Сон цвета киновари. Необыкновенные истории обыкновенной жизни

Случалось, что кого-нибудь из таких мужей совсем заедала тоска по своей женушке, занимавшейся «заработками» на лодке, или же, согласно обычаям, ему необходимо было с ней свидеться на Новый год или другой праздник. Тогда муж, надев свежевыстиранную и накрахмаленную одежку и прицепив на пояс трубку, которую обычно никогда не выпускал изо рта во время работ, взваливал на плечи бамбуковую плетеную корзину, полную всякой снеди, вроде батата и лепешек из клейкого риса, и отправлялся в город, точь-в-точь будто бы проведать дальнего родственника. Он обходил все лодки на пристани, начиная с первой, и выспрашивал, пока наконец не выяснял, на какой же из них находится его жена. Он забирался в лодку, аккуратно положив свой матерчатые тапочки на навес над каютой, а затем, передав жене гостинцы, начинал разглядывать ее во все глаза, пытаясь рассмотреть в ней ту, что выходила за него замуж. Безусловно, она разительно отличалась от себя прежней.

Большой и блестящий от масла узел волос на затылке, выщипанные пинцетом и подведенные длинные брови, белое напудренное лицо, темно-красные румяна на щеках, одежда и манеры настоящей горожанки — все это настолько удивляло мужа-крестьянина, что он совершенно терялся. Женщина прекрасно понимала причины его замешательства. Она первая заводила разговор, спрашивая что-то вроде: «Ты получил те пять юаней?» или «Свинья-то наша опоросилась, нет?». И манера речи у нее теперь была иная, свободная и непринужденная, словно говорила госпожа, в которой ничего не осталось от прежней деревенской женушки.

Послушав расспросы о деньгах и свиньях, мужчина чувствовал, что эта лодка все же не лишила его статуса главы семьи, а эта горожанка еще не вычеркнула из памяти родную деревню. Осмелев, он тянулся за трубкой и огнивом, и вдруг новое диво — жена выхватывала у него трубку и вкладывала в его толстую грубую пятерню изящную сигарету фирмы «Хатамэн» [27] . Однако же замешательство оказывалось недолгим, муж закуривал и начинал говорить.

Вечером, после ужина, он по-прежнему наслаждался вкусом фабричных сигарет… И тут приходил гость — какой-нибудь владелец лодки или торговец. На ногах высокие сапоги из сырой воловьей кожи, из кошеля на ремне свисает толстая блестящая серебряная цепочка. Гость, уже изрядно выпивший, поднимался на борт, раскачивая его при каждом движении.

27

По названию ворот и квартала в Бэйпине (Пекин).

В лодке он начинал кричать, требуя поцелуев и дальнейших ласк; эта громкая, но при этом невнятная речь, эта внушительная манера держаться напоминали мужу деревенских чиновников и старосту. Не нуждаясь в объяснениях, он все понимал сам и ускользал на корму лодки. Укрывшись у руля, вынув изо рта сигарету и отдышавшись, он тихонько сидел, бездумно рассматривая речной пейзаж, полностью изменившийся с наступлением темноты. Река и берег озарялись яркими огнями фонарей. Муж думал об оставшихся дома курах и поросятах, будто только они — его верные друзья, его семья. Рядом с женой он чувствовал себя куда дальше от нее, чем когда был дома. Его охватывало смутное ощущение одиночества, ему хотелось домой.

А может, и вправду вернуться? Нет, затея сомнительная. Тридцать ли пробираться в темноте — на пути могут повстречаться и красные волки, и дикие кошки, да и бойцы отрядов народного ополчения ходят дозорами. Шутки с ними плохи, так что о возвращении и речи быть не может. Кроме того, хозяйка лодки хотела сводить его в храм трех повелителей Саньюаньгун [28] на вечернее представление, а после — отведать зеленого чая с печеньем в «Сыхайчунь». Раз уж он добрался до города, глупо упускать возможность поглазеть на яркие огни оживленных улиц, на городских жителей. И муж оставался на корме, наблюдая за речной жизнью, а дождавшись, когда хозяйка лодки на минуту освободится, пробирался на нос лодки по доске, закрепленной вдоль борта, держась за раму навеса, и тихонько сходил на берег. Нагулявшись, он тем же путем осторожно проползал обратно, опасаясь потревожить оставшегося в каюте гостя, который отдыхал в постели после трубки опиума.

28

Даос. три повелителя (неба, земли, воды), даосские божества.

Пришло время ложиться спать; со стороны западных гор до города донеслись звуки барабанов, возвещавшие о начале первой стражи [29] . Муж тихонько заглядывал в щелку — гость еще не ушел. Возражать он права не имел, и ему оставалось только забраться под новое ватное одеяло на корме и заснуть в одиночестве. Среди ночи, когда муж уже спал или пребывал в раздумьях, жена, выкроив минутку, выбиралась на корму и предлагала ему сладостей. Она помнила, что ее муж всегда любил сладости, поэтому — хотя тот и отказывался, мол, его тянет ко сну, или он уже поел — она запихивала конфету ему в рот. Затем, чувствуя некоторую неловкость, она удалялась, а муж катал во рту сахарный леденец, будто бы предназначенный извинить поведение жены. Жена возвращалась в каюту угождать гостю, а муж мирно засыпал.

29

Традиционно в Китае время измеряли стражами. Одна стража равнялась двум часам. Ночных страж было пять, с 19:00 до 05:00. Соответственно первая ночная стража — с 19 до 21 часа.

Таких мужей в деревне Хуанчжуан много! Там много крепких, сильных женщин и честных, достойных мужчин, но при этом кругом царит бедность. Львиная доля скудных местных урожаев достается окрестным богачам. Простые же крестьяне, привязанные к земле за руки и за ноги, вынуждены три месяца в году утолять голод листьями батата пополам с мякиной. Какими бы бережливыми и трудолюбивыми они ни были, выживать все равно нелегко. При этом от деревушки, расположенной высоко в горах, было всего тридцать ли до речного порта. Вот женщины и отправлялись в город на заработки, и мужья хорошо понимали, какую выгоду сулит такая работа: жены по праву имени принадлежали им, дети также принадлежали им, а когда у женщин появлялись деньги, они получали свою долю дохода.

Лодки выстроились рядами вдоль реки, их было много, не сосчитать. Единственный, кто знал их число и порядок, кто помнил каждую лодку и каждого ее обитателя, был старый речной смотритель, глава баоцзя [30] Пятого округа.

Старик был слеп на один глаз. Поговаривали, что он потерял глаз в молодости, когда на реке завязалась драка меж ним и каким-то негодяем. Негодяя он убил, но глаза лишился. Однако смотритель легко обходился и одним. Вся река была у него под контролем. Его власть над этими маленькими лодками была абсолютной — такой на суше не было и у самого китайского императора.

30

Единица организации по системе круговой поруки баоцзя. Из крестьянских дворов формировались особые единицы — бао (стодворки) и цзя, объединявшие до 1000 дворов. Баоцзя — система административно-полицейской организации крестьянских дворов, основанная на круговой поруке или т. н. «коллективной безопасности». Возникла в старом Китае и была распространена до 1949 г.

Когда река разливалась и выходила из берегов, хлопот у смотрителя прибавлялось. Обязанности вынуждали его постоянно перемещаться, ему приходилось следить за всем: на одной лодке плакал голодный младенец, которого родители оставили без присмотра, сойдя на берег; на другой начиналась перебранка, а обязанность смотрителя — утихомиривать людей; плохо закрепленные лодки грозило унести разлившейся водой… Нынче же господину смотрителю надлежало обойти всю пристань и провести тщательное расследование происшествия, случившегося хотя и на суше, но затронувшего и реку. В городе за последние дни произошло три мелких грабежа. Полиция утверждала, что прочесала все побережье, но не нашла ни единой зацепки. И поскольку поиски на берегу результатов не дали, дело легло на плечи речного смотрителя. Хитрые полицейские приказали ему сегодня в полночь встретиться с речной полицией и вместе с полицейскими обыскивать каждую лодку до тех пор, пока злодеи не будут пойманы.

Смотритель получил этот приказ еще до полудня. За день ему нужно было переделать уйму дел. Он хотел отплатить добром людям, которые нередко угощали его хорошим вином и доброй едой, а потому отправился вдоль реки, заглядывая в каждую лодку и расспрашивая тех, кто был на борту. Для начала нужно было выяснить, не укрываются ли на какой лодке подозрительные чужаки.

Речного смотрителя по праву считали хозяином реки, ничто в его владениях не ускользало от его внимания. Когда-то он, как и все, кормился от реки и действовал по ту сторону закона. Но власти наняли его, чтобы взять под контроль все происходящее на реке — так уж у них было заведено. С течением времени смотритель разбогател, обзавелся женой и детьми, стал регулярно выпивать… словом, спокойная и размеренная жизнь постепенно превратила его в добродушного и справедливого человека. По долгу службы он помогал властям, но сердцем оставался с речным людом. А для речного люда он был образец добродетели, столь же авторитетный, как чиновники, но без примеси страха и отвращения. Для многих женщин на лодках смотритель стал как названый отец.

И вот он спрыгнул с деревянного трапа на нос свежевыкрашенной «цветочной лодки» [31] , привязанной к сваям лавчонки, торговавшей семенами лотоса. Он знал, чья это лодка, и, оказавшись на борту, позвал:

— Эй, Лао Ци [32] , дочка, ты здесь?

Ответа не последовало. Ни молодая женщина, ни пожилая хозяйка из лодки не вышли. Опыт подсказывал старику, что какой-нибудь молодой гость может быть на лодке и среди бела дня, поэтому он продолжил стоять на носу, осматриваясь и выжидая.

31

«Цветочными лодками» называли плавучие дома терпимости.

32

Ци — Седьмая — это порядковый номер по признаку родства в пределах одного поколения, и он эквивалентен имени. Лао — уважаемый (перед фамилией, обращением; часто ирон. или фамильярно).