Сон цвета киновари. Необыкновенные истории обыкновенной жизни

Погода в конце лета была еще жаркой, и они любили все вместе проводить время у прохладного ручья, слушая журчание воды и стрекот цикад, или же сидели в тени под навесом, разговаривая о жизни и любуясь вечерней зарей. Все было так же, как пять лет назад, только теперь их стало трое. Казалось, будто семья Юй и другие жители города обитают в разных мирах; хотя те и другие стали больше общаться, горожане по-прежнему смотрели на них несколько отстраненно, с любопытством и завистью.

Поскольку невестка любила хризантемы и хотела полюбоваться ими до отъезда в Бэйпин, матушка Юй велела работникам оставить в огороде небольшой участок земли под цветы, искала хорошие сорта, руководила выращиванием рассады и затем вместе с сыном высаживала ее в землю. Однажды в августе, после обеда, они работали в саду. Сын был в простой домашней одежде, с закатанными по локоть рукавами; в руках, перепачканных землей, он держал лопату.

Матушка Юй смотрела на молодых людей, которые вместе ухаживали за цветами, и гадала, когда же исполнится ее заветная мечта стать бабушкой.

Пока они возились с хризантемами, сын рассказывал матери, как их выращивают в Пекине и как удается получить крупные цветы благодаря привитым черенкам. Мать же с восхищением смотрела на работавшую рядом с ним на корточках невестку — она была удивительно красива. Тут неожиданно явился посыльный из уезда и сообщил, что пару велено препроводить в управу для разговора по какому-то незначительному делу. Молодые даже не успели руки помыть, как их увезли. Домой они больше не вернулись.

Хотя мать забеспокоилась, поначалу она не придала случившемуся большого значения.

На следующий день она слегла: оказалось, что тела сына, невестки и еще троих молодых людей, разделивших с ними трагический конец по другим причинам, брошены для всеобщего обозрения на краю городской площади.

На третий день несколько крепких мужчин отнесли тела убитых за город и скинули в выкопанную накануне общую могилу. Из-за дождя могила была наполовину заполнена мутной водой. Мужчины наспех забросали яму землей, оставив тела медленно гнить. Покончив с этим и закинув на спины веревки и инструменты, они, не оглядываясь, отправились в ямынь [17] за вознаграждением.

17

Слово для обозначения государственных учреждений, существовавших в Китае до 1949 г.

Госпожа Юй от горя несколько раз теряла сознание, но осталась жива. Невзирая на утрату сына и невестки, она была вынуждена заниматься похоронами, оплатой штрафов, письменными поручительствами и многими другими делами. Только через три дня из публичных объявлений, расклеенных на улицах, она и горожане узнали, что ее сына казнили за членство в коммунистической партии. Городские сплетники рассудили, что хозяйку не тронули и землю не конфисковали оттого, что служащие ямыня тоже любят капусту. Убитой горем матери дали понять, что ей положено не умирать, а заниматься огородом и выращивать овощи. Она продолжила жить и продавать капусту.

Пришла осень, в огороде зацвели хризантемы.

Хозяйка безмолвно смотрела на цветы.

Видно, огороду семьи Юй суждено было превратиться в сад, ибо хризантемы в нем разрастались все сильнее. Местные помещики и нувориши облюбовали это место для проведения праздников и застолий.

Хозяйка огорода высохла и сморщилась, подобно семидесятилетней старухе. Каждый день она, сидя на лужайке в саду, кормила кур и думала о давно и безнадежно утраченном.

Постепенно огород семьи Юй действительно превратился в сад семьи Юй. Гражданская война закончилась, в стране воцарился мир. Каждую осень влиятельные граждане пировали в саду, созерцая хризантемы и получая удовольствие от хорошего вина и еды из овощей, выращенных здесь же. Любуясь цветами, в порыве вдохновения они складывали стихи. Там были строки о признательности хозяйке сада за пользу, которую она приносит стране, с пожеланиями счастья и долголетия. Были и стихи, в которых, по аналогии с классическими образцами, ее представляли, как старую крестьянку, вздыхающую о былом. Стихи эти, согласно традиции, записывали на стенах или вырезали на камнях, чтобы оставить память о себе следующим поколениям. Местная знать собиралась и развлекалась в саду семьи Юй; даже вернувшись домой, в хмельных снах люди продолжали веселиться, играя в «камень, ножницы, бумага» и осушая чарки в компании с господином У Лю — Тао Юаньмином, древним поэтом и большим любителем выпить.

Огород семьи Юй превратился в сад семьи Юй через три года после смерти молодого хозяина. Мать прожила эти долгие три года в молчании и одиночестве. Однажды, в день рождения сына, когда шел сильный снег, она поняла, что ей незачем встречать другие весны и другие осени. Она взяла шелковый шарф, накинула на шею петлю и покинула этот мир.

1929 г.

СЯОСЯО

перевод Н. К. Хузиятовой, Е. Т. Хузиятовой

С наступлением двенадцатой луны местные жители под звуки соны [18] почти каждый день принимали в свои дома невесток.

За соной следовал свадебный паланкин, который осторожно несли на плечах двое носильщиков. Невеста, сидевшая в паланкине, была заперта на медный замок, и, хотя на ней был праздничный красно-зеленый наряд, который она никогда прежде не надевала, ей все равно хотелось плакать. Эти юные девочки понимали, что с замужеством их жизнь полностью изменится, что они разлучаются с матерью и теперь им самим предстоит готовиться к материнству. Им и во сне не снилось, что ради продолжения рода придется ложиться в одну постель с кем-то, кого они почти не знали. При одной мысли об этом становилось страшно — вот девочки и плакали, так повелось.

18

Деревянный духовой инструмент с громким и пронзительным звуком, занимает важное место в жизни народа мяо. Сона непременный участник свадеб, похорон новогодних праздников и других важных событий. Применяется в качестве аккомпанирующего или сольного инструмента.

Но были и такие, кто выходил замуж без слез. Сяосяо [19] , когда ее везли в паланкине, не плакала. Она рано осиротела и маленькой девочкой была отдана на воспитание в деревню к дяде — старшему брату отца, который работал в поле. Целыми днями она ходила с бамбуковой корзинкой по обочинам дорог и разделительным межам на полях, собирая собачьи фекалии. Замужество означало для нее лишь переход из одной семьи в другую. Поэтому в тот день девочка не плакала, а смеялась. Ей не было стыдно или страшно; вот так, ничего не зная и ни о чем не ведая, она и стала мужней женой.

19

Имя героини — это звукоподр. шелест падающих листьев.

Когда Сяосяо выходила замуж, ей было двенадцать лет, а мужу не исполнилось еще и трех. Он был лет на девять младше нее, и его лишь недавно отлучили от материнской груди. По заведенному в здешних местах обычаю, войдя в дом, ей полагалось звать его братиком. Ее обязанностью стало каждый день выносить братика на прогулку к ивняку за деревней и гулять с ним на берегу ручья. Стоило малышу проголодаться, она кормила его, стоило заплакать — забавляла: то положит на голову маленькому мужу сорванный цветок тыквы или веточку щетинника, то начнет целовать, приговаривая: «Братик, чмок! Еще раз, чмок!» — вот так, осыпая поцелуями грязное личико, она заставляла ребенка смеяться. Придя в радостное возбуждение, он становился непослушным, мог схватить своими короткими ручками Сяосяо за волосы. А по-детски светлые волосы, если они растрепаны, привести в порядок непросто. Иногда, когда малыш особенно долго тянул за косичку и стягивал красный шелковый шнурок, она, рассердившись, шлепала его, и ребенок, естественно, начинал реветь. Тогда Сяосяо притворялась, что сама вот-вот заплачет, и, показывая пальцем на заплаканное лицо мальчика, говорила: «Вот, если кто-то не слушается, бывает плохо!»

Ясные дни сменялись непогодой, жизнь шла своим чередом. Сяосяо нянчила братика, помогала по хозяйству, делала все, что умела и могла. Часто ходила к ручью стирать пеленки и между делом находила время, чтобы насобирать полосатых улиток, которыми забавляла сидевшего тут же мужа. Засыпая по ночам, она часто видела сны, которые снятся девочкам ее возраста. Ей снилось, как она нашла много-много медных монет у задней калитки или еще где-нибудь; снилось, как она ест что-то вкусное, как лазает по деревьям, как, обернувшись рыбкой, резвится в воде; или что ее тело вдруг становится совсем маленьким и невесомым, и она взмывает в небо к звездам, где нет никого, только белый и золотой свет. Тогда с криком: «Мама!» — она просыпалась, а сердце продолжало бешено биться.

Разбуженные домочадцы всякий раз ругали ее: «Сумасшедшая, и что только у нее на уме! Днем ничего не делает — знай себе забавляется, вот ночью сны и снятся!» Сяосяо ничего не говорила на это, только посмеивалась, думая о других радостных снах, которые иногда прерывались плачем мужа. Муж засыпал вечером рядом со своей матерью, чтобы ей удобнее было кормить его грудью, но, то ли от большого количества молока, то ли по какой-то другой причине, он нередко просыпался среди ночи, чтобы справить малую или большую нужду. Когда свекровь ничего не могла поделать с плачущим ребенком, Сяосяо потихоньку слезала с постели и в полусне шла к кровати, брала мальчика на руки, убаюкивала, отвлекая внимание светом лампы и сиянием звезд. Или целовала его и, встретившись с ним глазами, по-ребячески корчила гримасы: «Эй, эй, смотри — кошка!» — и так развлекала его, пока муж не начинал улыбаться. Потом ребенка клонило в сон, и его глаза медленно закрывались. Когда он засыпал, Сяосяо укладывала его в постель и некоторое время наблюдала за ним, а потом, заслышав далекий крик петуха и понимая, что скоро утро, ложилась в свою кроватку и, свернувшись калачиком, засыпала. Несмотря на бессонную ночь, девочка шла встречать восход солнца: ей доставляло удовольствие открывать и закрывать глаза, чтобы наблюдать, как подсолнух с пурпурной сердцевиной и желтыми лепестками меняет формы прямо у нее на глазах. Это было так же весело и интересно, как смотреть сны.