Сотая бусина

– Хватит. Я сейчас, - с готовностью развернулась я в сторону дома. Но, первое что сделала, как только очутилась внутри - шлепнулась у заставленного погребного лаза и отодвинула в сторону скамейку.
– Зеня... Зеня.

– Что тебе?
– угрюмо отозвался мне умник.

– Извини меня... Ты был прав и я, вот это и есть - безмозглая и... кошелка. Да, и еще влюбленная... Ты меня простишь?

– Я подумаю. Голод и холод способствуют чистоте мыслей.

– И долго ты будешь думать?
– тоскливо уставилась я на дырку в полу.

– Не знаю, - упрямо оповестили снизу.

– Ну, тогда я здесь посижу, - скрестила я ноги и обхватила щеки ладошками.

– И долго ты намерена здесь сидеть?

– Зигмунд! Ты чего выкобениваешься? Ждешь, когда у тебя лапы и хвост отпадут?.. Хозяйка, он подумал!

– Нет, я не настаиваю. Раз виновата - подожду. Пусть сидит, - смиренно вздохнула я, дождавшись вместо ответа приглушенный шум возни, сопровождаемой шипением кота и возмущенным писком домовихи, а, примерно через минуту...
– Зеня!
– почти за шкирку выдернула я, появившегося в лазе умника и прижала к себе.
– Какой ты продрогший. Я тебя сейчас согрею и... пожалею.

Зигмунд сначала попробовал от такой перспективы вырваться, но, вскоре затих и, действительно, перестал дрожать, однако морду ко мне так и не повернул:

– Что у вас произошло? Выяснили отношения?

– Ага.

– Вы друг друга любите, но быть вместе не можете, - сквозь зубы констатировал философ.
– Так?

– Ага. Если можно назвать любовью желание растворить и выпить, то, этот фанатик хвостокрутов нечисти меня любит. Но, свою работу и свою Бередню он любит сильнее. Только, давай не будем больше об этом, - сделала я еще одну безуспешную попытку развернуть к себе кота.
– У нас в саду у костра гости. Хочешь со мной к ним? Ты замерз и голодный, а Гелия принесла с собой...

– Ликерчик?
– заинтересованно развернул он одни только уши.

– Ликерчик. Твой любимый - яичный. Давай? Для сугреву?.. Или валерьяночки? И плова?

– А можно... сегодня ликерчик, а завтра валерьяночку?
– явил-таки, свою наглую морду Зигмунд.

– Ну, ничего себе! Не настолько я перед тобой и винова... Та-ак... А в чем это ты?.. А чем это от тебя пахнет?.. Пирогом?!.. Стоять!

Кот, вырвавшись, наконец, метнулся сначала в сторону своего спасительного лаза, а потом, передумал и нырнул в едва открывшуюся садовую дверь.

– Ого!
– проводил его удивленным взглядом Ветран.
– Куда это он?

– Он меня обманул, - так и осталась я сидеть на полу.
– Я думала, он голодный. Ползала перед этой дыркой на коленях, прощения у него просила, а он нажрался пирога, трахикарпус полосатый, и передо мной еще и выпендривался. Груша! Это ты его накормила?.. Груша...

– Я...
– робко проблеяла домовиха.
– Зигмунд меня очень попросил.

– Попросил, значит. Ну что ж, пусть теперь Зигмунд будет твоим хозяином, - с обидой сообщила я злополучной дырке.
– Ты меня поняла, Грундильда?

– Анастэйс.

– А ты... Ты тоже молчи, - попал 'под обстрел' и воин духа.
– Вы все уже свой выбор сделали. Вот с ним и живите, а я уж сама как-нибудь. И вообще, я...
– растерянно обхватила я голову руками.
– Я ведь зачем-то сюда пришла...

– За посудой, - сдавленно произнес мужчина.
– Я пришел тебе помочь.

– Это я уже поняла, - брякнула я ему прямо в протянутые руки стопку тарелок из буфета, а потом сверху еще и кружки водрузила.
– Все. Остальное - сама...

– В каком смысле?
– опешил, вдруг, Ветран.

– В прямом. А во всем остальном, как ты и хотел - до первого разветвления на дороге... Ну, что ты стоишь?.. Иди, Ветран, - быстро отвернулась я от него и зажмурила глаза.
– 'Нет, пора брать себя в руки. Я, конечно, понимаю - это наш природный 'огненный' темперамент и против него с пожарным шлангом не попрешь, но... пора брать себя в руки. Иначе жизнь уже прямо сейчас станет невыносимой...'

Иногда разумные мысли приходят в голову своевременно. Иногда они вовсе ее обегают стороной, потому что боятся в этой голове погибельных сквозняков. А порой просветление наступает сразу после нескольких доз яичного ликера, срочно вызванного на замену пошедшему не на пользу померанцевому вину. Вот так и со мной, сидящей сейчас в собственном саду, в окружении приятных мне людей и одного беременного аланта.

Ночь уже давно перевалила за половину. И в наш костер Горст только что подбросил парочку новых поленьев, заставив пламя благодарно фыркнуть, а развалившегося на лавке, в безопасном от меня отдалении Зеню вяло дернуть хвостом. Аргус тихо наигрывал на лютне разомлевшей от близкого жара и вина Алене. Колин качал в кресле-качалке свою щебечущую что-то Ветрану жену (так вот оно здесь зачем возникло!), а сбоку от меня сейчас 'задумчиво' посапывал, облокотившись на стол мой, тоже приятный во всех отношениях начальник.

– Господин Труш, а я ведь сделала ваш последний заказ, - легонько подтолкнула я мужчину плечом.

– А-а?.. Что?..
– встрепенулся он.
– Сделала? Это прекрасно.

– И у меня кое-что все-таки получилось.

– Как это, 'кое-что все-таки'?
– вмиг проснулся мой начальник по-настоящему.

– Примерно так же, как: 'мыло для тела запятая волос'.

– Это я сейчас не понял! Еще раз, пожалуйста, Анастэйс.

– По слогам?
– искренне удивилась я.

– Почему по слогам? Я тебе совсем другое заказывал. Точнее...
– открыл он и тут же закрыл свой рот.
– А можно, мою... бумажку... глянуть?

– Да с удовольствием, - ехидно прищурилась я и, перекинув через лавку ноги, нырнула и тут же вынырнула из своего краткосрочного подвала.

Мужчина, порадовав всех присутствующих пантомимным спектаклем, сначала внимательно ее прочитал, потом, также как я, недавно, перевернул несколько раз и даже вскинул на просвет к огню:

– Ничего не понимаю, - был окончательный его вердикт.
– Там не хватает.

– Где не хватает, дорогой мой Труш?
– выразила заинтересованность Гелия.

– В рекомендации не хватает. Должно быть, вместо 'мыло для тела, волос' 'мыло для тела, волосяной покров которого значительно превышает норму', - растерянно посмотрел он на меня.
– Я, видимо, не дописал, когда господину Аргусу... внимал. Анастейс, прошу прощения.

– Поэзия - великая сила, - несдержанно прыснула Алена, а я пораженно выдохнула: