Сон цвета киновари. Необыкновенные истории обыкновенной жизни

Муж давно уже был отлучен от материнской груди, свекровь родила еще одного сына, и, казалось, одной только Сяосяо было дело до пятилетнего ребенка. Чем бы она ни занималась, куда бы ни шла, муж всегда был рядом с ней. Он немного побаивался Сяосяо, будто она была его матерью, поэтому слушался ее. Словом, они хорошо ладили.

В здешние места потихоньку приходил прогресс; вот и дед стал шутить по-другому: «Сяосяо, ради свободы тебе косу-то надо бы отрезать». Теперь Сяосяо улавливала смысл этих шуток — как-то летом она уже встречала студенток. Не воспринимая их особо всерьез, она тем не менее каждый раз шла к пруду, рассматривала свое отражение и безотчетно теребила кончик косы, представляя, как бы она выглядела без нее и что бы чувствовала при этом.

Вместе с мужем они часто ходили на северный склон крутой горы, где Сяосяо рвала траву для свиней.

Наивный ребенок, слыша, как поют другие, и сам начинал подпевать. А стоило ему запеть, как тут же рядом появлялся Хуагоу.

Хуагоу начал питать новые чувства к Сяосяо; смутно догадываясь об этом, она испытывала страх и беспокойство. Однако Хуагоу был мужчиной, и, как в любом мужчине, в нем было намешано много всего хорошего и плохого. Он был отличным работником, сильным и трудолюбивым, веселым и ловким на язык, поэтому муж Сяосяо любил играть с ним, а Хуагоу, в свою очередь, не упускал случая оказаться наедине с Сяосяо, находя разные способы и уловки, чтобы рассеять ее опасения.

Люди малы, а горы велики и покрыты густым лесом, поэтому, не зная, где ему искать Сяосяо, Хуагоу выбирал место повыше и затягивал песню, приманивая всегда крутившегося рядом с ней мужа. Как только тот откликался, Хуагоу тут же мчался напролом в нужном направлений и вскоре оказывался рядом с предметом своей страсти.

Увидев его, ребенок радовался, пребывая в счастливом неведении. Он хотел, чтобы Хуагоу плел ему из травы фигурки насекомых, мастерил из бамбука свистульки. Хуагоу находил способ отправить его куда-нибудь подальше на поиски подходящих материалов, а сам садился рядом с Сяосяо и пел ей свои грубоватые, двусмысленные песни, заставлявшие девушку заливаться краской от радости и смущения. Порой ей становилось страшно, и тогда она не разрешала мужу отходить. Но иногда ей казалось, что, когда рядом Хуагоу, будет лучше мужа куда-нибудь отослать. И наконец, настал день, когда Сяосяо, отдав Хуагоу свое сердце, стала женщиной.

В тот раз муж спустился к подножию горы собирать ежевику, а Хуагоу, спев немало песен, стал напевать ей еще одну:

Дом красавицы стоит на высокой круче. Кто до верха не дойдет, деву не получит. Пусть подошва у сапог вытрется стальная — Доберусь я до небес за тобой, родная.

Допев песню, Хуагоу сказал: «Я думал о тебе эти годы». И добавил: «Я из-за тебя спать не могу». А еще он поклялся, что никто ни о чем не узнает. Услышав это, еще ничего не понимавшая Сяосяо видела перед собой лишь его большие руки, а в ушах продолжала звучать последняя сказанная им фраза. Хуагоу снова стал петь для нее свой песни. Вся в смятении, она попросила его еще раз поклясться перед Небом, а когда он поклялся, она словно бы обрела некую защиту и отдала ему себя без остатка. Когда вернулся муж, он подбежал к Сяосяо — его ужалила в ручку мохнатая гусеница, в месте укуса образовался довольно большой отек. Сяосяо выдернула засевшее жало и постаралась высосать все из ранки, чтобы уменьшить припухлость. При этом она подумала о совершенной только что глупости, словно лишь сейчас поняла, что поступила не вполне правильно.

Хуагоу соблазнил ее в четвертом месяце, когда пшеница стала желтой, а в шестую луну, когда поспели сливы, ей вдруг стали нравиться недозревшие плоды. Она чувствовала, что с ее телом происходит что-то неладное, и, повстречав в горах Хуагоу, рассказала ему об этом, спрашивая совета.

Они говорили и говорили, но Хуагоу так и не сказал ничего путного. Хотя в свое время он и клялся перед небом, теперь он совершенно не знал, как поступить. Росту в нем было много, а смелости мало. Когда ты высок и силен, легко можно натворить худых дел, однако недостаток храбрости не позволит исправить совершенные ошибки.

Сяосяо, теребя в руках свою косу — длинную и блестящую, словно чернохвостая змея, — вспомнила о городе:

— Хуагоу да, — сказала она, — давай уедем в город, там свобода, найдем работу и будем жить, что скажешь?

— Так не пойдет. Нам в городе делать нечего.

— У меня живот растет, так тоже не пойдет.

— Надо поискать лекарство. На рынке есть лекарь, который торгует разными снадобьями.

— Лучше бы ты принес мне это лекарство поскорее, а то…

— Ты хочешь сбежать в город за свободой — не выйдет! Там все чужие, там на все свои законы, там даже побираться нельзя без разрешения.

— У тебя просто нет ни стыда, ни совести, ты мне жизнь сломал. Хочу ли я сбежать? Я умереть хочу!

— Я поклялся, что никогда не обману тебя.

— Обманешь или нет, — что мне с того! Помоги мне поскорее избавиться от этого куска мяса, что у меня в животе. Мне страшно!

Хуагоу так ничего и не сказал ей в ответ, и вскоре ушел. Когда некоторое время спустя вернулся муж с полной пригоршней боярышника, он увидел, что Сяосяо сидит одна на траве и плачет, глаза ее покраснели от слез. Он очень удивился этому и спросил:

— Сестричка, что случилась? Почему ты плачешь?

— Да ничего, букашка в глаз попала, больно.

— Дай я подую.

— Не надо, уже прошло.

— Вот, посмотри, что у меня есть!

Он вынул из кармана и стал раскладывать перед Сяосяо ракушки и камушки, которые насобирал в ручье. Сяосяо какое-то время смотрела на это глазами, полными слез, а потом, через силу улыбаясь, сказала:

— Братик, мы с тобой так хорошо ладим. Пожалуйста, не говори никому, что я плакала, а то кто-нибудь может огорчиться.

Разумеется, дома так никто и не узнал о случившемся.

Через полмесяца Хуагоу потихоньку собрал свои вещи и исчез, ни с кем не попрощавшись. Дед выспрашивал у Немого, вместе с которым тот жил, почему он пропал и где он? В горы к разбойникам подался, или записался в армию, подобно Сюэ Жэньгую? [25] Немой в ответ лишь покачал головой, сказав, что Хуагоу к тому же остался должен ему двести юаней, а перед тем, как уйти, даже словом с ним не обмолвился, — бессовестный. Немой говорил за себя, никак не объясняя причин бегства Хуагоу. Вся семья целый день гудела от удивления и обсуждала странный поступок работника до самой ночи. Однако он ничего не украл, никого не похитил, поэтому довольно скоро все позабыли о нем.

25

Сюэ Жэньгуй (614–683 гг.) — известный генерал династии Тан. Он происходил из обедневшей семьи и в молодости жил в пещере, занимаясь сельским хозяйством.

Сяосяо была той же Сяосяо, между тем ей не становилось легче. Было бы хорошо забыть Хуагоу, но ее живот рос и рос, и кто-то начал шевелиться внутри, заставляя Сяосяо испытывать чувство тревоги и проводить ночи без сна.

У нее испортился характер, появилась раздражительность; о переменах, произошедших в ней, знал только муж, с которым она стала обращаться строже.

Будучи по-прежнему неразлучна с мужем, она сама не очень хорошо понимала, что на нее находит, что творится в ее душе. Порой посещали мысли о том, что ей следовало бы умереть и что лучше всего, если прямо сейчас, тогда все уладится само собой. Но почему она должна умирать? Она так радовалась жизни и хотела жить дальше.

Когда кто-нибудь из домашних, не важно кто, случайно заводил речь о младшем брате мужа или о детях вообще, или же вспоминал о Хуагоу — эти слова, словно острые ножи, вонзались в сердце Сяосяо.

С наступлением восьмого лунного месяца она забеспокоилась, что правда скоро выплывет наружу, поэтому потащила мужа гулять в храм, где загадала желание и съела пригоршню пепла из курильницы. Это заметил муж, который тут же спросил, зачем она ест пепел. Сяосяо сослалась на боли в животе, при которых это средство помогает. Конечно, она все выдумала. Она молила всех святых о помощи, но те ей не внимали, и ребенок внутри нее продолжал расти.