Солдаты

все хорошо налажено. Пинчуку это очень нравилось.

– - З Марченко щось случилось. Не посидит ни одной минуты на месте. Усе

хлопочет. Ось якый вин!.. -- говорил старшина Забарову и довольно

приглаживал усы.

Вот и сейчас, выйдя от девушек, Марченко отдавал всякие распоряжения.

Наташа и Вера услышали его разговор:

– - Где ты был, Ванин?

– - Акима...

– - Ну, что... нет? Ничего не слышно?

Ответа не последовало.

Вера плотнее прижалась к подруге, будто просила у нее извинения:

"Прости, Наташа, что я такая счастливая..." Наташа поняла ее состояние, тихо

проговорила, гладя голову Веры:

– - Ничего, сестричка моя...
– - Глаза ее были сухи, в них будто навсегда

померкла вечно живая, бездонная синь.

Вера подбежала к окну, открыла его, чтобы лучше слышать разговор

Марченко с Сенькой. Однако командир уже говорил с Забаровым.

– - ...Под Сталинградом я не так действовал. Я бы не позволил... Помнишь

Аксай, я там с горсткой разведчиков четыре дня держался... А Песчанку

помнишь?

Забаров что-то ответил глухим голосом, и Вера не расслышала его слов.

До них вновь донесся резкий голос командира:

– - Назад тоже нужно оглядываться!

– - Оглядываться, но не глядеть все время, -- уже громче заметил Федор,

и подруги услышали эти слова.

Разговор на минуту стих. Потом вновь возобновился.

– - Наши готовятся к ночному штурму города. Утром, видно, двинемся

дальше. Начальник штаба приказал сдать машину. Передай Ванину, чтобы отогнал

ее в автороту.

Услышав об этом, Ванин даже не пытался возражать. Он был уже

безразличен к своему "оппель-блитцу".

– - Пускай забирают, -- равнодушно сказал он.

Когда разговоры за окном стихли, а Вера убежала, очевидно к Сеньке,

Наташа вновь принялась листать дневник.

Прочла и непонятные слова: "Следует подумать" и еще несколько коротких

записей. Из блокнота выпала какая-то бумажка. Наташа наклонилась и подняла

ее.

"В партийную организацию разведроты

от ефрейтора Ерофеенко Акима Тихоновича. Заявление", --

прочитала она. Ниже листок оставался чистым. Времени ли не хватило

Акиму, заколебался ли он, кто узнает теперь.

Во дворе уже было темно. Накрапывал дождь. Штурмовики, прижатые почти к

самой земле тяжелыми, темными тучами, с ревом проносились над крышами домов,

возвращаясь с бомбежки. По улице нескончаемой чередой тянулись повозки.

Подтягивались куда-то установки гвардейских минометов.

Возле дома, в котором размещались разведчики, шофер из автороты

принимал от Сеньки машину.

– - Где ключ?
– - спрашивал он, вытирая черной тряпкой масленые руки.

– - Это ты у немцев спроси, -- посоветовал Ванин, который все еще был не

в духе.

– - Я у тебя спрашиваю!

– - Слушай, парень, -- серьезно предупредил Сенька,-- уматывайся-ка ты

отсюда подобру-поздорову. А то как бы вот этой штукой тебе красоту не

попортил.
– - И Ванин внушительно повертел в своих руках заводную ручку. Вид

его не предвещал ничего хорошего.

– - А цепи у тебя есть? -- сбавив тон, спросил шофер. -- Дождь

начинается. Не доеду. Забуксует.

– - Ну, это уж другой разговор. Цепи имеются. В кузове они.

– - А закурить найдется?

– - Нет, брат. У самого уши пухнут.

– - Плохо вы, разведчики, живете.
– - Шофер вывернул карманы брюк и стал

вытряхивать в газетный обрывок табачную пыльцу, прикрываясь от ветра и

дождевых капель подолом гимнастерки. А Ванин следил, много ли наскребет

водитель. Оказалось -- немного. Сенька беззвучно выругался и зашагал в глубь

двора.

7

На рассвете дивизия Сизова прорвала оборону противника и во

взаимодействии с другими частями, при поддержке танков, овладела городом

Красноградом; сбивая вражеские заслоны, советские полки устремились на

юго-запад к Днепру...

Разведчики, наскоро позавтракав, выстроились во дворе и ждали команды,

чтобы тронуться в путь. Крупные дождевые капли катились по маскхалатам,

обмывали загорелые, коричневые руки, сжимавшие автоматы. Наташа стояла рядом

с Камушкиным. Маленький халат, перепоясанный широким офицерским ремнем,

плотно облегал ее стройную, тонкую фигуру.

Марченко дал команду, и рота быстро двинулась со двора.

Пинчук поспешно укладывал на повозки свое хозяйство. В помощь ему был

оставлен Ванин.

– - Зараз на Днипро двинем!
– - ликовал старшина, подмаргивая Сеньке.--

Помогай, Семен. Быстрее соберемось!..

Вечером, уже за городом, разведчики узнали о приказе Главнокомандующего

о присвоении их дивизии наименования Красноградской. Сенька приободрился:

– - Имя-то какое, а? Крас-но-град-ская!.. Это тебе не Мерефа! Конечно, и

этот город не ахти какой великий, но красивое название имеет. И за это ему

наше солдатское спасибо!..

– - Спалылы тильки хвашисты поганючи. Мисто було гарнэ. Сад, а не

мисто...

– - Ничего, товарищ старшина, возродится.

– - А як же!
– - подтвердил Пинчук. Он словно ждал этого и немедленно

стал излагать свои планы на будущее.

Ясно, что, как только кончится война, он, Пинчук, уже немолодой

человек, да к тому же еще и голова колгоспу, немедленно вернется домой.

Ванину, как полагал Пинчук, придется еще, пожалуй, несколько годков пожить

за границей и после войны; надо ведь, чтобы и там был порядок, чтобы люди

были людьми, а не черт знает кем, чтобы и там наконец уважалось доброе и

великое слово -- народ. В общем Сенька останется в армии. Что же касается

его, Пинчука, то он придет домой -- дела его большие ждали в колхозе. Еще до