Сотая бусина

– Некроманты в целом или я?
– замолчал ненадолго мужчина.
– Я сейчас, Анис, очень боюсь разжать свои руки. И еще...
– глубоко вздохнул он.
– Я боюсь, что после того, что ты обо мне узнала, ты уже никогда не будешь со мной прежней.

– Скажи, ты применял ко мне свою магию?
– посмотрела я Глебу в глаза.

– К тебе?.. Ты мне сразу понравилась, Анис. Я и имя тебе такое придумал, как только увидел - там, у вашего старосты в доме. И всегда тебя так называл, про себя, сначала... И мне, конечно, тоже хотелось произвести на тебя должное впечатление... Нет, Анис. Я не применял к тебе свою магию. Хотя, признаюсь честно, поначалу у меня возникло сильное желание тебя 'опутать'. Это у нас такой профессиональный термин, - усмехнулся мужчина.

– Ты мне веришь?

– Моя мудрая тетушка говорила, что мужчинам верить - круглый год в широких платьях ходить... Но, я тебе верю, Глеб. Хотя, мне жаль, что ты - не благородный рыцарь. И с этим уже ничего не поделаешь.

– Маленькая маг Анастэйс, которая боится башен и ждет своего благородного рыцаря, - медленно произнес некромант.
– Скажи, пока его еще нет на горизонте, я могу быть твоим... другом, хотя бы?

– Можешь, - великодушно разрешила я.
– А друг может своего друга научить... целоваться? А то, вдруг благородные рыцари нецелованных магичек из башен не вытаскивают?

– Конечно, - засмеялся Глеб и пальцами приподнял мой подбородок.
– Только, сразу и честно должен тебя предупредить, что такие занятия значительно расширяют обычные полномочия друзей. Ты на такое согласна?

– Пожалуй, да, - с вызовом прищурилась я.

– Ну, тогда... закрой глаза...

Вспоминая ту ночь у костра, могу, без всякого сожаления признать, что со временем полномочия 'дружественного мне некроманта' очень сильно расширились... Правда, он и остался на все эти шесть лет моим единственным таким 'другом', появляясь в нашем с Зигмундом доме с завидным постоянством. Мы всегда были ему рады, но играть в карты кот с Глебом больше не садился.

Вообще, жизнь моя, после знакомства со столичным гостем заметно изменилась. В первую очередь, конечно личная. А уже немного позже и профессиональная. Толчком к этому стала еще одна достопамятная встреча, произошедшая через два месяца после изгнания витхи. И на этот раз - с женщиной-алантом [28] , на которую я, до того момента глазела всегда со смесью восхищения и опасливой настороженности...

– Нет, вы меня здесь высадите, - для убедительности обхватила я одной рукой витую ручку корзины, а другой вцепилась в металлический поручень.

– Так, до нужной тебе улицы еще чапать и чапать?

– Пусть чапает, Стеньша. Высаживай ее, - повелительным тоном изрек развалившийся на соседнем сиденье коляски Зигмунд.
– В следующий раз вместе пойдем. Уж я найду, чем этому елейному снобу парировать.

– Договорились, - поймала я на слове умника.
– У тебя сегодня как раз последний выездной сеанс... Спасибо!
– прокричала уже с дощатой мостовой и, помахав свободной рукой расплывшемуся в щербатой улыбке старостиному кучеру, огляделась по сторонам.

Осень северным ветром путалась в моем длинном шарфе и кружила по дороге листья, заманивая их в лужи, да там и бросала. Как кавалер, не страдающий на танцах от нехватки партнерш... Грустно... И поучительно... Это я с Наумом нашим 'параллель провела', потому что бывший герой-любовник, благодаря таланту Зени и заботам преданной Майи постепенно приходил в чувства. Что же касалось остального с ним связанного... Как тогда Дозирон сказал: 'Нет зла без благодати'? Так у меня все наоборот получилось и теперь вот приходится добираться в хозяйственную лавку, куда я регулярно ношу свое мыло, обходными путями. Нет, 'невесты' наши, без мельника осиротевшие, щепетильность ситуации оценили быстро и со мной всегда здоровались, хоть и смотрели вслед со смешанными чувствами на лицах. А вот...

– Доброго здоровья, уважаемая Анастэйс!

– Да что ж это такое-то?
– в отчаянии закатив к небу глаза, простонала я.
– Хоть колпак [29] еще дома цепляй... И вам всех благ, отец Аполлинарий!
– как можно нейтральнее поприветствовала я неотвратимо приближающегося священника.

– А вы все трудитесь... Похвально, - скосил старик цепкие глаза на мою тяжелую корзину.
– А я к вам все с тем же.

– А я вам - все тоже, - привычно буркнула я и, развернувшись, пошла через дорогу.

Да что толку? Ведь теперь точно не отстанет до самой лавки... И даже подвал не поможет (уже пробовала - вынырнула из него как раз 'пред ясные очи'). Этот 'божий глас' будто чует меня своим длинным носом... А, может не меня, а мое благоухающее мыло, которого всегда - полная корзина?

– А вот и зря!
– подхватив полы длинной рясы, припустил он за мной через лужи.
– Я же против вашего ремесла ничего не имею, меня другое заботит - добродетельность собственной паствы. К коей вы, госпожа Анастэйс, по божьему провидению имеете в данное время непосредственное отношение.

– Я - к вашей пастве? Я и в храме то нашем деревенском ни разу не была, - решила я, для разнообразия, представиться дурочкой. Может это поможет?

– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, - отсек мои надежды отец Аполлинарий.
– И еще прекрасно понимаете, что у меня нет средств воздействовать на вашу совесть по-иному... Пока, нет.

– А вот это уже интересно, батюшка, - остановившись, нехорошо прищурила я глаза.
– Вы что, мне угрожать изволите?

– Да какие там угрозы?
– с явным сожалением вздохнул священник.
– К совести вашей из последних своих сил взываю. Ведь прямо здесь, на нашей мельнице, творилась ежеднев... еженощ... регулярная вакханалия. А вы не хотите всенародно ее раскрыть, и помочь обличить участниц этих, прости меня Господи, сатанинских оргий.

– Все это деревенские сплетни, отец Аполлинарий, которым вы верите. Уж лучше бы вы так верили своим прихожанкам. Они бы вам тогда, возможно, тоже больше доверяли.

– Ах, вон вы как заговорили?
– гневно вздернул на меня свои густые брови старик.
– Прикрываете чужой грех и надеетесь, вам за это воздастся? Это для вас, магов и алантов сношения с нечистой силой - обычное занятие, а для православных людей...

– Что?!

– Добрый день. Я не помешала вашему занимательному диспуту?
– повернувшись почти одновременно, мы отреагировали на новых действующих лиц по-разному: я - растерянным выкатыванием глаз, а отец Аполлинарий - нервным глазным тиком. И было от чего. Прямо рядом со мной сейчас, с недоброй усмешкой на красивом лице застыла наша местная достопримечательность - высокая, статная алант, несколько лет назад переехавшая в Мэзонруж аж из самой столицы со всей своей многочисленной семьей: 'человеческим' мужем и пятью детьми. А чуть в стороне, явно заинтересованно, маячил незнакомый мне мужчина - низкорослый, средних лет брюнет.
– Что же вы замолчали, святой отец?
– 'задушевно' продолжила дама.
– Мне вот эта часть вашей речи, про сношения с нечистой, очень понравилась. На 'бис' не повторите?