Сотник

— Двадцать тысяч танга, — повторил он, словно проверяя на вкус каждое слово. — Это… это большие деньги, сахиб. Очень большие.

Его голос стал чуть менее хриплым, в нем проскользнула нотка трепета. Он был невозмутим, но перед лицом такого богатства даже самые стойкие духом испытывали искушение.

— Но убить его будет непросто, — продолжил он, голос его обрел привычную сухость. — Его хорошо охраняют. Он не из тех, кто ходит в одиночку, упиваясь своим величием. У него всегда при себе верные псы. Так было в Хиве, мне говорили.

Он сделал паузу, а затем добавил с оттенком, который мог быть либо уважением, либо глубокой ненавистью, либо и тем, и другим одновременно:

— Его охраняет особая сотня казаков. И их юзбаши… Пьётр, — его голос стал чуть ниже, почти интимным, словно он делился страшной тайной, — он настоящий шайтан. Он убил очень многих правоверных, и не просто убил, а заставил их кровь литься рекой. Он не знает ни страха, ни пощады. Я слышал истории о нем, он будто рожден для войны.

Медраим-Ага кивнул, подтверждая его слова. Он помнил этого Петра. Видел его во время визита бухарского посольства, в которое попал, отдав немало золота. Молодой юзбаши, но с глазами, в которых горел непонятный и страшный огонь. И движения его были резки, точны, словно у хищника. Сперва он показался Медраиму-Аге всего лишь одним из тысяч русских, но позднее до него доходили слухи о его отчаянной храбрости, зембуреках, что применили на поле боя по его совету. Такие люди были опасны, но их можно было использовать, если знать, как подбросить им правильную наживку.

— Я видел его, — согласился Медраим-Ага, вспоминая момент встречи в доме глупого накиба Юусфа и во дворе Куня-Арк. — Во время визита в Хиву. Он действительно производит впечатление дикого зверя, скрывающегося под маской человека. Но у каждого шайтана есть своя цена, не так ли? И каждый демон имеет свои слабости.

Кундузец снова выдержал паузу, позволяя своим словам оказать необходимое давление. Ему нужно было убедиться, что ассасин понимает всю серьезность задачи.

— Мои господа готовы поднять ставку, — произнес Медраим-Ага, наблюдая за реакцией ассасина. — До двадцати пяти тысяч танга. За голову Платова. Это более чем достаточно, чтобы обеспечить вам безбедную старость или даже две. Вы сможете уехать далеко, куда пожелаете. В Константинополь, город райских наслаждений под сенью повелителя всех мусульман.

На лице ассасина промелькнуло нечто, похожее на сомнение, а может, и на алчность, борющуюся с осторожностью. Наконец, после долгого, тягучего молчания, которое казалось бесконечным, ассасин едва заметно кивнул. Согласие было выражено без слов, лишь кивком, который тем не менее имел вес нерушимой клятвы. У него не было выбора. Такие деньги предлагаются не каждый день, и не каждый день судьба предоставляет возможность изменить свою жизнь одним ударом кинжала или одним выстрелом.

— Когда придут урусы, найдите этого Петра. Где будет он вне боя, там будет атаман. Он ваш маяк в ночи, — голос Медраима-Аги вновь обрел твердость, не допуская никаких возражений. — Но медлить нельзя. Два дня, ни днем больше. Иначе заказ будет передан другим. Поверьте, желающих найдется немало, и они будут готовы работать и за меньшую плату. Но я доверяю вам, а чтобы все прошло безупречно, воспользуйтесь этим.

Заказчик положил на колени ассасину пулю и звякнувший мешочек с монетами. Наемник понимающе кивнул.

* * *

— Тревога! — заорал я что есть мочи.

Платов мигом все сообразил, плюхнулся на пол, успев толкнуть в мою сторону тяжеленный поднос с фруктами, весь покрытый чеканным узором. Яблоки, груши, абрикосы и прочие дары Востока раскатились по комнате. Ишмухаммад оказался не менее проворен, а вот эмир от этой картины явно затупил, принялся хлопать челюстью — ну и хрен с ним.

Я схватил золотое блюдо и попытался закрыть им оконный проем. Во дворе грохнул выстрел. В блюдо как кувалдой саданули, во все стороны со странным звоном разлетелись осколки.

Осколки?! Стекло! Уж не пропавшая ли это пуля с начинкой, которую мы так и не нашли в доме хивинского накиба Юсуф-Аги?

— Сотня! Лови гада! — мой крик мог поспорить с воплями местных павлинов, разгуливающих среди деревьев так называемого дворцового сада, похожего скорее на подворье зажиточного сельского бая.

Послышался топот, лязг стали. По двору заметались тени. Появились факелы.

Отбросил в сторону драгоценный во всех смыслах поднос и выпрыгнул через окно, благо дворец был одноэтажным. Понесся к дереву, с которого стрелял убивец.

Ожидаемо никого!

— Доклад! — рявкнул я в лицо прибежавшим Зачетову и Козину.

— Двое наших без сознания. Один ранен, но жив будет, другой просто оглушен, — отрапортовал старый урядник. — Нашли аккуратно сложенный халат и туфли без задников.

— Конный десяток послал вокруг забора, коим «дворец» окружен — мышь не проскочит. Тут пустошь кругом, куда он мог деться? — Гавриил чувствовал себя виноватым и не знал, как оправдаться.

«Куда он мог деться? — задал я себе тот же вопрос. — Куда-куда? Думай как спецназер, тебя же этому учили. Где лучше всего спрятать лист? В лесу. А здесь? Верхушки деревьев? Нет, предсказуемо и будет проверено в первую очередь. Сам бы я — куда рванул? В строения? Там полно народу, да и подходы на виду. Опять же следы — они могут выдать. Что не оставляет следов?»

— А ну пошли за мной! — махнул я рукой и зашагал к пруду.

Вода не оставляет следов! И к воде здесь особое отношение. И я отлично знаю, как спрятаться в воде.

— Смотрим торчащую тростинку, — приказал я урядникам, когда мы подошли к берегу пруда.

Зачетов и Козин понимающе кивнули — какой казак, живущий на берегу Дона, Кубани или Терека не знает этой проделки горцев?

Луна светила нам так ярко, что дополнительного освещения не требовалось. К нам бежали казаки с факелами в руках, но и без них опытный Зачетов разглядел, что нужно.

— Там!

Я тут же наклонился, подобрал несколько камней и принялся бросать их в то место, где из воды виднелась тонкая трубочка. На четвертом камне ассасин сдался, поняв, что его раскусили. Или водяной круг от камня захлестнул ненадежное средство для дыхания. Он встал — черная фигура, почти неразличимая на фоне темной глади с лунной дорожкой слегка в стороне.

— Лучше выйди, как подобает мужчине, или я отправлю своих людей, а потом отрежу тебе уши и мужское достоинство. Даже если как-то исхитришься и попадешь в рай, нечем будет приласкать гурий.

Мой арабский желал лучшего, да и не уверен я был, что он его знает. К моему удивлению, ассасин меня понял.

— Обещай, что подаришь мне легкую смерть. Возьми сам мою жизнь, не отдавай палачам эмира, чтобы они содрали с меня кожу заживо.

— Иди сюда, оставь торговлю купцам на базаре.

— Кисмет, — грустно проронил несостоявшийся убийца. — Ты барс пустыни, с тобой мне не совладать.

Он двинулся в мою сторону, урядники ощетинились сталью, ловя каждое его движение. Вышел на берег, вода ручьями стекала с его просторной рубахи. Бросившиеся на него казаки схватили его за руки, кинули на колени к моим ногам.