Солнечный змей

– Один был там, – Речник Яцек оттолкнул в сторону часть каркаса – снизу на ней была кровь. – Вытащили. Уже был мёртв.

– Ни одной стрелы, – Икымту разгрёб снег, отбросил в сторону осколок разбитого жирника и вытер руки. Жира в плошке не было – только тонкая корка льда.

– Ой… – случайно наступив на жёлтый череп, Кесса шарахнулась в сторону. – Яцек, здесь…

– Это ничего, – покачал головой Икымту. – Это Имлег. Его убили – это хорошо.

– Имлег? Демон? – Кесса посмотрела на череп, потом на солмика. – Череп как у человека…

– Правильно. Расскажу, – пообещал северянин, встревоженно хмуря брови. – Не теперь.

– Сколько демонов они убили… – Кытугьин с почтением коснулся разорванной накидки. – Втроём убили всех.

– Если бы всех… – склонил голову Речник Яцек. – Хаэй! Это что?!

Из-под разорванной шкуры блеснула сталь. Шкура была накрепко к ней приморожена, и Речник не смог её оторвать, а всё вместе примёрзло к обломкам каркаса – но посередине, в здоровенной глыбе льда, виднелись округлые диски из стали и фрила, тёмно-серые, размером с жирник, совершенно одинаковые.

– Ух ты… – Кесса потрогала диск пальцем и понюхала сталь. Пахло не жиром или солмикским мылом – пахло окалиной, фриловой гарью и странными веществами, которыми сарматы отмывают свою броню от радиоактивной пыли. Речница встречала уже этот запах – на «Флане», на «Ларате», там, где работали сарматы-ликвидаторы… Часто мигая от изумления, она сделала ещё шаг по вздыбленному льду – и поскользнулась на чём-то твёрдом.

– Сюда! – крикнул Кытугьин, разгребая снег. Из-под него показалось что-то белое, слегка блестящее, большое и плотное. Речник Яцек оттолкнул смёрзшиеся обломки и зарылся в снег. Ледяное крошево посыпалось в сторону. Кесса протянула руку и дотронулась до белого скафандра. Перед ней, вытянув вперёд каменно-твёрдые руки, измазанные кровью, лежал неподвижный сармат.

– Тулуг, – выдохнул солмик, стряхивая снег с обледеневшего тела. Сармат не шевелился. Кисти его рук, покрытые коркой крови и льда, недавно ещё что-то сжимали – искалеченные пальцы странно выгнулись. Кровь уже не текла. Речница тронула пальцем плечо сармата и наткнулась на твёрдый и очень холодный лёд.

– Тулуг, – прошептал Кытугьин и резко обернулся к повозке. Из-за полога уже выглядывали Аса и Хагван, и хийкиммиги фыркали и рыли лапами снег.

– Аса, разжигай огонь! – крикнул Кытугьин. – Мы нашли живого!

– Ж-живого? – Кесса поднесла дрожащую ладонь к промороженному телу. – Речник Яцек, он же…

– Отойди, Кесса, – покачал головой Речник. – Икымту, помоги поднять его. Хагван, иди сюда!

«Нуску и все боги мира…» – Речница всхлипнула и отвернулась. «Как же его так… Как это получилось…»

Она склонилась над странными штуковинами, похороненными во льду, и потянула глыбу на себя. Примёрзшие к железу костяные обломки пронзительно затрещали, но и на ноготь не отделились от земли. Речница опустилась на корточки и просунула пальцы под глыбу.

– Ни-куэйя! – прошептала она, и после короткой зелёной вспышки по рукам потёк усиливающийся жар. Кесса обхватила ком железа и льда и поволокла за собой.

– У-ух, – озабоченно вздохнули за спиной. – Это всё растоптано. Одни крошки. Что это было?

– Икымту! – Кесса обернулась, уронив тяжёлую ношу в снег. Солмик держал на ладони смёрзшийся комок мелких металлических деталей и острых осколков фрила и стекла. Из комка торчал обломанный «ус» с полураскрытым «пёрышком».

– Икымту, помоги мне, – Речница кивнула на железные штуковины. – Это вещи тулуга, он расстроится, если их не найдёт. Помоги отнести их в повозку!

– У-ух? Правильно, таких вещей у солмиков нет, – Икымту понюхал лёд. – Пахнет, как тулуг. Я отнесу, ты иди вперёд!

Ветер усилился. Сизая туча незаметно сползла с горной цепи и накрыла собой равнину, мелкая сухая крупа сыпалась с неё, и ветер горстями швырял снеговое крошево в глаза. Хийкиммиги нюхали ветер и тревожно фыркали, мотая головами.

Кесса забралась в повозку и закашлялась от чада – внутри горели два жирника, и под пологом было жарко и дымно. Повозка раскачивалась – Икымту и Хагван пристраивали позади ледяной ком, споря вполголоса, куда потечёт вода, и не раскатятся ли странные штуки. Посреди повозки на белой шкуре лежал, вытянувшись на спине и вскинув руки над головой, замёрзший сармат. На его груди, чуть пониже сердца, темнели две длинные прорехи. Кытугьин возился с хитрыми застёжками, пытаясь снять скафандр – и застёжки ему поддавались.

– Кто его так? – негромко спросил Речник Яцек, закутывая ноги сармата в серую шкуру.

– По когтям – Уналаг, – ответил Кытугьин, оттягивая в сторону разошедшиеся по шву части скафандра. Под белой «защитой» тело сармата было укрыто такой же толстой одеждой, светло-оранжевой с ветвистым чёрным узором, полосами охватывающим грудь. И эта одежда была распорота чьими-то очень острыми когтями.

– Очень нехорошо, – покачала головой Аса, тронув твёрдое, как лёд, запястье. – Очень нехорошо с руками.

Она поправила шкуру, в которую были завёрнуты руки сармата, и стянула с него шлем. Кесса склонилась над застывшим белым лицом. Глаза «тулуга» были раскрыты – яркие, красновато-янтарные, и неподвижные, как куски стекла. Койя перелезла через оледеневшую руку и понюхала лицо сармата, а потом с тихим урчанием стала тереться о его скулу. Кесса хотела взять кошку на руки, но Кытугьин остановил её.

– Глубоко? – солмик посмотрел на Речника, ощупывающего края длинных узких ран, протянувшихся по груди сармата. Оранжевая одежда разошлась по шву так же, как верхний скафандр, открыв гладкую кожу. Крови было немного – узкая чёрная кромка по краям разрезов. Яцек провёл по ним мягкой тонкой кисточкой и покачал головой.

– Трудно понять. Как будто до рёбер не достали. Что с руками?

– Эту рану оставим, пока не оттает. А руки я сейчас завяжу, – нахмурился Кытугьин, принимая у Речника склянку с воинским бальзамом и тонкое полотно. – Когда оттает, близко не подпустит. Тут ему будет очень больно.

– Ветер нехороший, – Икымту влез в повозку и с любопытством взглянул на сармата. – Уджуг тревожится.

– Трогаемся, – кивнул старший солмик. – Садись на вожжи. Ведёшь до привала. Хагван, иди с ним. Стрелы возьми. Слишком много Иситоков…

– Готово, – Аса сняла с огня закопчённую лохань с чем-то вязким, пахнущим сажей.

– Кесса, помоги мне, – Речник Яцек, зачерпнув из лохани, вылил на грудь сармата белесый жир. – Растирай, медленно и осторожно, по груди, животу и бокам, можно по шее, но тихонько. Лицо не трогай, рану тоже. Не бойся, жир не горячий.

– Речник Яцек… – Кесса поднесла руку к нестерпимо холодной коже и поёжилась. – Он точно живой?

– Оттает – будет видно, – хмыкнул Речник. – Не останавливайся, пока не начнёт дышать.