Солдаты

протяжно, тоскливо, тревожно, с хватающим за сердце хриплым стенанием.

* Дурной, злой (рум.).

– - Бокулеев и Корнеску дома горят!

– - Проклятие!

Отовсюду бежали люди. Откуда-то катился душераздирающий вопль женщин.

Возле пылающих строений быстро собрались толпы мужчин, женщин и

ребятишек. Крыша на доме Бокулея уже сгорела, и только труба не покорилась

слепой стихии огня: раскаленная, длинная, она будто повисла в воздухе, -- та

самая труба, которую сложили золотые руки Кузьмича. Показывая на нее,

ребятишки орали:

– - Кошуриле каселор!*

Освещенная заревом, в огороде под яблоней стояла жена Александру

Бокулея. Растрепанная и бледная, она прижимала к груди несколько обгорелых

початков кукурузы -- все, что успела отнять у огня. Ее держала под руку

Маргарита, говорила что-то матери, должно быть утешала. Сама Маргарита

казалась совершенно спокойной.

* Труба (рум.).

– - Мама, мамочка! Не надо, родненькая, плакать!.. Будет у нас новый

дом! Мама!
– - говорила она, ласкаясь, утирая своей теплой рукой слезы с глаз

матери.

Александру Бокулей в это время находился во дворе. Безвольно опустив

руки, он равнодушно смотрел на крестьян, суетившихся возле догорающего дома,

стаскивавших баграми обуглившиеся, ломкие стропила. Особенно усердствовал

Патрану. Он храбро подступал к самому пламени, упрекая мужиков в трусости.

Те слушались его, тоже кричали, употребляя позаимствованное у советских

солдат слово:

– - Давай! Давай!

У дома Суина собралось пароду побольше, и там удалось даже спасти часть

крыши.

Только на рассвете, усталые, со свинцовой угарной тяжестью в голове и

тошнотворной болью и груди, мужики разошлись по домам. Не раздеваясь, они

падали на пол и спали как убитые весь день. Проснувшись, заставляли жен

долго лить на их головы холодную воду, как обычно делали после буйной

попойки.

В этот день не ложились спать Патрану, бывший примарь, поп, управляющий

помещичьим имением, жандарм, собравшиеся в кабачке вдовы Катру. Они не

знали, чем все это может кончиться, но сердца их чуяли подобрее. Жизнь

делала резкий, крутой поворот, и они не могли ничего изменить и своими

делами, сами того не ведая, только ускоряли приближение того страшного для

них события, которое должно было совершиться.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

А события развивались с непостижимой быстротой. Вслед за Румынией вышла

из войны на стороне гитлеровской Германии Болгария. Вступившие на болгарскую

территорию 8 сентября войска Третьего Украинского фронта на другой день, в

10 часов вечера, прекратили военные действия против Болгарии. Болгария

объявила войну Германии. Не задерживаясь, войска маршала Толбухина двинулись

к югославским границам.

Успешно продвигался в глубь Румынии и Второй Украинский фронт. Однако

северо-восточный его фланг, где действовали одна наша гвардейская армия и

румынский корпус, встречал упорное сопротивление немцев и мадьяр, оседлавших

выгодные позиции в горах Трансильванских Альп. Продвижение замедлилось.

Овладев -- сравнительно легко -- городом Тыргул-Окна, дивизия генерала

Сизова и румынские части поднялись в горы. К исходу дня 6 сентября,

преодолевая упорные контратаки гитлеровцев и венгерских гонведов, они

подошли к важному узлу шоссейных и железных дорог -- городу Сибиу. Попытка

взять этот пункт с ходу не принесла успеха. Более того, сильная контратака

немцев и мадьяр заставила румын немного отойти и создать угрожающее

положение на левом фланге дивизии Сизова.

Комдив настойчиво предлагал румынскому генералу вернуть утраченные

позиции, не дожидаясь утра. Однако Рупеску на ночные действия не отважился.

– - Вы молоды и горячи, господин генерал, -- говорил он, обращаясь к

Сизову и едва скрывая раздражение. Тщательно выбритые жирные складки его

массивного подбородка были красны и чуть вздрагивали.
– - Вам не приходилось

воевать в горах. А я в этих местах сражался еще в пятнадцатом. Ваши старые

офицеры могли бы это засвидетельствовать... А, простите, где вы воевали?

– - Под Сталинградом, господин генерал! А также имел честь, как вы уже

сами знаете, драться с вашим превосходительством в районе дотов. Разве вы

это забыли?

Рупеску долго не мог справиться с приступом неожиданного кашля. Потом

выдавил:

– - О нет-нет, не забыл.

– - Вот и чудесно. Надеюсь, вы не откажете мне... в некотором умении?

Рупеску поморщился, но, спохватившись, быстро забормотал:

– - О да, да... разумеется.

Сизов незаметно улыбнулся. Потом спросил:

– - Значит, вы нe намерены действовать ночью?

– - Нет.

– - В таком случае я сам возьму у врага позиции, которые вы соизволили

ему оставить.

Румынский генерал деланно рассмеялся:

– - Отважные вы, русские!.. Ладно, ладно!.. Атаку сегодня возобновлю.

– - Ну вот и отлично! Желаю успеха!
– - сказал Сизов, провожая Рупеску к

машине, стоявшей у крыльца.

Едва лимузин тронулся с места, Рупеску помрачнел, нахохлился и молча

ехал до самого своего штаба. По дороге вспомнил про последнее письмо

Раковичану, привезенное уже сюда, в горы. Член нового правительства, между

прочим, писал в этом своем послании:

"Ведете себя отлично, мой милый генерал! Но не увлекайтесь. Чем дольше

пробудут русские в горах, тем лучше для нас -- кое-что успеем сделать.