Солнце Бессонных
Шрифт:
– Я хочу ее...
– развернувшись к Калебу, заявила я.
– Здесь будет твоей любая картина, которую ты попросишь, - отозвался Калеб с кресла, при этом выглядел он так, словно увидел чудо. Я смущенно зарделась. Мне всегда становилось жарко, когда он смотрел так.
– Ты такая милая, когда чем-то восхищаешься.
– Все потому, что твои картины прекрасны, - не согласилась я с ним и потянулась за следующей.
В основном все они были "ночными призраками одиночества", как называл их Калеб, но мелькали среди них и дневные, только связаны они были со мной. Но нигде я не была беременна, и мне это нравилось. На них
– Ты знал о моей депрессии до той лекции?
– спросила я осторожно, просмотрев очередной свой портрет, где на мне вновь была черная одежда. Обернувшись к Калебу, я ожидала, что он начнет увиливать от вопроса, но нет, он готов был ответить.
– Нет, но видел, что тебе плохо. Все равно, даже тогда ты была светла, освещая мне путь по дороге к себе, из моего эгоизма и самовлюбленности.
– Я не свет, Калеб, я дождь, - невесело рассмеялась я, подойдя к нему. Ноги затекли, и двигалась я не столь элегантно и проворно, как хотелось бы. Без его согласия я примостилась на его коленах, и Калеб притянул меня к себе. Он обнял меня страстно и отчаянно.
– Так может, смоешь мою печаль, - его улыбка могла бы быть горькой, если бы не искорки в его глазах, предвещающие мне поцелуй.
Я, как раньше делал он, обхватила его лицо своими маленькими, почти детскими ладонями. Тепло его лица на миг обожгло меня, так как я этого не ожидала, но я настойчиво приближалась к его губам, не отводя глаз.
Мы перестали дышать, когда наши губы соединились, и все вдруг потеряло смысл, были только мы. Такой болезненно сладкий поцелуй, он словно растворял нас друг в друге, и заставлял забыть обо всех тревогах.
– Ты больше никогда не будешь один, - зашептала я ему, не желая прерывать этого момента.
– Тогда никогда не покидай меня, - ответил Калеб несколько бесчувственно, но все его чувства проявились в нервном движении руки, скользящей по моей спине, шее. Вдруг он почти грубо спихнул меня с колен, и я мягко свалилась на пол. Калеб к тому времени уже стоял около окна, тяжело дыша.
– Прости, - небрежно проведя по волосам рукой, он так и не стал оборачиваться.
– Ты слишком притягательна. Мне раньше не приходилось общаться с такими девушками так близко. Когда-то мне казалось, что Особенный - это придуманная история некоторыми вампирами для оправдания превращения людей. Но ты действительно пахнешь очень интересно.
Сидя на полу, я думала о том, какая же я дура. С ним так легко забыться, но ведь он имел свои проблемы. Даже просто находясь около меня в такой вот солнечный день, он не мог не чувствовать жажды. Мог, конечно же, подавлять это желание, но только не тогда, когда мы так близко.
– Извини, мне так хорошо с тобой, что я обо всем забываю, - я с состраданием наблюдала, как он понемногу приходит в себя.
– Это я должен просить прощения - ты такая маленькая, хрупкая, и я должен все контролировать, - Калеб уже почти улыбался.
– Надеюсь, ты не ушиблась?
– К сожалению, лишние сантиметры у меня не только на животе, - проворчала я, и все так же продолжала сидеть на полу. Я надеялась, он еще вернется, и поможет мне встать, тогда я снова смогу ощутить прикосновение его рук, близость лица и тела.
– Во времена моей смертной молодости,
ты была бы худой, - Калеб вернулся ко мне, с осторожностью поглядывая в мою сторону. Прошло еще некоторое время, прежде чем он открыл свои объятья вновь.– Ты уверен?
– переспросила я, чтобы убедиться. Жизнь с вампирами многому меня научила, и главное - осторожности.
– Я бы не подверг тебя опасности, если бы не был уверен, - укоризненно заметил Калеб, аккуратно устроив меня на коленях.
– Знаю, хотела тебя подразнить.
– Мне кажется или, в самом деле, чем тебе хуже, тем веселее ты становишься?
Неужели в голосе Калеба звучит недовольство?
– Наверное, это не очень нормально, но в стрессовых ситуациях я не впадаю в истерику, а начинаю шутить, смеяться, неуправляемо веселится. Некоторым моим подругам в Чикаго такое поведение не нравилось. Они не понимали, почему, когда им бывало плохо, я не качала лицемерно головой и тяжело не вздыхала, а старалась найти что-то смешное в плохом.
Я бесстрастно пожала плечами. Мне не нравилось лгать, тогда, когда это не было не необходимо. Может потому, что Фиона лгала часто, и мне, и себе, и родителям - всем! Все ее проблемы прикрывала ложь, и она же их вызывала.
– Ты и не должна быть нормальной. Это понятие переоценивают. Намного интереснее отличаться от других. И в тебе есть такое качество. Что-то такое, что выделяет тебя из толпы. Так зачем же сливаться с ней?
– мягко увещевал меня Калеб. Я хотела бы вслушиваться в его слова больше, но то, как он старается держать между нами дистанцию, раздражало. Теперь я почувствовала себя виноватой перед Калебом, так же, как и всегда перед матерью, когда жажда становилась слишком сильной, и она почти убегала на охоту.
– Так вот почему я тебе нравлюсь - я ненормальная!
– я постаралась как можно более искренне рассмеяться, чтобы Калеб не почувствовал моего нарастающего раздражения. Калеб же наиграно сурово пожурил меня пальчиком, словно маленькую.
– Как же с тобой легко и просто, мне не нужно стараться быть кем-то другим или искать себе занятие, - вздохнул Калеб, блаженно улыбаясь в потолок.
Я была рада, что ему все же хорошо со мной.
– Может, нарисуешь меня когда-нибудь с натуры?
– предложила я, даже не ожидая, что он согласится.
Он перевел свои улыбающиеся глаза на меня и вдруг подхватил на руки, закружил по комнате, радостно напевая. Снова проявилась его молодая часть натуры, которую я желала видеть постоянно.
Я смеялась, вслушиваясь в его голос, и немного подпевала - у нас чудесно выходило. Но, к сожалению, мне быстро стало плохо.
– Остановись, - еле дыша, попросила я и кинулась прочь, как только он опустил меня на ноги.
До ванны было недалеко, а я боялась, что не успею. И только закрыв за собой дверь, смогла перестать думать о страхах.
Мы с ним слишком часто забывали о моей беременности, и вели себя так, будто бы ее нет. И вот меня укачало. Ну кого еще угораздит укачать в объятьях?
Когда мне полегчало, я выбралась из ванны, а Калеб уже ждал под дверью. Это было как пощечина - его красота и что-то неземное, в сравнении со мной и моими такими людскими слабостями. Я была противна себе - в этом раздутом, безобразном теле. Но может все трудности, все, что произошло со мной, было платой за получение Калеба? Он стоил больше всего того, что я пережила.