке и тостам, и уж тем более не во время научных дебатов между Ариэль и сэром Генри.