Солнечный змей
Шрифт:
Алсаг с тихим урчанием лизнул дно опустевшей миски и положил тяжёлую голову на ногу Речника. На боках и загривке огромного кота виднелись маленькие проплешины – грибные споры добрались и до его шкуры, и, как он ни сопротивлялся, крысы выбрили шерсть над ними и прижгли ранки. После трёх мисок мвенги Алсагу уже не было дела до выдранной шерсти – он тихо урчал, закрыв глаза, и вид у него был самый довольный. Фрисс хмыкнул, но сгонять Хинкассу не стал – тут, в прохладных подземельях, можно было вытерпеть и горячего кота под боком…
– Кикора, хватит уже дымить мне в глаза! – поморщился он,
– Вы прошли по дамбам Ламбозы, мимо башни Утакасо, вы видели гнилой город, – нараспев сказала крыса, помахивая курильницей и добавляя в неё щепоть опилок. – Теперь вы – уасига, и вам нужно очищение. Вода, огонь и камень очистили вас, и дым очистит вас. Во имя Куэсальцина, Всеогнистого, которому противен всякий тлен…
– Фрисс, попробуй соленья, – Нецис толкнул Речника в бок и поставил перед ним плошку с чем-то мелким, округлым, погружённым в зеленоватую жижу. Фрисс нахмурился.
– Нецис, я не буду есть медузью икру, – прошептал он, возвращая плошку Некроманту. – И личинок тоже есть не буду.
– Тогда возьми ползучих грибов, – едва заметно усмехнулся колдун, протягивая Речнику горшок с тёмным рассолом и белесыми лепёшками, плавающими среди лохмотьев травы. – Тут даже самое никчёмное существо умеют вкусно приготовить…
– Река моя Праматерь… – вздохнул Фрисс, подцепляя кончиком ножа большой ломоть тушёной рыбы и вываливая его на лепёшку. – Еда, о Илриэн та-Сарк, выглядит вот так…
Нецис хихикнул и выловил из рассола расплющенный гриб.
– Ещё бы сюда свежей чинпы… – вздохнул кто-то на дальнем краю длинной циновки. С возмущённым писком Кикора подпрыгнула на месте и едва не запустила в него курильницей. Фрисс пригнулся.
– Тише, Кикора, все мы одинаково сокрушены последними вестями, – размеренным голосом сказал Кьонгози – здоровенный крыс, увешанный пучками змеиных перьев и разноцветного меха. – Все мы ждём дождей и мечтаем о завершении Мадживы.
– И новые бочки закатать не помешало бы… – вздохнули на том же дальнем краю. Кикора тихо всхлипнула.
«Тзангол, провалиться ему в Бездну…» – Фрисс привычно уже поднял глаза к небу – хоть между солнцем и Речником был сейчас базальтовый свод, толща земли над ним и древняя мостовая наверху. «Даже здесь умудрился всё испортить…»
На стенах подземного зала висели гирлянды из белых и красных лепестков – к празднику плодов Чинпы весь город, и крысиные норы тоже, готовился уже неделю.
– И почему я не толковый маг… – тяжело вздохнул Речник, заглядывая в кувшин с прошлогодней мвенгой. Свежую готовить ещё не начинали – и богам ведомо, начнут ли в этом году вообще, если не пойдут настоящие дожди. Весь Улгуш сейчас ходил подавленный, и украшения бесполезно сохли на горячем ветру, – день плодов Чинпы так и не настал.
– Это ещё не погибель, Фрисс, – прошептал Нецис, на мгновение сжимая его ладонь. – Чинпа – малая потеря…
– Если так пойдёт и дальше, то отменят и большую охоту, – пробормотал кто-то из старших крыс, перебирая шерстинки своей накидки. Она сшита была из шкуры, мех которой
казался Фриссу очень знакомым.– Это едва ли, – покосился на него Кьонгози. – Крылатые тени едят не чинпу, и плодятся не от неё. Охоту объявят со дня на день, вестник, верно, уже в пути.
– Большая охота! – мечтательно вздохнул Тингиша, взбираясь на спину Алсага. Кот и ухом не повёл. Крыса, взволнованно шевеля усами, смотрела, как Речник ест. Фрисс думал про себя, что до темноты придётся ещё не один раз поведать о гнилом городе и его тварях – и о том, как Речник выстоял против «повелителя мертвецов»…
– Водяной Стрелок, ты охотился когда-нибудь на крылатую тень – на Квэнгина? – спросил Тингиша, устраиваясь поудобнее на спине кота. Речник поперхнулся.
– Та-а… – протянул Некромант, перехватывая его руку. Крыса юркнула за спину Нециса, испуганно сверкая глазами.
– Мой друг – Квэнгин, – процедил Фрисс, до белесых костяшек сжимая кулак. – Хвала богам, что вы хоть себя не жрёте!
– Укка-укка… – Призыватель выглянул из-за Некроманта, растерянно моргая. – Никак не может быть, чтобы твой друг был крылатой тенью. Когда Квэнгин видит знорка, он немедленно разрывает ему горло и выдирает внутренности. Квэнгины всегда сначала едят внутренности и глаза, так им нравится. Никогда не было, чтобы знорк дружил с крылатой тенью. Они очень-очень злые.
– Ушш! – Кьонгози поднял лапу, призывая к молчанию, и обвёл взглядом притихших крыс. Здесь, как думал Фрисс, собралось не меньше сотни Призывателей, крупных и мелких – нежданный приём гостей, похоже, заменил им отменённый праздник. Но всё равно у длинной циновки, расстеленной на каменном полу, были и пустые подушки – явились не все. Речник посмотрел на стол и еле слышно хмыкнул – он очень вовремя взял себе кусок рыбы, на блюде, где она только что лежала, уже и костей не осталось – и последнюю каплю рассола из-под ползучих грибов только что слизнул какой-то крысёныш.
– Нет ничего приятнее, чем видеть вас всех под этими сводами, – Кьонгози поднялся на задние лапы и взмахнул хвостом, и все Призыватели зашевелились, поднимаясь с подушек. Нецис положил руку на плечо Речника, удерживая его на месте.
– Нет ничего приятнее, чем видеть, как вы все едите и пьёте за благосклонность богов и процветание нашего рода, – продолжал Кьонгози. – И приятно будет ждать дня Джинбазао, чтобы снова увидеть всех вас. Но сейчас нам суждено расстаться. Хвала Укухласи и Всеогнистому!
– Хвала! – нестройно отозвались крысы. Алсаг вскинулся и растерянно зашевелил ушами, глядя, как белый поток исчезает за дверью. Фрисс и глазом не успел моргнуть, как у пустого стола остались всего шестеро Призывателей – сам Кьонгози, двое старейшин, Кикора, Тингиша, так и отсиживающийся за спиной Нециса, и ещё одна крыса, с которой Речник не успел познакомиться.
– Хорошее угощение, уважаемый Кьонгози, – склонил голову Нецис. – Спасибо тебе.
– У нас редко бывают гости, особенно в глубоких залах, – Призыватель снова сел на подушку. – А гости-коатеки сюда не заглядывали с тех пор, как из Улгуша уплыл последний корабль с рудой. Я смотрю на вас – кажется, боги сжалились, и недуг вас оставил… что же, это очень хорошо. Удивляет лишь одно…