Совьетика
Шрифт:
После одной маленькой рюмочки нам становится весело, и мы предлагаем Кайлу к нам присоединиться. Но он запуган настолько, что, кажется, вот-вот выпрыгнет из автобуса!
– Мне так приятно по-русски поговорить, – заявляет мне Рональд.- Есть у нас такие, кто говорит, что нам было плохо раньше, но я так не думаю. Отлично было – и много здесь кубинцев встретил, которые у нас учились, и они тоже так говорят…
На горизонте показываются огни Гаваны. Мы затягиваем хором “Интернационал” – каждый на своем языке. Да, нескоро наш канадский знакомый забудет эту поездку!
***
…. Мне бросилось в глаза на Кубе, что детям так нравится в школе, что никто не спешит домой после уроков. А еще – что я ни разу не видела на улицах Гаваны плачущего
Как может человек в здравом уме и трезвой памяти добровольно хотеть бежать от такой жизни? Беда в том, что некоторые кубинцы думают – как думали в свое время и многие россияне -, что их СМИ лгут, рассказывая о капиталистической действительности. Тем более когда на остров 24 часа в сутки вещает сладенькие сказочки "Си-Эне-Эне ан эспаньол"…Цену этим сказочкам мы, россияне, как и другие жители восточноевропейских стран, теперь уже хорошо знаем.
Хорошо, что есть на свете коммунисты другого типа, чем те, кто предал своих товарищей, как Горби, решивший, что отныне он – "господин", превратившись на самом деле в последнего холопа у дверей заморских Змеев Горынычей. Хорошо, что есть такой остров – Остров Свободы, чьи коммунисты не покупаются!
… Уезжая из клиники, мы чуть не плакали. Долго прощались со всеми и с каждым по отдельности. Особенно бурно – с уборщицей, которая каждый день до блеска надраивала полы у нас в палате. Она обнимала Лизу на дорогу, желая мне «еще много детей». У нее самой были две дочки.
– Да я уже старая, куда мне!- отшучивалась я. В ответ она повисла у меня на шее:
– Не грусти, совьетика! Совьетикам это по штату не положено.
Так вот я все-таки кто. Я- Совьетика! И я с гордостью поднимаю к солнцу свое все еще заплаканное лицо.
Глава 14. Ooh-aah, up the RA!
«Ситуация спокойная. То, что стреляют… здесь бывают и плановые перестрелки.»
..Обратно мы прилетели вьюжной, беззвездной, холодной декабрьской ночью, после долгой тряски в небе на подлете к Ирландии: кажется, она находится в самом солнечном сплетении розы ветров…
После Кубы- солнечной, яркой, веселой – это было похоже на возвращение героев «Киндза-дзы» с планеты Альфа обратно на Плюк. Причем тоже совершенно добровольное. Как и им, нам было от чего пасть духом!
У входа в аэропорт нас уже ждал наш верный фермер Фрэнк, который вызвался довезти нас до дома. Путь до Севера из Шеннона неблизкий, ночь была темная, снег уже не шел, только завывала по все еще почти голой земле извилистая поземка. Фрэнк так лихо вел машину, что на ухабах нас кидало из стороны в сторону. Лизе это очень нравилось, она даже повизгивала от удовольствя, а вот нам с мамой не нравилось совсем. Но Фрэнк не замечал этого: он гнал машину, как герой Евгения Леонова в фильме «Гонщики» по грузинским горам, на ходу рассказывая нам ирландские новости и то, что он успел прочитать за этот месяц по истории Смутного времени в России. Увлекшись биографией Марины Мнишек, он время от времени начинал клевать носом, и тогда мы заставляли его остановиться подышать свежим воздухом, чтобы он не заснул за рулем окончательно. Так, «на перекладных» и добрались мы в конце концов уже ближе к утру до дому. Предложили Фрэнку выспаться у нас, но он, невзирая на свое полусонное состояние, упрямо отправился обратно в родной Каван, где ждали его все еще недоенные коровы….
Возможно, в самолете подумали, что мама, подобно какой-нибудь Татьяне-любительнице английских джентльменов, решила запросить в Ирландии убежище и поэтому не вернулась
в него после посадки в Шенноне, хотя билет у нее был до Москвы. Ничто не было дальше от правды, чем это! Мне стоило огромного труда уговорить маму остаться в Ирландии хотя бы для того, чтобы мы все вместе отпраздновали Новый год: я так надеялась, что уж теперь-то Лиза останется со мной насовсем, но кубинцы, сами того не зная, подарили маме новый повод для возвращения с ней в Россию – разумеется, в Ирландии не было русскоязычных логопедов. В ней даже ирландскоязычного-то логопеда было найти почти невозможно, на что мне как-то жаловались мои ирландскоязычные друзья, у которых были дети. Что же касается англоязычных… Я заметила, что англоязычные представители самой гуманной из профессий весьма охотно оказывают медицинскую помощь тем, кому она зачастую не требуется вообще, но попробуйте вы только обратиться к ним с каким-нибудь по-настоящему серьезным заболеванием, и вас отфутболят так, что вы это запомните надолго: ведь по-настоящему больного и лечить -то надо по-настоящему! А для этого надо что-то действительно знать, а не просто вешать на стенку диплом с присвоенными тебе многочисленными Bs., Ms.и прочими буквосочетаниями. Куда легче слыть эскулапом, прописывая какие-нибудь маловредные, но дорогостоящие таблетки тому, кто просто внушил себе (или другие внушили ему), что он болен…После Кубы все это резало глаз как никогда. «Отчего же не жить как-нибудь?» гоголевских запорожцев отныне перестало меня устраивать. Ведь есть же, есть она – другая жизнь! С одной стороны, я воспрянула духом. С другой, стала еще больше нетерпимой к тому, чего терпеть нельзя. И вскоре на меня обиделась за называние вещей своими именами Вэнди. Да не просто обиделась, а смертельно.
Видите ли, я посмела высказать крамольную мысль: что на Кубе – прекрасное медицинское обслуживание. Доступное для всех и совершенно бесплатное для кубинцев. Когда одна из местных газет предложила мне интервью на тему медицины на Кубе, меня не пришлось уговаривать: наконец-то появилась возможность поведать здешним людям правду о стране, о которой им известно так немного и по большей части – злые выдумки дядюшки Сэма.
Мне повезло с журналистом: Джордж сам бывал на Кубе и был от нее в восторге. Социалист по взглядам, он вынужден зарабатывать на жизнь сентиментально – слезливо-сенсационными репортажами в одной из широко читаемых в Ольстере бульварных газет. И свой стиль держать соответствующим общему профилю этой газеты. Поэтому он предупредил меня, что заголовок будет драматическим, а также – что будет некоторое "драматизирование" событий, изложенных в тексте. Слушая мой рассказ о Кубе, он только вздыхал.
– Эх, хотел бы я все бросить и туда уехать!- доверительно сказал он мне.
– Но надо же кому-то содержать семью, платить счета и так далее…
–
По крайней мере, мне не надо было опасаться, что его интервью со мной будет не симпатизирующим Кубе. Именно то, что надо – газета, которая широко читается; пусть это не будет высокоинтеллектуальным очерком, но зато до людей дойдет хоть немного правды, и на доступном им языке! Впрочем, как я ещё раз убедилась, правда приятна далеко не всем, и далеко не все хотят её знать.
Напасть пришла с неожиданной стороны – от моей подруги-юнионистки Вэнди. Я
даже не знала, что она читает подобную прессу – она казалась мне для этого
слишком респектабельной дамой!. Я уже рассказывала о том, какие теплые чувства я питала к этой женщине, бывшей, в моем представлении, лучом света в темном царстве здешних оранжистских расистов. И потому была весьма удивлена, когда вскоре,одним морозным, мокрым воскресеньем Вэнди позвонила мне и дрожащим от гнева голосом потребовала извинений. Не перед ней, нет – официальных извинений с моей стороны в газету, опубликовавшую мое интервью о Кубе, ибо я, по её мнению, смертельно оскорбила великолепную и непогрешимую британскую систему здравоохранения вообще и белфастских врачей в частности.