Сотник

Махмуд отмахнулся от моих слов, как от мухи. Лицо его выражало как недоверие, так и решимость. Что он задумал? Я снова почувствовал напряжение, которое осязаемо сгущалось в воздухе. Казалось, еще секунда, и затрещать электрические разряды. Ничего себе! Ну и техника, я тоже хочу так давить на собеседника. Но кто бы меня такому научил? Мне оставалось лишь держаться и еще раз держаться.

— Ты крепкий, — вдруг хмыкнул Махмуд, и напряжение сразу спало. — Ступай, я обдумаю свое решение и тебе сообщу.

— Позволено ли мне обратиться с просьбой?

Афганский принц милостиво кивнул.

— Здесь, в Кабуле, скрывается человек из Кундуза по имени Медраим-Ага. Он интригует против меня, против моего атамана, потому что работает на англичан, ваших и наших врагов. Покушался на меня, нанял вора, который попытался украсть эти документы, — я кивнул в сторону платовских грамот и письма эмира. — Мне трудно его разыскать, а у вас в руках реальная власть…

— Шпион инглисов в Кабуле? Если все так, как ты говоришь, считай, что он уже сидит в зиндане.

— Благодарю! — поклонился я, прижав руку к сердцу.

* * *

Это было непросто!

Я выходил из флигеля с гудящей головой, не видя ничего вокруг, настолько меня вымотал разговор с Махмудом. Чего добился? Сложно сказать. Однозначного ответа у меня не было. Как встретят нашу армию? Что писать Платову?

Внезапно, меня осенила простая мысль, которая почему-то раньше меня не посетила: а насколько принц или даже шах в состоянии контролировать своих подданных? Что, если они сразу возьмутся за оружие, как только появятся казаки? Афганцы очень свободолюбивы, на войне они лютые звери, а в частной жизни — милейшие люди, очень открытые, гостеприимные и по-своему честные. Порой складывалось ощущение, что многих из них миновали пороки цивилизации, родоплеменные отношения хоть и архаика, но зато…

— Стой! Ни с места!

Я узнал этот возглас на пушту-дари и замер, поднял голову и обомлел. На меня был нацелен десяток острейших клинков-пешкабзов. Не самые длинные, примитивные на вид, в умелых руках они были страшным оружием, способным пробить кольчугу. Пуштуны с ними не расставались, как кавказцы с кинжалами. Обычно они были засунуты за пояс, но только не сейчас. Моих сопровождающих, косматых и бородатых белуджей в огромных белых тюрбанах, доставивших меня во дворец, а сейчас из него выводивших, оттеснили, не дав им схватиться за сабли. Такие же бородачи, только бритые наголо, в сине-красных тюрбанах попроще, в белых рубахах с широкими рукавами, перехваченных в поясе синими кушаками, были настроены весьма воинственно. Помимо тридцатисантиметровых ножей они держали в руках небольшие круглые щиты, за плечом у каждого болталось ружье с изогнутым прикладом.

— Идешь с нами! — приказал пуштун.

Вступать в пререкания не хотелось — когда тебе в почку тычут острым клинком, не то что дергаться не захочешь — пойдешь как миленький, куда скажут. Я уже догадался, кто меня ждет. Второй претендент, Шуджа-уль-Мульк. Наверное, решил уравновесить шансы с братом, отправив за мной своих гильзаев. Те решили не церемониться, применили жесткий вариант захвата. Часть их осталась контролировать белуджей, а пятерка самых звероподобных поволокла меня под руки через двор к высокой башне, являвшейся частью крепостной стены. Внутрь меня не заводили. Подвели к богато одетому афганцу в простом белом тюрбане.

Мне он сразу не понравился, и не только из-за невежливого приглашения. Длиннобородый, с низким лбом и большими надбровными дугами а-ля боксер Валуев, он имел несколько глуповатый вид. Наверное, всю жизнь из-за этого комплексовал. Ему бы не помешали уроки хороших манер. Фруктами он меня не угощал. Сразу накинулся с вопросами, суть которых сводилась к одному: что я делал у Махмуда?

— Я посол бухарского эмира!

Моя попытка выкрутиться не увенчалась успехом.

— Ты самозванец! — заверещал принц писклявым голосом. — Меня о тебе предупреждали.

Вот это засада! Выходит, прав был Махмуд, когда сообщил мне о связях брата с англичанами.

— Убейте его! — вдруг приказал претендент на трон.

В воздух взметнулись пешкабзы. С виду обычные ножи с простыми рукоятями, только очень большие, они были способны перерубить руку как кусок мыла или раскроить череп сверху вниз так, что клинок застревал в нижней челюсти.

— Стойте! Я могу узнать у Земан-шаха, где он спрятал драгоценные камни! — закричал я, не видя иной возможности спастись.

(1) Сипахсалар — военачальник, осуществляющий общее руководство.

Глава 16

Базары Кабула — суть его процветания, здесь соединились торговые пути с Севера на Юг и с Юга на Север. Эти рынки — не просто транзитный склад, здесь делаются состояния.

Вы ныряете в паутину извилистых улочек, на которые выходят лавки кузнецов, серебряных и бронзовых дел мастеров или медников, — их рабочие работают в низких подвалах, стоя на коленях, а покупатели и заказчики ждут на улице под нескончаемый стук молотков. Протиснуться между ними — еще та задача, конному она не по силам, только ишаку, которых тысячи в столице. Приложив известное усилие, вы вырываетесь на больший простор — неправильными параллелями от нижней части Бела-Хуссар тянутся несколько рынков — Шор-Базар, Орг-Базар и Дерваза-Лагори-Базар. Западная часть последнего, Чар-Чата — самый красивый рынок в Афганистане. Сто саженей в длину разделяют четыре одинакового размера арки, отделанные зеркальными вкраплениями и частицами слюды, вмазанной в отделочный раствор. Скверы с бассейнами и фонтанами делят торговые аркады (1).

Здесь только ночью все успокаивается, при свете дня же крутится бесконечный калейдоскоп человеческих характеров, пестрых одеяний, разными путями попавших сюда животных и, конечно, товаров со всего мира. Тут продают кашемировые шали, там — индийские парчи, муслин и атлас, чуть дальше — кабульские шубы с затейливыми узорами и с фестонами из кожи, отдельные ряды занимали шорники. Фарфор из Китая радует глаз изящным голубым рисунком, встречается немало и русских изделий — железная и медная проволока, кремни для ружей, китовый ус, табакерки, очки, зеркала, ситцы и меха… За каждым привезенным товаром — своя история, подчас трагическая, полная слез и крови. Чтобы попасть на местный прилавок, моржовый клык с далекого Севера, например, должен миновать бескрайние снежные равнины, безводные степи и барханы пустынь, избежать жадных рук туркменов и не достаться на последнем участке пути горцам Саланга. А бронзовому венецианскому зеркалу придется проделать долгий путь сквозь бушующие океаны, объятый сражениями Индостан и как-то объехать безжалостных хайберцев, раздевающих купцов до последней нитки…

Здесь принято долго торговаться, тратить уйму времени на разговоры — порядочный покупатель сядет рядом с владельцем лавки, заведет разговор ни о чем, просмотрит десяток товаров, пока доберется до нужного. Только тогда начнется настоящий торг, опытный клиент может и не купить сегодня то, что ему приглянулось, и вернется завтра. Я такой возможности был лишен — мне дали всего день на подготовку. Поэтому я торопился, забирая почти без торга курильницы, лучшее на рынке пахучее мыло, клетки с соловьями, мускус, большую жестяную трубу, наркотические и ароматические травы, мягкую кошму, в ворсе которой тонула рука, и желоба для садового полива.

Нужно журчание воды, отчетливое, однозначное, но как его добиться за выделенные мне сутки? Фонтан за такое время не соорудишь. Решение нашлось, и предложил его садовник уединенной виллы, предоставленной по моему требованию. Он ухаживал за деревьями, ежедневно поливая их с помощью так называемого «чигирим», примитивного устройства в виде длинного вытянутого кольца из веревки с кувшинами, перекинутого через колесо, насаженное на вал. Этот вал вращал обыкновенный ослик, вода подавалась из колодца, кувшины, двигаясь один за другим, опрокидывались в желоб. Этот самопальный водопровод продлили до окна дома и устроили нечто вроде каскада. Рачительный садовник постарался отвести воду обратно, чтобы она все же добралась по назначению и напоила деревья.