Солнечные
Шрифт:
Пространство раздвинулись. Тени от выступов затанцевали в такт пламени.
Потолок ниши парил. Пузырился, будто плавился. Падающие вблизи костра капли шипели…
«Хорошо б дровишек про запас…» – с этой мыслью путник отключился.
От разогретой, начинающей гореть, обуви мужчина проснулся и стащил с ног сапоги. Подняв глаза, он увидел рядом греющегося от костра человека. В недвижном силуэте угадывалась восточная осанка. Не разглядев его, как следует, не успев отделить его ото сна, путник снова отключился.
Первое, что он увидел утром, был тот же самый силуэт. Костер едва тлел и пришлось метнуть в него обгорелый
Лицо незнакомца так иссушено, словно то не живой человек, а мумия.
В памяти всплыла вчерашняя находка: сгоревший ныне крест и земляной купол в его основании. Не с выходцем ли из-под куполообразного камня пророчила встречу египетская тайнопись?
На груди «мумии» сверкнуло нечто, напоминающее подвеску…Схожесть с огнивом была так велика, что путник приложил ладонь к груди, на месте ли талисман?
Талисман был на месте, и сердце участилось, казалось, пропавшее вначале. Путник вскочил на ноги.
– Кто вы, почтенный? – спросил он, пересилив себя.
Дым хлынул в легкие и вызвал приступ удушья.
Эхо от кашля вызвало небольшие обвалы. Шум от них перекрыл нарастающий гул. Такой мощности, что впору приникнуть к земле и загородить уши руками. В какофонии различались отдельные звуки и – о чудо! – путник узнал знакомое с детства наречие.
– …двадцать первое колено рода Мухтарбековых! – услышал он ответ. – Приветствую тебя у родового камня Кременей!
– Приветствую и я, – отозвался Кремень, соединив ладони; он тщетно пытался уловить хоть бы ничтожное движение губ собеседника. – Я пятнадцатый в роду Кременей и рад, что плита, которой потомки придавили могилу оказалась не так тяжела.
– Гроб, закрывающийся над умершим, открывает небесный свод, и то, что человек принимает за конец, есть лишь начало…Дым от фамильного огнива, потревожил меня – зачинателя твоего рода – Керима!
– О достоуважаемый Керим, прими извинения, – ответил Кремень. Он низко поклонился, – за то, что нарушил твой покой, о Керим, но боги Египта более нетерпеливы…
– Покой, Египет, Греция…Помни Зенона: если вселенная хоть на миг остановится, то она умрет. А черного кремня здесь предостаточно, чтобы скомкать пространство и время в гармошку на огромной территории.
– О наделенный мудростью! – отвечал Кремень. – Не доступным глазам и слуху, ты замурован в «магическом» подполье черного камня, и выбит из жизненного цикла, как вышедшая из обращения монета. Ты в чреве пирамиды, которая невидима человеческому глазу. Как заповедано, я шел тридцать три дня и три ночи к сооружению, изображенному на стене внутреннего помещения египетской пирамиды. Числа, начертанные под изображением горы-пирамиды, я расшифровал как её координаты.
Грохот близкого камнепада словно откликался на каждую фразу.
– Тому, кто расшифровал числа Видимой пирамиды, – сказал Керим, – совершенная ерунда – достигнуть пирамиды Невидимой…Но и я не монета, вышедшая из обращения. Ты шел для того, чтоб узнать недостающую часть заповедного заговора, но сначала тебе предстоит выдержать экзамен. Не дело, если тайна валяется на дороге, доступная каждому проходимцу.
– Справедливо. Но проверка займет много времени. К тому же, минута в теле горы равна часу снаружи. Разве не проверка делом – моё присутствие здесь, рядом с местом твоего удаления от мирской суеты? Разве не доказательство – мой фамильный
талисман, абсолютная копия твоего?..Керим молчал, словно прислушивался к камнепадам как если б они были языком невидимого мира. Кремень же слушал стук своего сердца.
– Да будет так, – наконец сказал Керим. – Слушай же мою часть заговора – говоря по-вашему: формулы.
Весь обратившись в слух, Кремень не пропустил ни звука, ни слова, нажав кнопку диктофона. И правда, это можно было назвать скорее заговором, чем формулой, так как ни одного известного слова он не услышал, а лишь последовательность тягучих звуков.
– Силой истины правого пути, – завершил диктовку Керим, – верных устремлений и магии черного кремня, заключенного в родовом талисмане, смекалки при расшифровке чисел Видимой пирамиды тебе, единственному из нашего племени, довелось достигнуть нутра Невидимой пирамиды. Теперь же надлежит воплотить в жизнь следующее задание и как можно более высокого качества.
– Какое же?
– Испытать код на мне. Я хочу увидеть действие заговорного пузыря, почувствовать его на своей шкуре. Увидеть его достоинства и недостатки. Фичи и баги – так говорите вы.
– А ты продвинутый предок.
– Настраивай свою астролябию на определенное время и место. Держась за мое плечо, ты произнесёшь весь код, с концовкой, полученной от меня. Или одновременно с числами включай свой магический повторитель, на котором остался отпечаток Заповедного Заговора. От того надуется заговорный пузырь, который доставит нас в заказанную точку пространства и времени.
– Какие же конкретные координаты точки тебя интересуют, святой Керим?
– Хотелось бы увидеть твое время. Место выбирай сам.
– Хорошо. Поехали.
Из вещмешка Кремень достал бледный диск, похожий на циферблат с несколькими внутренними кружками-шкалами. В свете костра по краям основного блеснули арабские цифры. Кремень сверился с датой на дисплее фемтона и переместил стрелки на неделю назад, затем включил диктофонную запись и принялся называть числа египетского кода.
– Оуммм мы жи ввввер, – загудел голос Керима, реверберируя в лабиринте туннеля.
От самого Керима исходила все более усиливающаяся вибрация.
Поднялся ветер. Казалось, он пронизывал туннель насквозь, холодея с каждой секундой. Костёр, вспыхнувший под ветром ярче, задуло совершенно. Кремень ощутил бьющие в лицо твердые комки снега. Но рукой, лежащей на плече Керима, он ощущал исходящее от мумии тепло.
Он увидел караван верблюдов, бредущий по белой равнине. «Озеро!» – мелькнуло в сознании. Первый верблюд провалился – и в том не было ничего удивительного. «Сейчас они начнут проваливаться друг за другом…согласно легенде». Так оно и вышло, только проваливаться они стали не в прорубь, а в окно – высокое, от пола до потолка…
Опаньки и темпоральный кристалл
– Опаньки, теперь я не свободна! – воскликнула Мария, раскинувшись на брачном ложе со всей непосредственностью юности. В белоснежной рубашке среди ржаных снопов и маков, как того требует древний обряд, она смотрелась очаровательно.
– Я тоже, – откликнулся Арнольд и склонился к ней, намереваясь запечатлеть долгий поцелуй. – Ваша красота заменит любую свободу. Вы прекрасней сотни нимф, о моя принцесса!
– Со-отни… – протянула та кокетливо, отклоняясь. – А как насчет тысячи?