Солнечный корт

Поначалу это просто раздражало, но по мере того, как день клонился к вечеру, постоянные предупреждения казались нападающим все более и более забавными, а Жану - все менее. Радостные возгласы «Упс!» и «Ты справишься!» от его товарищей по команде никак не улучшили его настроения. Он был вынужден подвергать сомнению каждый свой шаг, но каждый раз, когда он колебался, обдумывая свои действия, он рисковал отстать и потерять контроль над игрой. Легче было не использовать мышечную память, что неизбежно приводило к очередному критическому свистку Реманна.

Джереми был достаточно умен, чтобы не отпускать подобных замечаний, но, к несчастью, он стал четвертой жертвой Жана за день. Удивленное «Ох» Джереми не было похоже на радостные насмешки, от которых Жан страдал весь день, но этого было достаточно. Жан обхватил Джереми плечом и клюшкой за руку, чтобы опрокинуть его на спину. Джереми застонал, сильно ударившись об пол, и схватка прекратилась, когда Троянцы отреагировали на гулкий удар. Жан опустился на колени рядом с Джереми, ожидая, и положил клюшку на землю перед ним.

Джереми приподнялся на руках, когда Реманн направился в их сторону. Жан почувствовал на себе его испытующий взгляд, но не потрудился ответить на него, вместо этого устремив спокойный взгляд в безопасную точку на другом конце корта. Реманн присел на корточки по другую сторону клюшки Жана и сначала посмотрел на Джереми.

– В порядке? – спросил он. Когда Джереми кивнул в знак согласия, главный тренер задумчиво посмотрел на Жана.
– Похоже, все пошло не так, как ожидалось.

– Мне жаль, тренер, - сказал Жан.

– Тебе действительно жаль, или ты говоришь это, потому что думаешь, что я хочу это услышать?

– Я не люблю проигрывать, тренер.

– На это потребуется время, - сказал Реманн и похлопал по свистку, висевшему у него на шее.
– Это не попытка пристыдить тебя, это способ помочь. Я не думаю, что ты видишь, в чем мы расходимся друг с другом. Теперь, когда мы оба лучше понимаем, как много еще предстоит сделать, будем разбираться с этим по одному нарушению за раз. Кажется, слишком многое нужно исправить одним махом. Готов продолжать или тебе нужен перерыв, чтобы проветрить голову?

– Я буду играть столько, сколько вы мне позволите, тренер.

– Тогда поднимайся с колен и приступим к делу, - сказал Реманн, вставая.

Жан вставая, подобрал свою клюшку и протянул ее в качестве подношения. Реманн принял ее и повертел в руках, пока Джереми поднимался на ноги. Жан терпеливо ждал, но Реманн только внимательно осмотрел ее. Он потянул за сетку, чтобы проверить натяжение, и сжал головку в поисках трещин, прежде чем вопросительно посмотреть на Жана.

– Я что-то упускаю, - сказал он.
– Что мне с ней делать?

Он был не первым тренером, которому нравилось заставлять своих игроков просить об этом, но Жан не ожидал такой садистской жилки от человека, столь широко почитаемого в НССА. Было скорее приятно, чем огорчительно заглянуть за эту маску; лучше покончить с догадками сейчас, когда у него впереди еще два года под опекой Реманна.

Жан отвел взгляд в сторону и послушно ответил:

– Раскаяние, тренер.

Реманн ничего не ответил, наслаждаясь ожиданием, но тут Джереми вмешался, недоверчиво воскликнув:

– Господи, Жан.
– Он выхватил клюшку из рук Реманна с такой смелостью, что Жан отскочил от него на два быстрых шага. Джереми протянул свободную руку к Жану, стараясь не прикоснуться к нему, и подчеркнул: - Он не собирается тебя бить. Ок? Мы здесь так не делаем. Ты сказал, что постараешься работать лучше, и нам этого достаточно.

Взгляд Реманна был таким тяжелым, что Жан едва мог дышать под его тяжестью, но он рискнул бросить холодный взгляд на Джереми.

– И снова ты думаешь, что слов достаточно, когда очевидно, что это не так. Я подписал контракт, обязавшись соблюдать ваши стандарты, и всю неделю обещал вести себя хорошо, но я постоянно обманывал ваше доверие и отказывался исправляться. Сегодня я совершаю те же ошибки, что и в понедельник.

– Только не говори мне, что ваши тренеры били тебя клюшкой, - сказал Реманн. Это было опасно, но Жан воспринял это «не говори» буквально и держал рот на замке. Реманн выдержал молчание всего несколько секунд, прежде чем потребовать: - Посмотри на меня прямо сейчас. Я задал тебе вопрос.

Это был не вопрос, но Жан знал, что лучше не поправлять его. Он заставил себя встретиться взглядом с Реманном и говорить как можно более нейтральным тоном.

– Они делали все необходимое, чтобы мы выступили наилучшим образом, тренер.

– Что бы там ни было...
– Реманн оборвал фразу на полуслове и отвернулся от них, чтобы взволнованно отбивать ритм по своему свистку.

Жан никогда раньше не видел, чтобы тренер нервничал, и не был уверен, как реагировать на этот намек на слабость. Он снова взглянул на Джереми, от мрачного выражения лица которого, не было никакого толку, и снова перевел взгляд на Реманна, прежде чем тренер понял, что отвлекся. Прошла почти целая минута, прежде чем Реманн успокоился настолько, что перестал двигаться, и он жестом подозвал Джереми. Джереми молча протянул Жану клюшку, и Жан медленно взял ее.

– Давайте еще раз, - сказал Реманн и ушел.

Жан подождал, пока он не окажется за пределами слышимости.

– Я не понимаю.

– Поверь нам, - устало сказал Джереми.
– Мы тоже не понимаем.

У Жана возникло ощущение, что они говорят о двух разных проблемах, но у него не хватило сил спросить. Вместо того, чтобы отправить обе команды на штрафные точки за неспортивное поведение Жана, Реманн перезапустил всю игру и отправил их всех на исходные позиции. Жан выдержал несколько испытующих взглядов, направляясь через площадку к своей линии. Он не был уверен, слышал ли их кто-нибудь или между ними было достаточно места, чтобы заглушить разговор. Как бы то ни было, никто не был настолько безрассуден, чтобы спросить, когда прошло полчаса, прежде чем раздражение покинуло голос Реманна.

Теперь, когда Реманн сосредоточился на одной проблемной области за раз, свистки раздавались все реже. Сегодняшней проблемой была привычка Жана ставить ногу между ног Джереми каждый раз, когда они останавливались, чтобы понаблюдать за своими товарищами по команде. Это был легкий способ подставить ему подножку и увести соперника с корта с травмами, и это была одна из первых стоек, которой обучали Воронов. Избавление от этой привычки требовало сознательных усилий, но если это было единственное, что Жан должен был изменить сегодня, он мог потратить силы на исправление этого, не жертвуя при этом своей игрой.