Соня и Александра

– Они же семья! Можно ведь договориться! – У Сони в глазах сверкали слезы, такие искренние и наивные, чистые, промытые сердцем, что Владимир невольно ею залюбовался. – Они все равно не будут счастливы!

– А вы счастливы? – ухмыльнулся Давид.

– Я? Конечно, – слишком поспешно ответила Соня.

Владимир хмыкнул. Давид улыбнулся.

Музыкант снова вышел на поляну и начал играть. Ирэна зажгла новые свечи и расставила их вдоль тропинок, ведущих от домов на поляну, а потом вышла за ворота и вернулась с пожилым мужчиной с палочкой, которого Владимир уже видел дважды. Ирэна подвела старика к столу и бережно усадила. Дмитрий молниеносно вытащил из печи уже готовую пиццу, как будто она ждала именно этого гостя. Ирэна порезала пиццу на маленькие кусочки и пододвинула тарелку поближе, чтобы старику было удобно дотянуться. Тот слушал музыку, как будто не замечая ни Ирэны, ни Дмитрия, ни гостей. Закрыл глаза, оперся подбородком о палку и слушал музыку. Потом так же молча съел кусочек пиццы и пошел в сторону ворот. Ирэна кинулась его провожать, но он ее отстранил, прижав ладонь к лицу. Могло показаться, что мужчина закашлялся и прикрыл рот рукой, но это был воздушный поцелуй. Такой, какой умеют делать маленькие дети, прижимая к губам всю ладошку и так же искренне выставляя ее тому, для кого поцелуй предназначен. Ирэна вернулась к столу. К ней подсел Дмитрий, сжал ее руку и приобнял. Саксофонист играл красивую мелодию, и никому не хотелось говорить, обсуждать и нарушать эту вдруг возникшую непривычную тишину, эту передышку от людской болтовни, в которой музыка – тоже тишина.

Владимир думал, что Александра сейчас наверняка сидит дома – смотрит кино или читает. Или делает и то, и другое одновременно. У нее была такая особенность: она читала сразу несколько книг одновременно, смотрела телевизор, слушала музыку, на плите в этот момент что-то булькало в кастрюле – ей было очень удобно делать мелкие домашние дела по собственному распорядку. Сначала поставить бульон на суп, потом пойти в душ, включить стиральную машину, переодеться и вернуться к бульону. Кинуть мясо на сковороду, посмотреть сообщения в почте, развесить выстиранное белье, почитать… Владимир вел жаркие споры с Александрой, убеждая ее в том, что нельзя читать несколько книг сразу, без разбора. Его раздражала гудящая стиральная машина, фыркающая пароварка и крышка на сковородке, которая подпрыгивала и плевалась соусом. Да еще музыка, звучащая фоном. А как можно оставить на включенной плите кастрюлю и уйти, он вообще не понимал. Даже если Владимир варил яйца, он застывал над кастрюлей, гипнотизируя воду взглядом.

В Соне же, напротив, раздражала сосредоточенность на одном занятии, что бы она ни делала – красила ли ногти или жарила яичницу. В этом смысле она была похожа на него, и Владимир, глядя на Соню, которая сидела, глядя в одну точку, и ждала, когда высохнет лак, раздражался. Она просто выводила его из себя, когда стояла над яичницей и буравила взглядом сковородку.

– Быстрее она не приготовится, – как-то пошутил Владимир. Соня шутки не поняла.

Он встал и пошел на террасу, откуда открывался вид на пляж и море. Там стало даже прохладно. Море шумело. Стало уже так темно, что невозможно было разглядеть ни лодку, так любимую Дмитрием, ни волны. Только услышать. И от этой темноты хаотично горевшие вдалеке фонари, словно натыканные волей осветителя-безумца, светили чересчур ярко. Дорога была не освещена, зато на заросшем бурьяном поле стоял одинокий фонарь, бросая тень на кустарники-чудовища, репейник, похожий на монстра, и оливковые деревья, казавшиеся живыми существами – со скрюченными ногами, длинными руками. Наверняка у местных детей есть страшилки про этот пустырь.

Владимир посмотрел налево, туда, где стоял недостроенный дом, застывший на финальной стадии – красивая бездушная коробка с черными пустыми окнами, казавшимися бойницами. Где-то за домом горел еще один фонарь, освещая пустые и оттого страшные внутренности никому не нужного жилища. И там, рядом с домом он увидел фигуру старика, который карабкался во тьму, наверх, где уже не было ни дороги, ни света. Это был тот самый пожилой мужчина с палкой, плохо слышавший, бродивший по округе. И вот сейчас он легко шел наверх. Туда, где не было ни домов, ни других строений. Он шел, освещенный последним фонарем, который приткнулся где-то сбоку – между обрывом, крошечной дорогой и бесхозным полем. Шел своей дорогой, съев крошечный кусочек пиццы и послав воздушный поцелуй Ирэне. Владимиру показалось, что мужчина уходил в черное небо.

Владимир вернулся к столу, стараясь избавиться от увиденной картины, которая его потрясла. Куда шел старик? Как он взбирался в гору? И как находил путь в этой кромешной тьме?

– Кто этот мужчина с палкой, вы не знаете? – спросил он у Давида.

– Хранитель этого места, – ответил тот. Давиду льстило внимание и то, что он может рассказать больше, чем знают все остальные.

– Что значит хранитель? – Владимир не верил в хранителей, целителей, прорицателей и прочих «-лей».

– Он обходит окрестности. Гуляет. Заходит, куда хочет. Его везде кормят. Говорят, что он был здесь всегда, что это – его земля. И пока он ходит, все будет хорошо. Такая легенда. В нее все верят. Поэтому он всегда желанный гость. Если он появился здесь – значит, добрый знак, беда обойдет это место стороной. Если не появляется – плохо. Очень плохо. Ну, не хотите называть его хранителем, называйте домовым. Поэтому его подкармливают, ублажают и просят о помощи. Сохранить и уберечь, разрешить конфликт, помирить, дать силу и спокойствие. Но его нельзя вызвать специально. Он приходит только туда, где нужна его помощь. Ирэна наверняка успокоилась. Мужчина сюда уже несколько месяцев не заходил. А сейчас по два раза на дню проходит.

– А что может случиться? – спросила Соня, увлеченная новой историей.

– Все может. Говорят, что несколько лет назад этот старик пропал. То ли заболел, то ли еще что-то. И вода ушла. Море ушло. Вы же видели ступеньки. Раньше с них можно было прыгнуть в воду. А потом вода отступила. И больше не вернулась.

– Но ведь это хорошо, разве нет? Пляж появился. В конце концов, этому явлению можно найти научное объяснение – роза ветров, течения, отливы, приливы, глобальное потепление или что там еще может происходить. – Владимир не собирался верить в домовых в обличие старика.

– Никто не знает, что хорошо, а что плохо. Но пока старик здесь, беды не будет, – ответил Давид, давая понять, что просто пересказывает местное пророчество.

– И кто в это верит? – спросил Владимир.

– Все верят.

Владимир хмыкнул, но промолчал. Соня, как зачарованная, смотрела на Давида, словно он рассказывал ей сказку на ночь – увлекательную и страшную одновременно.

– Я устал, пойду спать, – сказал Владимир Соне.

– Я тоже пойду, наверное, – Соня выглядела уставшей.

В этот момент из кухни вылетел Макс, и, как будто специально, музыкант-саксофонист взял последнюю ноту. Так что повара услышали все.

– Все, я ухожу! Прямо сейчас! – кричал Макс.

Ирэна, приходя в себя после редких минут спокойствия и удовлетворения, нехотя, очень нехотя повернулась.

– Что опять случилось? – спросила она.

Владимир обнаружил, что на краю поляны, стараясь оставаться незамеченной, стояла хозяйка. Успела переодеться. Хозяйка застыла и наблюдала за происходящим.

– Елена! – кричал Макс, сдирая с себя фартук. – Она требует, чтобы я написал таблички или как она их там называет. Рецепты. Чтобы любой повар мог приготовить мои блюда. Она не понимает, что все рецепты у меня здесь! – Макс постучал пальцем по лбу. – Я не могу писать рецепты, таблички, справочники. Как я могу знать, сколько класть базилика? Кто-нибудь знает, сколько нужно класть базилика? Никто не знает. Это зависит от настроения, от чувства. Я повар, а не «Макдональдс»! Мои рецепты умрут вместе со мной! Все, я уезжаю, и не уговаривайте меня остаться! Я открою собственный ресторан! Чтобы какая-то соплячка указывала мне, что делать на моей, моей кухне! Я работал в лучшем ресторане, когда она сидела на горшке, и я варил ей кашу! И теперь она смеет мне указывать!

– Хочешь – уходи, – обреченно проговорила Ирэна. – Если тебе так будет лучше. Мне тоже все надоело. И вы все мне надоели. Делайте что хотите.

Ирэна встала и ушла, не замечая ни опешившего Макса, ни Константина, который уже наливал виски в два стакана – себе и повару, ни злорадно улыбавшуюся хозяйку.

– Увольняйтесь, только отработайте две недели, положенный срок! – Из кухни появилась не менее разъяренная Елена.

– Кому положенный? Мне положенный? Тобой положенный? – Макс хлебнул из стакана, услужливо поданного Константином.

– Рабочий день еще не закончился! Стоимость виски я вычту из вашей зарплаты! – крикнула Елена.

Константин тут же спрятал бутылку за спину.

– В твоем возрасте, дорогая моя, подобная категоричность уже кажется странной. У тебя от нее появятся преждевременные морщины. И это все потому, что ты до сих пор не замужем. Был бы с тобой мужчина, была бы мягче и терпимее, – гордо заявил Макс, демонстративно забрал у Константина бутылку и налил себе еще виски.

– Господи, лучше бы я не приезжала! – Елена вдруг отступила, и было видно, что она на грани срыва, вот-вот расплачется. – Уже повар советует мне, как жить дальше. Почему никто не оставит меня в покое?