Сон с четверга на пятницу

– Нет, – хрипло сказал доктор.

– Уверены?

Макарский поднял на него взгляд и с ненавистью произнес:

– Убирайтесь вон.

Гуськов засмеялся и вышел из кабинета. Оставшись один, доктор прикрыл глаза.

– Гизельс… – прошептал он. – Боже мой… Боже мой…

Дарья Гизельс считалась самым опасным пациентом клиники. В юности она три раза пыталась поступить в медицинский институт, но все три раза безуспешно. После третьей неудачной попытки Дарья Гизельс устроилась лаборантом в анатомичку, но проработала там всего год. Трупы быстро ей наскучили.

Семь лет назад Дарья Гизельс, тогда еще двадцатитрехлетняя девушка, поехала со своими родными на дачу. Ночью она связала своих домочадцев – мать, отца и двух младших сестер – и принялась резать их скальпелем. Наносила раны, а затем зашивала эти раны грубой ниткой. И так почти три дня.

Замучив родных до смерти, Гизельс сожгла дачный домик и скрылась в неизвестном направлении. Поймали ее только через полтора года. За это время Дарья Гизельс замучила до смерти и сожгла еще девять человек, в основном – бездомных женщин. На суде гражданку Гизельс признали невменяемой и направили на принудительное лечение, которое длилось до сих пор – без особого, впрочем, успеха.

Макарский отлично помнил свой первый разговор с этой страшной пациенткой.

– Дарья, зачем ты истязала людей?

– Я их лечила.

– От чего?

– От болезни.

– От какой болезни?

– Наша жизнь – болезнь. Разе не так?

– Допустим. Но почему ты их истязала? Почему просто не лишала жизни?

– Потому что, прежде чем человек выздоровеет, он должен пройти через муки лечения. Вы доктор, и должны это знать.

– А почему сжигала тела?

– Зачем сжигала? Хм… Вы ведь сжигаете одежду после заразного больного?

Доктор поморщился от неприятного воспоминания. Потом открыл ящик стола и достал оттуда бутылку с недопитым коньяком.

3

– Не шевелись и не кричи, если не хочешь, чтобы я свернула тебе шею, – тихо и хрипло проговорила незнакомка.

Настя затихла, с ужасом глядя на широкое лицо женщины. Та наклонилась и, чуть прикрыв глаза, втянула ноздрями запах Насти.

– Пахнешь хорошо, – сказала она. – Ни мочи, ни дерьма. Как ты сюда попала?

– У меня в палате… санобработка, – ни жива ни мертва от страха, ответила Настя. Сглотнула слюну и добавила: – Я здесь пробуду до утра.

– Странно, – проговорила незнакомка задумчиво.

– Почему? – тихо пролепетала Настя.

– Потому что ко мне никого не селят. Ты знаешь, кто я?

Настя едва заметно качнула головой:

– Нет. Я… хотела познакомиться. Но вы спали.

– Меня зовут Дарья.

– А меня Настя.

Гизельс коснулась пальцами щеки Насти. Та вздрогнула и вся сжалась, боясь пошевелиться. Дарья усмехнулась.

– Ты боишься смерти?

– Нет, – ответила Настя.

– Я тебе не верю. Все боятся смерти.

– Но я не боюсь.

Некоторое время женщина с интересом ее разглядывала. А затем спросила:

– Почему?

– Потому что смерти нет, – ответила Настя.

Дарья посмотрела ей в глаза и спокойно уточнила:

– Ты сектантка?

– Нет, – сказала Настя.

– Значит, верующая? В церковь ходишь?

– Нет.

На широком лице женщины отобразилось недоумение.

– Тогда с чего ты взяла, что смерти нет?

– Потому что, когда мы умираем здесь, в этом мире, мы все равно продолжаем жить. Только не здесь.

– А где?

– В другом мире. – Настя слабо, чуть заметно улыбнулась. – Там, где все можно исправить.

Некоторое время Дарья Гизельс пребывала в задумчивости. Потом недоверчиво уточнила:

– Значит, есть мир, где я не сижу в психушке?

– Должен быть, – ответила Настя.

– И где мои родители живы?

– Наверное.

Дарья гортанно, хрипло выдохнула.

– Я не убью тебя, – сказала она. – Хотя мне очень хочется. Знаешь, почему?

– Нет, – тихо пробормотала Настя.

– Потому что они хотят, чтобы я тебя убила.

– Они? – Настя прищурилась. – Но зачем?

– Этого я не знаю. – Она снова помедлила и снова уточнила: – Значит, ты не веришь в смерть?

– Смерти нет, – произнесла Настя.

Дарья хмыкнула.

– Понимаю, что ты городишь чушь. Но городишь очень убедительно. Ты давно свихнулась?

– Я не сумасшедшая.

– Само собой. Мы тут все не сумасшедшие. Особенно я, – с иронией добавила она.

Настя села на кровати и взглянула на тускло освещенное лицо Дарьи. Широкие скулы, тонкий нос, пухлые губы. Глаза чуть раскосые, но при этом не по-восточному светлые. Голова коротко острижена, светлые волосы кажутся седыми.

– Ты убивала людей? – спросила Настя.

– Да, – спокойно ответила Дарья. – Но не сразу. Сперва я резала их на куски. А потом сшивала.

Настя почувствовала, как у нее пересохло в горле.

– Зачем?

– Ты этого не поймешь. – Взгляд Дарьи Гизельс стал задумчивым и мечтательным. – Когда я это делала, они еще были живы. Я будто заново их создавала. Как Бог. Макарский сказал, что у меня комплекс Франкенштейна.

– Бог не мучает людей, – проговорила Настя.

– Правда? – Гизельс чуть прищурилась. – Тогда почему ты здесь?

– Не знаю. Видимо, потому что в мире действует не только Бог.

– А кто еще? Уж не дьявол ли?

– Наверное.

– Значит, он сильнее Бога?

– Нет. Просто он… – Настя запнулась, подыскивая слова. – Просто он все время пытается все испортить.

– У него это хорошо получается, – сказала Дарья. – А знаешь почему?

– Почему?

Она снова чуть наклонилась над Настей и проговорила хриплым шепотом:

– Потому что наш мир создал не Бог. Его создал дьявол!

Гизельс тихо засмеялась, и от ее смеха по коже Насти пробежал холодок. Она вновь остро ощутила свою уязвимость и смертельную опасность, исходившую от сумасшедшей, в руках которой она оказалась.

Нужно было снова попытаться ее переиграть, но Настя не знала как.

– Тебе когда-нибудь было их жалко? – спросила она.

– Кого?

– Тех, кого ты…

Настя снова осеклась. «Зачем я об этом говорю?» – пронеслось у нее в голове.