Сон цвета киновари. Необыкновенные истории обыкновенной жизни

Хозяйка, госпожа Юй, в молодости была красавицей и даже сейчас, в возрасте пятидесяти лет, сохранила следы былой красоты. У нее был сын — высокий светлокожий юноша двадцати одного года. Он получил хорошее домашнее образование, обладал прекрасными манерами и держался с достоинством. Однако представители новоиспеченного местного помещичества, до зубовного скрежета ненавидевшие и презиравшие маньчжуров за их былое превосходство, редко общались с молодым главой семьи Юй. Они считали его всего лишь сыном торговки овощами. Однако юноша не был похож на сыновей обычных торговцев; хотя у него не появилось близких друзей в этом городе, он пользовался уважением.

Чтобы ухаживать за огородом, семья Юй нанимала работников. Каждую осень хозяйка давала распоряжение рыть овощную яму, а зимой, после первого снега, весь урожай капусты закладывали туда на хранение, благодаря чему капуста была доступна горожанам круглый год. В огороде на двадцати му [10] земли выращивали не только капусту, но и немало других овощей. У хозяйственной госпожи Юй горожане в любой сезон могли купить отличные овощи. Это приносило семье определенный доход. За десять лет — не было бы счастья, да несчастье помогло — мать с сыном разбогатели.

10

1 му равен 7 соткам.

Из-за их маньчжурского происхождения никто с ними особо не общался. Помимо того что семья Юй — зажиточная и торгует овощами, горожане о них почти ничего не знали.

Летними вечерами госпожа Юй, умевшая держаться просто и естественно, в старомодном белом платье из тонкого льна, с веером в руке стояла на берегу ручья и наслаждалась прохладой. Ее сын, в рубашке и брюках из белого шелка, стоял рядом с ней. Они часто вот так подолгу стояли в тишине, не говоря друг другу ни слова, слушая, как в вечернем воздухе разносятся звуки цикад и журчит вода в ручье, который, огибая огород, устремлялся на восток. В его прозрачной воде видны были рачки и рыбки, настолько мелкие, что, казалось, они были созданы лишь для того, чтобы ими любовались; в эти часы отдыхали и они.

В дуновениях вечернего ветерка смешивались ароматы орхидей и жасмина. Цветы и деревья, растущие в огороде, мягко покачивались. Разглядывая сквозь ветви ивы первые звезды, матушка Юй думала о поэтах прошлого. Ей никак не удавалось припомнить, кто же написал чудесные строки про облака на закате и одиноких диких уток. Определенно, кому-то уже удалось точно передать настроение такого вечера; улыбнувшись, она спросила у сына, не может ли он привести пару-другую строк, соответствующих моменту:

— Подобный закат наверняка вдохновлял древних так же, как вдохновляет сегодня нас. Чтобы по-настоящему прочувствовать эту красоту, нужно написать не одно стихотворение.

— Древние, должно быть, писали об этом, но я не могу вспомнить, кто именно.

— Может быть, Се Линъюнь. Или Ван Вэй. Нет, тоже не могу вспомнить, я и вправду старею.

— Мама, попробуй составить семисложное четверостишие, а я продолжу.

— Дай подумать…

Матушка Юй задумалась и долго шептала что-то себе под нос, но никак не могла подобрать слова. Это действительно трудно. Не зря в буддизме считается, что красоту можно постичь только сердцем и никак нельзя облечь в слова. Она улыбнулась и сказала:

— Бесполезно. Я не поэт.

И через некоторое время спросила:

— Шаочэнь, а ты?

Юноша, смеясь, ответил, что невозможно передать словами то, что создано природой, — стихи лишь разрушат естественную красоту. Мать вновь не сдержала улыбки. Они прошли по мосту, и тени их скрылись за белой оградой.

В другие прохладные летние вечера мать и сын приходили в огород смотреть, как рабочие ставят решетки для тыкв или поливают растения, и вели обычные разговоры про осенние овощи и цены на редьку. Иногда они приходили ухаживать за рассадой или собственноручно рыть оросительные канавы — это было для них естественно, не в пример тем напыщенным поэтам, что, проведя час под навесом для тыкв, берутся сочинять пасторальные стихи, подражая древним. Однако между подлинным и нарочитым большая разница.

Зимой, когда выращенная в огороде семьи Юй капуста продавалась на рынке, все жители города с большим удовольствием ее ели и нахваливали. Одобрительно отзываясь о капусте, вспоминали и о тех, кто ее вырастил, благодарили матушку Юй с сыном. Знали о них немного, но то, что они делали, всем нравилось. В этом городе, как и в других, глупцов было раз в десять больше, чем умных людей. Болтали, например, что каждый кочан капусты хозяйка Юй наглаживает руками, потому они такие крепкие и сочные. Подобные россказни свидетельствовали о зависти горожан благополучию этой семьи.

Матушка Юй преуспела также в заготовке капусты: все части кочана — корни, листья, кочерыжки — обрабатывались разными способами, приобретая разные вкусы. Знания молодого хозяина по этой части были не столь богаты, уступая его познаниям в литературе. Но при этом он каждый день отводил для работы в огороде больше времени, чем для чтения книг. Сердце его было чистым, как белое перо голубя, он находил время и для учебы, и для отдыха, и огород не был ему в тягость. Он не умел торговаться с людьми из-за мелочей, и эта его слабость вызывала у горожан еще большее уважение.

Юноша был не из тех, кто, выучившись грамоте, не хочет работать руками, и не из тех, кто заносится, разбогатев; он поддерживал хорошие отношения с местными жителями, а с мелкими торговцами общался на равных. Хоть Шаочэнь по праву относился к образованной интеллигенции, он не придавал этому особого значения и не считал, что он выше других. Шаочэнь всегда был честен с людьми и от них ждал того же. Порядочность и честность он считал высшими добродетелями. Так его воспитала матушка Юй.

Этому юноше уже давно пришла пора жениться, а у него все еще не было невесты. В этом городе молодые люди сами выбирали себе мужей и жен, тем не менее в дом Юй стали захаживать свахи. Ведомые преданностью к профессии, эти свахи, пожилые и опытные, усердно ходили из дома в дом, преувеличенно расхваливали молодых, в надежде удачно соединить их судьбы и получить за это скромное вознаграждение. Поняв, наконец, что их усилия бесплодны, они потеряли интерес к семье Юй и больше не появлялись в их доме.

Однако благодаря активности свах или по каким-то иным причинам многие в городе узнали о Шаочэне, и появилось немало девушек, тайно желавших войти в эту семью.

На двадцать второй день рождения сына матушка Юй приготовила праздничный ужин. Вечером они сидели друг против друга и пили вино, глядя в окно на огород. Это было в начале декабря, только что прошел снег, в огороде было белым-бело. Срезанные, но еще не заложенные в ямы на хранение кочаны капусты были свалены в большие кучи; покрытые снегом, они напоминали могильные курганы. Еще не убранные кочаны стояли рядами, как маленькие снеговики. Выпив немного вина, мать и сын заговорили о погоде и овощах, о том, что для капусты и редьки нужен сильный снег, тогда они станут по-настоящему ароматными. Распахнули окно. Весь огород был как на ладони.

Спускались сумерки. В огороде было тихо и безветренно. Снег прекратился. Вороны, днем промышлявшие на грядках, разлетелись. Матушка Юй сказала:

— Отличный снег в этом году!

— Сейчас только начало декабря, и никто не знает, сколько еще будет таких снегопадов.

— В этих краях даже такой снежок считается чем-то невероятным, да и на улице не холодно. А для Пекина снег — обычное дело.

— Говорят, Пекин сейчас совсем не такой, как раньше.

— Да и здесь за десять лет все изменилось!