Солдаты

меж скал, не находя выхода. Внизу в зеленой и узкой долине паслись косматые

яки. При каждом выстреле они вздрагивали и удивленно поднимали вверх тупые

морды, тревожно мыча; некоторые бежали к стыну*, прилепившемуся на склоне

горы.

* Стын -- деревянное помещение с несколькими изгородями, жилье пастухов

и место дойки скота.

– - Забраться с пушками выше облаков! Снилось ли это вам, господин

лейтенант, вам, бывшему офицеру горнострелкового полка?! -- продолжал

Мукершану, снова переводя взгляд на побледневшего боярина.
– - А вы знаете,

кто командует этой советской батареей? Парень, совсем молодой парень, ваш,

наверное, ровесник. Я вчера познакомился с ним. Славный малый. Его зовут

Гунько. Офицеры из нашего корпуса, артиллеристы, не верили, что Гунько

поднимется со своей батареей на эту вершину. И знаете, что ответил он им на

это? Он сказал: "Нам многие иностранцы не верили. Сначала они не верили, что

мы построим в своей стране социализм... Мы его построили. Потом не верили,

что мы сможем отстоять Сталинград. Мы его отстояли. А как мы там сражались,

вам расскажут ваши же соотечественники из кавалерийского корпуса генерала

Братеску, когда вернутся из плена на родину. Наконец, нам едва ли верили,

что мы придем сюда, вот в эти горы. А мы, как видите, пришли". Представьте

себе, господин лейтенант, наши офицеры не нашлись что ответить ему.

Взводный Лодяну слушал Мукершану, чувствуя, как в его груди дрожит,

рвется на волю нетерпеливое желание подойти к этому человеку и обнять его.

Он знал, что румынских солдат и командиров всегда разделяла невидимая черта

скрытой, с трудом сдерживаемой ненависти и неистребимого недоверия: солдаты

не любили своих командиров, хотя глубоко прятали это в своих сердцах. Лодяну

сейчас было приятно от сознания того, что в отношении к Мукершану это

чувство у него и у солдат его взвода заменяется другим -- счастливой

доверчивостью, горячей симпатией, подлинной привязанностью.

– - А вы слышали, господии Мукершану, какое указание дало правительство

нашему корпусу? -- вдруг спросил Штенберг, обращаясь одновременно и к

Мукершану и к Лодяну с очевидной целью одним ударом сразить обоих своих

противников.
– - Не слышали? В таком случае вам следовало бы помолчать...

– - О каком правительстве вы говорите?
– - спросил Мукершану.

– - О румынском, разумеется, -- молодой боярин оживился: он заметил

беспокойство во взгляде Мукершану.
– - Вам должно быть известно...

– - Так какие же распоряжения дало правительство?

Штенберг взял обоих командиров под руки и отвел в сторону.

– - Есть строжайшее указание: не допускать общения наших солдат с

советскими...

– - Это почему же?
– - удивился Лодяну, которого эта весть, по-видимому,

совершенно поразила. Он давно уже облачился в комбинезон советских танкистов

и с гордостью носил на своей пилотке красную звезду, подаренную ему

Громовым.
– - Почему?
– - глухо повторил он.

– - Вы наивный человек, Лодяну!
– - сказал боярин, шевеля усиками.

– - Не хотите, чтобы наши солдаты... как это вы говорите... "заразились

коммунизмом"? Напрасно надеетесь, господии лейтенант, -- возразил Мукершану.

– - Нe знаю, получится ли вот из Лодяну коммунист, но честным румыном он

хочет быть. A быть честным -- значит жить для румынского народа, который

больше всего нуждается в дружбе с русскими. А это ведь и значит -- быть

вмеcте с коммунистами! Свет идет с востока. Это сейчас понимают миллионы.

– - Стало быть, вы не доверяете нашему правительству?

– - Нет. Я не могу верить людям, которые спокойно жили при фашистской

диктатуре Антонеску.

– - Но они были к ней в оппозиции. И между прочим, вы, как старый

подпольщик, это хорошо должны знать!
– - лейтенант поджал тонкие бледные

губы, сощурился.

– - Оппозиция Маниу и Братиану, например, ничуть не более как дымовая

завеса. Возможно, им нe очень нравились немцы, в чем я, впрочем, тоже не

уверен. Сейчас же они желали бы продать свою страну другому купцу, что

побогаче и, возможно, пожаднее...

– - Кого вы имеете в виду?

– - Американских капиталистов, конечно. Тех самых, о которых вы,

господин лейтенант, прожужжали своим солдатам все уши, захлебываясь от

восторга, хотя вам, в ком течет прусская кровь, это не к лицу... Видите, мы

уже не такие наивные люди, как вам показалось.

Сказав это, Мукершану собирался уйти. Но Штенберг остановил его.

– - Нет уж, извольте выслушать меня до конца! Что ж вы хотите, чтобы у

нас была советская власть?

– - Я не вижу в ней ничего плохого, -- спокойно ответил Мукершану.
– - Я

не помещик, чтобы бояться народной власти...

Штенберг резко повернулся и первым побежал к солдатам.

– - Через полчаса атака. Русские торопят!
– - крикнул он, делая особое

ударение на последних словах.

Но атаку отложили. Роту Штенберга на короткое время выводили в тыл, в

небольшое венгерское селение, на пополнение.

Боярин радостно встретил это распоряжение генерала Рупеску.

3

Лейтенант Марченко возвращался со своим ординарцем Липовым из штаба

полка, где проводились трехдневные сборы старших адъютантов батальона.

Настроение у Марченко было великолепное: на сборах он показал высокую

тактическую выучку и хорошее знание штабной службы, за что получил личную

благодарность командира полка. Офицер ехал на своем буланом и, насвистывая

что-то веселое, любовался горами и медленно плывшими над ними, словно стая