Сократ
Шрифт:
– Не понимаю, что ты имеешь в виду?
– удивился Ферамен. Критий сурово произнес:
– Желаю принести клятву!
– Помилуй Зевс, да мы верим тебе, как брату, - с одушевлением вскричал Писандр.
– Однако действительно - каждый в нашей гетерии обязан поклясться в том, что он сделает все для свержения демократии. Твою присягу, Критий, должно принять в торжественной обстановке. Через неделю. А теперь говори свободно.
И Критий заговорил:
– Как я уже упомянул, я тоже ученик Сократа. Но Алкивиад перенял от него не самое ценное. Я взял у Сократа больше: софросине, искусство не быть опрометчивым.
–
– Писандр сделал ударение на слове "никто".
Критий усмехнулся:
– Алкивиад опаснее всего для самого себя. Знаю я моего знаменитого двоюродного братца. У него есть все, что нужно для счастья и что может привести к желанной славе, но, - тут он громко рассмеялся, - но, дорогие друзья, боги одарили в его лице не человека, а хищника! У людей же - так уж оно повелось - рождается естественное желание уничтожить хищника.
Ферамен кивнул:
– Алкивиад не живет - он мчится по жизни. Куда - вот вопрос.
Критий посмотрел в лицо Писандра, слабо освещенное тусклым огоньком лампы.
– "Любезно богам - вы слышите, Музы?
– давать человеку пути направленье..."
Писандр захлопал в ладоши:
– Я аплодирую не только поэту, но и самой мысли! Вмешаться в великие планы, остановить поход, возникший в воображении мегаломана...
– Ты тоже поэт, Писандр, - подобострастно молвил софист Антифонт.
– Я всего лишь обыкновенный судебный ритор, выступающий по делам об убийствах, но осмелюсь пройти дальше по твоему следу, благородный Писандр. Остановить поход - но прежде чем брызнет первая капля крови.
Писандр перевел взгляд с Антифонта на Крития.
– Так встретим же с радостью Крития, который принес нам не только себя, но и Сократову софросине. Знать цену времени и цену тому, как развиваются события, - вот главный вывод для каждого из нас; а потом - направлять, с чувством меры, терпеливо, но и неутомимо готовить час, когда с чистого неба грянет гром...
– Отлично, славный Писандр!
– вскричал Антифонт.
– За это стоит совершить возлияние Гермесу, богу хитрецов!
Чаши подняты. Рисунки на золотых сосудах словно шифр, сложный, как заговор олигархов.
– О чем говорил на пиру Алкивиад?
– спросил Крития Писандр.
– Ни о чем особенном. О любви к Афинам. Заговорили о практическом воплощении этой Алкивиадовой любви.
– Радикальный демократ, он захочет вернуть Афинам прежнее могущество и славу, - сказал Ферамен.
– Сравняться с Периклом?
– бросил Антифонт.
– О нет, превзойти Перикла!
– воскликнул Критий.
– Распространить демократию на всю Элладу, Афины же сделать ее главой.
– Ну нет! Это пустые мечты мегаломана...
Ферамен отверг такое предположение - не потому, что не верил в его осуществление, но как раз потому, что верил.
– Перикл тоже был мегаломаном, а сколь многого сумел добиться! медленно проговорил Писандр.
– То, что удалось Периклу, не может удаться Алкивиаду, - с пророческой убежденностью возразил Антифонт.
– Почему?
– Писандр намеренно задал этот вопрос, чтоб друзья не успокоились.
– А если эти мечты понравятся всем демократам Эллады и островов? Да они откроют тогда ворота Алкивиаду! Он легко выиграет войну...
– Стало быть,
мы никогда не дождемся своего часа!– одновременно воскликнули Антифонт с Фераменом.
Критий поднял и медленно опустил руки.
– Сойдем с облаков на землю, с высот мечтаний к действительности, друзья. Ибо чем смелее мечта, тем легче она рушится.
Тишина. Потом - Писандр:
– Сама по себе?
Тишина. И - Критий:
– Этому помогут.
Язычки пламени в светильниках будто подскочили и сделались ярче. Писандр собрался произнести речь, но не успел проглотить кусочек миндального пирожного, вдохнул ртом, и крошка проскочила ему в дыхательное горло. Он поперхнулся, стал задыхаться, лицо налилось кровью, посинело, набрякли жилы на лбу.
Испуганные гости вскочили, кинулись на помощь, осыпая Писандра вопросами - что с ним случилось?
А тот кашлял, руками отгоняя всех от себя. Наконец от кашля крошка выскочила. Писандр вытер ладонями лицо и проговорил с большей настойчивостью, чем было задумал:
– О любви Алкивиада к Афинам надо будет поставить в известность наших приверженцев по всей Элладе, на материке и на островах; ибо эта любовь означает, что, куда войдет с войском Алкивиад, туда же войдет с ним и демократия. А кто из лучших позволит портить себе жизнь народовластием? Если поклонники демократии захотят открыть перед Алкивиадом ворота городов, олигархи должны будут захлопнуть их у него перед носом!
– Ты хорошо видишь, проницательный Писандр, - похвалил его Антифонт.
– Все мы, собравшиеся здесь, и ты тоже, милый Антифонт, пустимся в дорогу, - заявил Писандр, все еще откашливаясь.
– Завтра же условимся, кому куда и когда ехать.
Гости в знак согласия подняли обе руки, ладонями к Писандру.
– Итак, нам нечего опасаться, - подвел итог Ферамен.
– Война окажется не такой-то легкой!
– Хороший руководитель думает о послезавтрашней опасности еще вчера, заметил Критий.
Помолчали, освежаясь сочными персиками. У Ферамена сорвалось:
– Алкивиад - страшная сила...
– Бедняга, - лицемерно пожалел брата Критий.
– Он слаб, если подумать, что он хочет поднять Афины. Как их поднимешь, когда на них висят сотни тяжелых гирь - голодные, бездомные, ненасытные глотки...
– И он сам пренебрежительно засмеялся вместе со всеми.
– Клеонт протянул черни палец и сразу пришлось платить присяжным в гелиэе за безделье по три обола вместо двух. Того и гляди, голодные поднимут вопль, требуя четвертый обол, а где возьмет их мой бедный братец, если он хочет строить новые корабли, увеличивать численность войска, вооружения - да я уже прямо вижу, как у него от всего этого раскалывается голова!
У Писандра от смеха заколыхался живот.
– Когда захватим власть, у нас-то голова раскалываться не будет! Первым долгом прекратим расточительную выплату лодырям и голодранцам, а наш Антифонт объяснит им, что для них же лучше не получать эти три обола, чем получать.
Взрыв хохота - пламя в светильниках заметалось и чуть не погасло.
Ферамен сказал:
– Естественно! Кто же лучше всего разобъяснит им это, как не всеведущие софисты!
С улицы донеслись веселые крики. Отблеском факелов озарились высокие проемы в стенах, и имя Алкивиада то и дело вторгалось сюда, словно толпа бросалась камнями.