Солнце любви

– Слишком близко, засекут.

Он поймал в чистом зеркальце сине-зеленый «морской» взор, обмирающий в восторженном ужасе — наедине с убийцей! — и на миг мелькнуло как бы уже давно минувшее («не пропоют над нами Алилуйя»), как бы уже воспоминание о солнцеподобной красоте ее. о, соле мио! Мелькнуло, замутилось.

«Преступник и проститутка! — подумалось с тоскливой усмешечкой. — И Сонечка Мармеладова его, понятно, спасет.»

– Ты меня убийцей считаешь?

– По-моему, вам все равно, что я считаю. Приехали.

– Нет, Варенька, — возразил он с неискренней любезностью, — не все равно. И если б ты сейчас сказала, кто меня заложил, многое прояснилось бы. Поль?

– Нет.

– Ангелевич?

Она отвернулась, исчезли бирюзовые глаза из зеркальца. Понятно!

– Он неплохой дядька, хотя и с сильным сдвигом, и все эти годы был моим покровителем.

– Понятно.

– Но я ухожу.

– Из Китежа в Вавилон? — незамысловато сострил он, продолжая неинтересный ему разговор и усиленно соображая. на чем мог заложить его Ангелевич?

– Вообще из профессионального «порно».

– Скопила, значит, на домишко у моря?

– Скопила.

– Молодец. Вот что, Варя.

– Ой, ваша рана! Кровь.

– Да ну, какая там рана!..

Она схватила его левую руку, поднесла к лицу, к губам, словно — вообразилось! — собираясь поцеловать. Петр дернулся инстинктивно-брезгливо — ощущение на чисто физиологическом уровне, до тошноты. Варя бесшабашно рассмеялась, выпустила руку, оттолкнула. Он с облегчением и не совсем уместно, как той ночью, ляпнул:

– До свадьбы заживет.

– Заживет. — Варя кивнула. — Вы очень похожи и очень подходите друг к другу.

– Правда? — поддакнул он, не вслушиваясь. — Варенька, ты сможешь передать своему покровителю, чтоб он пришел сюда?

Она не ответила.

– Ведь он тебе ни в чем не откажет.

– Смогу.

– Надеюсь, он не приведет «органы»?

– Не беспокойтесь. Я все сделаю.

– Кстати, а как вы с ним познакомились?

– По объявлению. — Она помолчала. — Браунинг в «бардачке».

– Не бойся, я не убийца.

«В сущности, это странно, — размышлял Петр Романович в одиночестве, в комфортабельно- расслабляющем убежище, — непонятно, на чем Ангелевич меня заложил — да так убедительно, что пришли с арестом. О Господи! Аналитик, даже со сдвигом, стратег и тактик — рассчитал и соврал точно и наверняка. Главное — причина, по которой он пошел на подлость: ревность, такая нормальная и простительная («Не прелюбы сотвори»!), или мотив маниакальный, убийственный.» Измотанный мозг взбунтовался, точнее — забастовал, и уже соткался из кустов, из воздуха несерьезный литературный сатана и учтиво вопросил: «Вы какие предпочитаете?» — как вдруг интеллигентный голос произнес в ухо:

– Что вам еще от меня нужно?

Владелец «Китежа» у руля. О, как вмиг собрался и подобрался к прыжку «сыщик»!

– А где Варя?

– У себя. Я сам подгоню к дому машину. Так что?

– Покойный Подземельный видел здесь, у Патриарших, Мастера и Маргариту.

– Знакомое словосочетание, — обронил бывший профессор, — где-то я его слышал.

– Есть такой богохульный роман.

– А, да. Но я не читаю беллетристику.

– Неважно, меня интересует реальность. Как вам такой сюжет: она предстала перед ним милой невинной девицей, но обернулась мстительной ведьмой и он убил ее.

– Философ увлекается такой чепухой? — тон презрительный.

– Вы увлеклись.

– Послушайте, господин Острогорский, если капля разума у вас еще осталась. Варвара пришла в «Китеж» по газетному объявлению, и в ее невинность я не вникал.

– Я говорю про Маргариту. Вам, сколотившем состояние на блуде, не дается роль рассеянного ученого.

– А вам — моралиста!

– И вы прекрасно помните, что произошло девять лет назад. Евгений Алексеевич пригласил вас на семейный праздник заранее?

– Конечно.

– Вы уверены?

– К чему эти идиотские вопросы?

– Пожалуйста, ответьте.

– Я приготовил подарки: французские духи и американскую зажигалку, что в девяностом считалось престижной редкостью. — Словно в доказательство Ангелевич достал из кармана портсигар с зажигалкой и закурил.

И Петр Романович вспомнил, как дядя высекал пламенный язычок, точно ребенок забавляясь новой игрушкой. С кем же у Маргариты было назначено свидание в пятницу? Остается «свинья- друг».

Ангелевич продолжал монотонно:

– Накануне я поднялся к Евгению уточнить час, но он был в больнице у брата. И моя жена — представьте, какое оригинальное совпадение! — тоже навещала больного.

– Больного? — удивился Петр Романович. — Какого больного?

– Своего папочку. Так она мне сказала: после работы еду к заболевшему папе на весь вечер. Ну, в тот самый вечер, когда вы с ней прелюбодействовали.

– Лана солгала.

– Солгала, солгала, — покивал «бывший». — Перестраховалась. Хотя ей было известно, что в тот вечер я вернусь поздно: у нас в Академии проходил симпозиум.

– Но вы поднимались к дяде.

– Несколько выступлений отменили, и рогоносец оказался некстати свободен.

«И познакомился с Маргаритой у Патриарших! — сообразил Петр Романович, чуя горячий след. — И назначил встречу на пятницу, забыв в объятьях обо всем, а позже, опомнившись, поднялся к соседу уточнить час, вернее — отказаться от приглашения!»

– Что вы наговорили следователю, сутенер? — прорвалось-таки словечко! — Мечтаете засадить меня за решетку?

– Я мечтаю вас истребить! — было последнее, что услышал философ перед тем, как провалиться во тьму.

33

Во тьме постепенно начали проступать контуры комнат без окон, сюрреалистически пустых и тусклых, в которых он было заблудился, но вспомнил, что надо попасть в помещение, где на лавках сидят мертвые и один из них непременно укажет путь. И он попал туда, и вновь по чувству любви и нежности узнал своих, и уверенно двинулся дальше — к жизни. Однако уперся в тупой уголок, там было самое страшное, там кто-то прятался (то ли живой, то ли мертвый), не открывая лица. Промелькнул мистический миг, дрожь ужаса и узнавания — и философ побежал, покидая дом детства. А въяве, в желтых душных сумерках, побрел, прихрамывая, по аллее к ближайшей скамейке. по странной случайности — возле памятника баснописцу. Жизнь проявлялась продолжением ночного кошмара, живые уступали дорогу, брезгливо отстраняясь, как от пьяного в последнем градусе; а когда он рухнул на край сиденья, какая-то парочка поспешно вскочила, освобождая место; из воздуха, из кустов выступил иностранец и сказал: «Вы какие предпочитаете?»