Сон в руку

Катя помахала в ответ и обернулась к сестре:

– Что ты там спрашивала про лошадей?

– Я на всякий случай поинтересовалась, умеешь ли ты на них перемещаться. Покойная жена Римера три дня разъезжала по окрестностям.

– И что?
– Катя распустила волосы и встряхнула ими: - Жарко...

– Нам придется заняться тем же самым.

Двоюродная сестра хмыкнула:

– Это вам придется заняться тем же самым. Лично я намерена все три дня пить пиво, купаться и загорать на солнышке. Словом, отдыхать. Чем вы займетесь в это время, мне абсолютно безразлично.
– Словно желая продемонстрировать твердость своих намерений, Катя скинула одежду и направилась в ванную.

– Понятно, - пробормотала Даша.
– Опять мне одной со всем разбираться...

4

На улице было, пожалуй, слишком жарко.

– Дарья Николаевна, не желаете пивка?
– Полетаев переоделся в белоснежный теннисный костюм с зелеными полосками и теперь восседал в своем кресле, словно победитель Уимблдона.

– Спасибо, но я с большим удовольствием выпью апфельшоле.

– Кого она выпьет?
– удивился Гоша.

– Яблочный сок с минеральной водой. Очень освежает, - пояснил Полетаев.
– Какие у нас на сегодня планы?

– У вас - понятия не имею. Лично я сейчас закажу себе лошадь...

Мужчины, кроме традиционно ничего не понимающего Прохазки, прыснули.

– Кобылу к подъезду!
– тоненько хихикнул Виктор Семенович.

– Вам вороную или, пардон, в яблоко?
– поддержал его Гоша.

– В апельсинах, - разозлилась Даша.
– Я к вам в душу не лезу, и вы ко мне не приставайте.

– И как долго вы собираетесь на забронированной кобыле распугивать лесных обитателей, если, конечно, доберетесь до леса?
– поинтересовался Полетаев.

– Ха-ха-ха, очень смешно. Не ваше дело. До темноты вернусь.

Гоша с отцом переглянулись, улыбки погасли на их лицах.

– А что вы так долго собираетесь там делать?

– Вам-то какое дело!
– Даша радовалась, что заставила их нервничать. Я женщина свободная, хочу, дома сижу, хочу, на лошади катаюсь.

– Тогда мы с вами.
– Виктор Семенович решительно встал.
– Мы не можем вас отпустить в лес одну. Это не безопасно.

– А кто умеет ездить верхом?
– вполголоса осведомился Ример. За последние два дня он немного изменился. Стал менее циничным и более задумчивым.

– Не скажу, что держусь в седле как цирковой наездник, но... не жалуюсь.
– Это, разумеется, Полетаев.
– Пан Прохазка, - обратился подполковник к щурящемуся иод солнечными лучами бородачу, - как у вас с лошадьми обстоят дела?

– Я же сельский житель!
– приоткрыл глаза владелец детективного агентства.
– Если найдется и для меня лошадка, то, честно говоря, разомнусь с удовольствием.

– Да вы просто мастер на все руки, - заметила Даша.
– Пан Ярослав, вы были обречены стать детективом. И на мотоцикле, и на лошади... Гений, просто гений. Кстати, что значит "подходящая лошадь"?

Прохазка смущенно одернул майку:

– Обыкновенная лошадь выдерживает всадника килограммов до восьмидесяти, поэтому мне и...
– он покосился на упитанного Гошу.

Катин муж заметил косой взгляд и моментально занервничал:

– Что он сказал? Что меня не возьмут?

Даша была рада пояснить:

– Именно. Пан Ярослав сказал, что ты толстый, как свинья, и на...

– Неправда!
– возмутился Полетаев.
– Дарья Николаевна, с полной ответственностью заявляю: вы провокатор. Прямо какой-то Азеф в юбке! Посмотрел на ее одежду и поправился: - В джинсах. Женских.

– После чего поспешил пояснить покрасневшему Гоше: - Пан Прохазка говорит, что для всадников весом свыше восьмидесяти килограммов используются специальные лошади...

– Тяжеловозы называются, - не унималась Даша.
– Те, которые на лесоповалах работают.

Гоша ничего не сказал, но в его темных злых глазках промелькнула ненависть.

5

Прохазка с непостижимой для своей массивной фигуры легкостью вскочил в седло. Конь под ним дрогнул, но устоял. Лишь на крупе вздулись змеящиеся вены. Несчастное животное попробовало взбрыкнуть и иными способами выразить свое недовольство, но Прохазка продемонстрировал не только прекрасные качества наездника, но и тонкое знание конской психологии. Обменявшись парой любезностей, человек и конь пришли к консенсусу, и вскоре бородач галопом покинул манеж. Остальные справились с поставленной задачей менее эффектно.

Виктор Семенович, которого только жадность и природная глупость подвигли на рискованный для его возраста эксперимент, очень нервничал и на странной смеси русского, английского и немецкого языков давал конюшему советы, каким именно способом следует сажать его в седло.

– You must [Вы должны (англ.).] с силой подсадить меня up and [Вверх и... (англ.)] вверх. Ферштеен? [Понимаете? (нем.)]

Слово "ферштеен" конюх понял и кивнул головой. Однако Виктору Семёновичу его кивок не показался убедительным. Тогда он взял мужчину за руку и, глядя ему прямо в глаза, громко пояснил:

– You!
– потыкал того в грудь.
– You must take my вот этот leg [Вы должны взять мою... ногу (англ.).], - потряс левой ногой.
– И снизу - down to up [Снизу вверх (иск, англ.).] - толкаешь вверх. Только очень сильно, strong, very strong! [Сильно, очень сильно! (англ.)] Ферштеен? Чтобы я успел сесть on horse [На лошадь (англ.)]. Ферштеен?
– И для пущей убедительности похлопал сивку по крупу.

Лошадь шарахнулась и скосила недобрый глаз. Конюшему этот монолог тоже не доставил удовольствия, поэтому он молча положил руки нервного ездока на луку и вставил его левую ногу в стремя.

– Вшехно разумим. Делай! [Все понимаю. Давай! (чеш.)] - С этими словами он подхватил побледневшего Виктора Семеновича под праву ноженьку и подбросил как можно выше.

Ох, не стоило тому так настаивать на силе толчка. С тонким визгом, словно камень, пущенный из пращи, Виктор Семенович перелетел через гнедую и с нехорошим шмяком приземлился на другой стороне. И так бы лежать ему до прихода помощи и тихо постанывать, но злобный Катин свекор не придумал ничего умнее, как со всей силы пнуть ни в чем не повинное животное. Лошадь, озверев от такой наглости, ответила ему тем же и с возмущенным ржанием умчалась. Виктор Семенович потерял сознание.

Конюший, сдвинув фуражку на затылок, покачал головой:

– То снад нени правда... [Не может быть (чеш.).] В жизни еще не видел, чтобы кто-нибудь пинал лошадь!

Как ни странно, но для остальных наездников этот эпизод прошел незамеченным. Даша с Катей, мобилизовав весь свой опыт пятнадцатилетней давности, почти без потерь забрались в седло, но, растеряв за этот же период отчаяние юности, теперь с ужасом осматривали землю с двухметровой высоты. Земля с такой верхотуры казалась очень твердой.