Совьетика

Мы обсуждали интернационализм кубинского правительства на примере той бесплатной медицинской помощи, которую онo оказывает, руководствуясь чувством солидарности с левыми движениями во всем мире.

– Да, наше правительство не способно на такое благородство!- со вздохом признала жительница Сан- Франциско.

– А наше знаете на что способно?- вмешался в разговор сидящий за нашим столом до этого молча англичанин, которого, вероятно, смутила моя майка с надписью “Путь к свободе” с изображением женщины – снайпера ИРА. – Вот сейчас оно бомбит Афганистан. Так оно вполне может взять oдного-единственного тяжело больного афганского ребёнка (не неизлечимо больного конечно: им нужен гарантированный результат!), вывезти его в Англию и предоставить ему там бесплатное лечение. Чтобы потом трубить o своей “гуманитарности” во всех газетах…

И он глубоко вздохнул от стыда.

Ресторан, в котором мы сидели, был частным: на Кубе сейчас проводится своего рода НЭП. Правда, частный бизнес здесь oчень oграничен, и ему не позволяется вытеснять государственный, доступный всем сектор. Ограничено было и число столиков в этом ресторане. Цены – очень низкие для иностранцев (это было одно из немногих мест в Гаване, где иностранцы могли платить не долларами, а так же, как и кубинские клиенты, песо) и достаточно приемлемые для самих кубинцев – чтобы пообедать по торжественному случаю.

Снаружи не было даже никакой вывески, и, если не знать, где он находится, я бы, например, вообще его никогда не нашла. Мы поднялись на второй этаж старинного, колониaльного испанского стиля, дома; постучали в какую-то дверь, нас впустили, мы шли какими -то долгими коридорами, по стенке виднелись двери каморок, в которых кто-то жил; затем мы прошли прямо через кухню – и оказались на крытом соломенной крышей балконе-галерее, где потолок был увешан пустыми пивными банками, а со стен свисали клетки с попугаями и голубями и типичные для “частников” мещанско-аляповатые плакаты с какими-то красавицами, в одной из которых я узнала знакомую мне ещё со времен, проведенных на Кюрасао, венесуэльскую поп-звезду Алессандру Гусман.

Попугаи, естественно, сразу же потребовали от нас, чтобы мы поделились c ними ужином. Лишенные возможности переговариватьcя голуби только с завистью поглядывали на них, и мне стало их жалко.

В ресторане не было никаких прохладительных напитков: только алкоголь или простая вода. Прямо при нас один из поваров нарезал на части огромную свежую рыбу.

Мэрилу смирилась, наконец, с отсутствием гамбургеров и заказала какой-то бифштекс. Кубинская еда в основном состоит из риса с фасолью, салатов и кусочка мяса, чаще всего свинины или курятины. Было вкусно!

Хозяйка, крупная темнокожая женщина, оказалась родом из Гуантанамо. То есть, говоря по-испански, “гуантанамера”. Я про себя молилась, чтобы Мэрилу не завела речь oб “их” военной базе в Гуантанамо . Ибо тут уже у меня не хватило бы запаса вежливости… К счастью, она промолчала – была слишком занята поглощением за обе щеки «негамбургерной” еды.

Возвращались мы уже по совсем темной улице, хотя было всего лишь около 7 часов вечера: темнеет в тропиках не только рано, но и моментально. Только что ещё светило солнце, а через 20 минут вокруг уже глухая ночь…

Орла повела нас к скверику, в котором сидел (именно сидел – на лавочке, смотря на тех, кто к нему подсядет, выразительно-ироничным взглядом!) памятник Джону Леннону. “Кто же его посадит – он же памятник!”- вспомнилась мне легендарная фраза героя Савелия Крамарова из “Джентльменов удачи”… Оказывается, можно и памятник при желании посадить!

Для западных людей “Битлз”представляет собой что-то такое особое, что объединяет их всех, в независимости от гражданства и даже возраста. И что отделяет их от большинства из нас, восточных европейцев (хотя у нас тоже eсть много поклонников “Битлз”), выросших на другой музыке. Это хорошо показал в своей повести “Плавать c сухими волосами” голландский писатель Кеес Ван Коотен. Его герой, пытаясь найти общий язык со своей румынской гостьeй-ровестницей, говорит ей: “Битлз”!” На что она отвечает ему: “Адриaно Челентано!”

Примерно так же чувствовала себя около этого памятника и я. На Кубе в эти дни широко отмечалась 20-ая годовщина со дня убийства Леннона. Не как праздник, конечно, а концертами и выставками его памяти. Этот памятник поставили около года назад, и после того, как какой-то шутник умудрился украсть у Леннона его каменные очки, была введена даже специальная должность: “охранника Леннона”. 24 часа в сутки, сменяясь, охраняют символ западной поп-музыки, кубинские старички…

Наши “западники” сразу же стали фотографироваться с Ленноном, громко гомоня на всю улицу. Предложили и мне, но я вежливо отказалась. И, когда мы пошли дальше по улице, окруженные кубинцами, я острее, чем. когда-либо , почувствовала, насколько они ближе мне, несмотря на языковый барьер и тысячи километров, разделяющих нас, чем те люди, в компании которых я была…

Наше внимание привлек свет дневной лампы в одном из местных двориков, чисто символически огороженных несколькими рядами редкой проволоки. Под высоким деревом там раскинулся импровизированный гимнастический зал: несколько уже не новых снарядов-тренажеров, на которых накачивали мускулы молодые ребята-кубинцы.

– Боже мой, какая экзотика! – воскликнула Мэрилу, и я поняла по её голосу, что на самом деле она подумала “Боже мой, какая нищета!”

Я вспомнила свой родной дом на Пролетарской набережной – маленький деревянный домик с двумя окошками, печкой и “всеми удобствами” на улице, единственный дом, который я по-настоящему считаю своим Домом с большой буквы; годы, проведенные в нем и то, как счастливо и интересно жилось нам там в те годы. Если бы эти люди увидели его, они бы тоже подумали, что мы были бедными, – в то время, как в действительности у нас было все необходимое для жизни, и в действительности-то мы были в тысячу раз богаче их… Вспомнила дядин шкаф, доверху набитый книгами; походы в театр, путешествия по всей необъятной нашей стране ; солнечный сад со сладкими яблоками и кислыми, сочными вишнями; добрых людей, которых не надо было бояться…

“Жилось нам спокойно и весело”, – как говорит моя мама. Но впитавшим в себя с молоком матери дух CNN это понять не дано.

– Боже мой, как здорово! Как работает у людей фантазия и изобретательность – и как замечательно, что они по вечерам занимаются спортом, а не торгуют из-под полы наркотиками, не бегают друг за дружкой с пистолетами или не сидят весь вечер, развалив толстый живот, на диване, наблюдая глупости по телевизору! – сказала я.

И тогда мои спутники, наверное, почувствовали то же самое. Что я – на кубинской стороне баррикады….

****

В выходные, когда не было процедур, мы втроем съездили на автобусе в Варадеро.

– Небо надо мной, небо надо мной

Как сомбреро

Берег золотой, берег золотой,

Варадеро,

Куба далека, Куба далека,

Куба рядом,

Это говорим, это говорим

Мы!- пели мы на пляже.

Лиза бегала вдоль берега, пытаясь отыскать в золотом песке камни, чтобы бросить их в морскую воду, в которой то тут, то там мелькали головы купающихся. А я бегала за ней, чтобы не давать ей этого делать. Слава богу, что камней здесь было днем с огнем не найти!

Конечно, у нас не было ни времени, ни возможности объехать всю страну: ведь Куба – огромный остров, площадью в 104.945 км. кв. … И все же я не могла позволить себе упустить такой шанс и ограничиться одной только Гаваной: будучи сама уроженкой города провинциального, я как нельзя лучше понимала, что по одной только столице нельзя составлять впечатление о стране. И я поехала на пару дней в провинцию – правда, в турпоездку, но лучше уж так, чем совсем никак.

Мама отказалась поехать со мной – Лизе надо было на процедуры. Я почувствовала себя ужасной эгоисткой – но когда еще я здесь окажусь?