Согревая сердцем
Шрифт:
Огонь в очаге зашипел и выбросил несколько искр. Арталетта выругалась сквозь зубы и стряхнула искры с подола темно-зеленого платья, расшитого серебром. Вот уже несколько дней у нее не получалось одно заклинание, над которым фея трудилась с особенным усердием. Надо будет написать эльфам, досадливо поморщилась она, опять закончились слезы единорога и выжимка из травки, которая растет только в Тауроне. Отношения с остроухими мерзавцами у Арталетты сложились, в общем-то, мирные, если не считать того, что обе стороны терпеть друг друга не могли. Впрочем, при встречах они старались сдерживаться. Эльфы подчеркнуто изысканно разговаривали, стараясь выделить свой особый статус, а Арталетта изо всех сил сдерживала острый язычок, способный весьма едко ужалить. Ее сдержанность не касалась только Таурендила. Давнего знакомого Арталетта не щадила, осыпая ворохом колких шуточек и насмешек. Белобрысый злился, но почему-то не насылал на нее страшные проклятия.
Наконец цвет отвара из болотно-зеленого стал нежно-фиолетовым, как и требовалось. Арталетта удовлетворенно вздохнула и бросила туда последнюю щепотку сушеного папоротника и щелчком пальцев уменьшила огонь под котлом. Готово. Через полчаса можно будет разлить по склянкам. Городские модницы за это снадобье заплатят полновесными золотыми монетами, потому что, протирая им свои мордашки, они приобретали изумительно свежую кожу и красивый цвет лица. Самой же Арталетте наплевать было на нужды горожан, просто последствием этого заклинания являлся как раз настой. А зачем выбрасывать то, на чем можно заработать, верно?
Аккуратно составив на полку склянки, Арталетта набросала список того, что ей нужно от эльфов, и вызвала почтового голубя. Привязав трубочку бересты к лапке птицы, вынесла его наружу и шепнула заклинание поиска пути. Прокурлыкав нечто вроде прощания, белоснежный голубь взмыл в небо. Романтически провожать его путь в облаках Арталетте было решительно лень, и она вернулась в дом, где в очаге весело шипело жарящееся мясо. Ужином фея не пренебрегала никогда.
Ульрика с улыбкой наблюдала за годовалой дочерью, ползающей по роскошному ковру комнаты. Вокруг малышки россыпью валялись игрушки, которые она то и дело тащила в рот, стараясь делать это незаметно от мамы. Иногда ей это удавалось, но чаще бдительная мать отнимала у ребенка погремушку или куклу. Вадим сидел в кресле у очага, что-то записывая на развернутом свитке. Внезапно он замер, держа на весу перо. Снова перед глазами встало любимое лицо, россыпь золотых волос и нежный голос. Пресветлые боги, за что ж им такое наказание? Ну разлучили — так дайте забыть друг друга! Почему-то он был уверен, что Илика тоже помнит о нем и скучает. Сердце чувствовало. Он уже давно возглавлял Фантомов, несмотря на то, что отец от дел не отошел и продолжал принимать активное участие в делах клана. Но основная работа легла на плечи сына. Недавно они вернулись из Ар Каима, где прошел очередной Совет Союзов. Обсуждали весенний цикл войн, их результаты, ошибки. Грегора поставили руководить одним из рекрут-кланов — его временное пребывание на посту главы Шиноки было высоко оценено главами. Поставленный на ответственный пост парень неожиданно показал себя отличным руководителем и главой. Несмотря на молодость, в нем чувствовались явные задатки. Иногда Драгомир в шутку говорил, что сыновья родились не в ту очередь — для Вадима его должность была скорее наказанием. Он, конечно, честно выполнял свои обязанности, не отлынивая от дел, но видно было, что ему не в радость жизнь клана, ведение документов, ответственность за целый клан, а не только за свою дружину. Но ничего изменить было нельзя: приверженец традиций Драгомир слышать не желал о том, чтобы освободить старшего от почетной должности. Лорд надеялся, что со временем сын смирится и будет находить удовольствие в своей деятельности. По крайней мере, о своей простолюдинке он давно не заикался. Странно только, что его жена так лояльно отнеслась к существованию соперницы и даже предложила назвать ее именем малышку. Драгомир злился и старался обращаться к девочке не по имени, а ласковыми словами — солнышко, малышка, лапушка и так далее. Члены семьи только улыбались, глядя на то, как дед нянчится с черноволосой крохой. Арабелла в девочке тоже души не чаяла, приглашая дочь в гости чуть ли не каждую неделю. Пару раз в месяц Ульрика обязательно выбиралась к матери, благо муж постоянно катался в Ар Каим по делам Фантомов и брал ее с собой.
Сегодня Вадим обещал отвезти дочь к замковой целительнице — последние дни она кашляла и плохо спала. Закончив писать, он набросил куртку и попросил жену одеть малышку. В замке уже две недели валились с ног больные слуги, но без целительницы понять, что случилось, никто не мог. Благо Ульрика и малышка почти не покидали своего дома — слуги, работающие у них, первыми начали подавать признаки хвори.
Целана, замковая целительница, осмотрев малышку, сказала, что у нее воспалено горлышко и легкая температура.
— Лучше бы ей полежать немного здесь, — озабоченно покачала она головой, пеленая ребенка. — У вас там уже двенадцать человек захворали. А здесь только трое, и те в казарме. В замке все хорошо пока.
— А что творится, не знаешь? — спросил Вадим, выглядывая в окно, где на площадке рубились в тренировочном поединке дружинники. — Люди действительно валятся один за одним. Симптомы
я тебе описывал. Не знакомы?— Знакомы… — погрустнела Целана. — Я очень не хочу верить, но… Кажется, это чума. Лорд Драгомир уже занялся поисками тех, кто в последние две недели появлялся или приезжал в замок. Сказал, найдет — изолирует от остальных. Больные уже переведены в отдельное крыло в казарме. Туда никого не пускают, кроме меня.
— Макошь великая! — ахнул Вадим. — Ну надо же… Как эта дрянь в замок попала?
— Видимо, приехал кто-то зараженный. То ли не знал о своей болезни, то ли нарочно решил заразить здешних, — пожала плечами Целана, укладывая заснувшую Илику в колыбельку. — Лорд выясняет. Я просто еще от Илики твоей помню совет — если переболеет виновник, то из его крови можно лекарство делать. Разбавлять настоем одним — и закапывать через разрезы. Или через такую иглу, она попросила кузнеца сделать — с воронкой на конце. Туда капаешь жидкость, она по трубочке внутри попадает в кровь. Так что оставил бы ты ребенка. Да и жену бы привез — нечего ей заразой дышать.
— Пожалуй, ты права, — задумчиво кивнул парень, привычно отметив, как кольнуло сердце при имени потерянной любимой. — Сегодня же отдам приказ перевезти ее сюда. Ты скажи, чтоб мою старую комнату подготовили. Я тогда ребенка тебе оставлю, хорошо? Мне сейчас в Лютецию надо, срочные дела. Ну, перевезти же и без меня можно.
— Конечно, — улыбнулась рыжеволосая целительница. — Я присмотрю за ней до приезда твоей жены. Поезжай спокойно.
Вадим поцеловал дочь и уехал. Ульрика переехать в родительскую часть замка не успела. После ухода мужа она решила сходить на кухню что-нибудь перекусить. А вернувшись, почувствовала недомогание, характерное для заболевших обитателей замка — головокружение, тошнота, высокая температура. Нездоровилось и Ладе. Драгомир метался по замку в поисках привезшего заразу воина. Наконец выяснилось, что это новенький дружинник, прошедший обучение в Ар Каиме. Неизвестно, где он подхватил заразу. Парень, качаясь от температуры, уверял, что понятия не имел о своем недуге, пока не приехал в Сенежский замок. Тонко чувствующий ложь Драгомир видел, что воин говорит правду. Оставалось ждать, пока пройдет кризис у этого больного, чтобы, если он выживет, его кровью исцелить остальных. Сколько времени это займет — неизвестно.
Приехавший вечером Вадим с удивлением обнаружил запертые ворота своего замка и стоящую у ворот охрану. Обычно это крыло, пристроенное к основной части замка, в стражниках не нуждалось, тем удивительнее было видеть вооруженных до зубов латников возле входа.
— Ребята, в чем дело? — встревоженно спросил Вадим. — Зачем охрана понадобилась?
— Чтобы в замок никто не ходил, — мрачно ответил стоящий слева воин с топором в руках. — У вас там все свалились, даже твоя жена. Хорошо, ребенка увез. В замок только с северного входа войти можно — со стороны главных ворот тоже не пускают. Больные ратники в одной из казарм лежат, рыжая их лечит. Ты иди в родительское крыло, сюда тебя не пустим.
Вадим похолодел. Ульрика заболела?? Только бы пронесло! Он вдруг осознал, услышав страшное известие, что его чувство к жене вполне можно назвать любовью. Непонятно, как в сердце могли уживаться две любви — к Илике и жене — но тем не менее это так. Он любил обеих. Просто быть рядом довелось только одной. Мысль о том, что Ульрика может умереть, заставляла его скрипеть зубами от боли. Ну почему она?
Безутешный муж не помнил, как оказался в родительском крыле. Зашел к матери — и с облегчением узнал, что ее хворь к захватившей замок эпидемии не имеет отношения, это всего лишь простуда. Посидев немного с родительницей, поднялся — навестить дочь. Слава богам, малышка крепко спала, наевшись вкусной молочной кашки, на которую мастерица была кухарка. Сев рядом с колыбелькой, Вадим бездумно уставился в окно, пытаясь понять, что делать, и одновременно молясь о том, чтобы жена поправилась. Целана сказала, что у многих заболевших есть серьезные шансы на выздоровление. И он просил богов, чтобы среди этих счастливчиков оказалась и Ульрика. Главе клана было стыдно за то, что о воинах он думает во вторую очередь, но супруга была ему важнее.
Через три дня виновник эпидемии пошел на поправку. Кризис миновал, и стало ясно, что исцеление близко. Целана тут же наготовила порций чудесного лекарства и с помощью одной из не испугавшихся заразы служанок начала вводить ее больным. А еще через три дня жестокая болезнь определила, кому жить на свете дальше, а кому пора покинуть этот мир. Вадим с ужасом узнал, что среди тех, кому пришлось уйти из жизни, оказалась его жена. Всего умерли четырнадцать человек из тридцати заболевших.
Он сидел в их супружеской спальне рядом с телом жены, которую уже одели к похоронам, и пытался понять, что ее больше нет. Что уже не улыбнутся робко нежные губы, не зайдет она «случайно» в казарму или конюшню в поисках мужа. Не напоет колыбельную дочери. Ульрики больше нет. Он снова и снова повторял эту фразу, пытаясь услышать и понять ее. Но разум отказывался воспринимать страшное известие. Даже несмотря на то, что жена лежала рядом, не отзываясь на прикосновения и зов, не могло его убедить.