Советско-гвинейская любовь

В середине службы прошла обычная процедура сбора денег с прихожан. Кто сколько может. Положил, естественно, и я. Похоже, бенефис от этого представления был. Чем не могут похвастаться другие католические храмы, так это наличием на службе второго, национального хора со своими солистами и инструментальным сопровождением: оригинальными погремушками типа маракасов, трубками из бамбука, ксилофонами и даже рогами. Хор в сопровождении этого оригинального оркестра вступал в процедуру дважды: в начале проповеди и сопровождал вторую процессию, которой я был несколько озадачен и к которой не был готов. Оказывается, я попал на праздник святого Винсента. Служки вносят портрет святого Винсента, скорее всего, копия оригинала в исполнении, видимо, местного художника. Тяжелая челюсть, черная бородка и строго выпученные глаза. Похоже, он был гвинейцем или африканцем (мы все вышли из Африки). За портретом шла процессия с подношениями храму. Кто-то нес на подносе рис, кто-то бананы, мыло, свечи, другие продукты (чем богаты!). Все аккуратно складывалось на сцене. Подношения были предназначены для раздачи нуждающимся. Когда прет говорил о любви к ближнему, все, кто был рядом по соседству, горячо пожали друг другу руки. Кстати, таких богатых алтарей, как в православных церквях, у католиков нет, все скромнее. Могут быть орган либо клавесин и хор. Наверное, обращение к духу человеческому через музыку вызывает больший подъем эмоций, и люди после службы в храме выходят просветленными, эмоционально и энергетически заряженными позитивно.

После второго денежного захода за подношениями эвек – служка – стал раздавать прихожанам освященные облатки. Досталось и мне. Служба закончилась гимном в совместном исполнении двух хоров. Народ даже приплясывал.

В благодарность за приглашение в церковной сувенирной лавке, где продавали распятого штампованного китайского Христа, я купил девочке красивые бусы, которые она тотчас освятила у прета. Он прочитал над ними краткую молитву.

Просветленный, под уже приличную дождевую теплую капель, я вернулся на преподавательскую виллу, которая находилась рядом с неоапостолической церковью. Но о ней чуть позже.

И все-таки, не вступая в глубокие теологические дискуссии, можно сказать, что служба в мечетях намного беднее, чем в католической и православной церквях. Но я еще не был в буддийских храмах.

Риторический вопрос: нужна ли нам религия? Вопрос далеко не праздный. Наверное, пока нужна. Человек слаб, ему порой необходима защита, хотя бы от самого себя. Религия – это еще и одна из форм психотерапии, воспитания, если она не извращается в корыстных целях и не попадает в примитивные руки. Со временем появится другая религия, где бог будет заменен другим фетишем, который объединит человечество духовно. К сожалению, у человечества сегодня основной фетиш – монета. Если где и сохранилась религия в относительно чистом виде, так это в монастырях. И то им приходится заниматься коммерцией, чтобы выжить.

Кстати, о маме девочки. Красивая, стройная женщина за сорок со светло-шоколадной кожей. В одном из кварталов города у нее свой дом с садом и огородом. Две дочери. Моя пациентка рассказывала: когда ей было два года, отец ушел к другой женщине. Уехал в Конакри. Она оказалась достойным примером эмансипированной африканской женщины. Не запила, как часто делают русские женщины в подобных ситуациях. Нашла работу (грамотная), сумела сама построить дом, поднять детей. Старшая дочь окончила университет, успешно вышла замуж, живет во Франции. Есть внуки. Младшая готовится поступить в университет. Имеет свой мотоцикл. В Зерекоре это признак респектабельности и необходимость. Фрукты из ее сада были редкими и вкусными.

Еще одну женщину с подобной судьбой встретил в Зерекоре. У нее два пацана, уже взрослых. Работает в инвестиционной компании.

Обе эти женщины католички. Среди мусульманок подобного пока не встречал.

Утром в понедельник мы с коллегой – анатомом Славой Батухтиным проснулись от звуков автоматных очередей, раздававшихся недалеко от виллы. Слегка припухли. Соседи предупредили, что в город выходить нельзя. Приемник у нас был, и по местному радио мы выяснили, что накануне в городе произошел межконфессиональный конфликт между католиками и мусульманами. Все лавки, базар, к нашему сожалению, были закрыты. По городу разъезжали солдаты и полицейские. Загоняли народ по домам, постреливая из автоматов. Прилетел какой-то министр из столицы. Радио беспрерывно вещало, успокаивало: «Ребята, давайте жить дружно».

На следующий день животы у нас подвело. Питались мы «с колес», то есть с базара. Наша бонна, аппетитная женщина, ежедневно покупала на базаре все свежее, готовила на древесном угле первое, второе. После застольной молитвы (бонна католичка) мы дружно все поедали. А тут ни бонны, ни базара. Рискнули выйти на улицу. И тотчас на нас наехал патруль. Мотоциклист, сзади которого сидел солдат с автоматом наизготовку. Погрозив нам, патруль умчался. А мы нашли лавчонку, купили втридорога алжирских сардин, тем и спаслись от истощения.

Спустя несколько дней история прояснилась из рассказов студентов. Около католического храма оказалась молодая мусульманка. Что-то ее туда занесло. У нее был кошелек с деньгами, и вдруг он исчез. То ли потеряла, то ли украли. Она подняла шум и обвинила католиков в краже. Молодые мусульмане накатили на молодых католиков. Католики дали отпор. Завязалась потасовка, которая разрослась. Драка продолжалась, а девка исчезла. Для полиции и солдат гарнизона появился прецедент поработать, себя показать, хоть пострелять. А то скукота была. Так что во всех скандалах и войнах sherchez la femme!

Кристофер

Воскресное солнечное утро. Недалеко от миссионерской преподавательской виллы в Зерекоре расположены две церкви. В девять часов послышалась мелодичная серенада, исполняемая на два женских голоса. Воздух был чист, неподвижен. Звук лился свободно и действительно пробуждал возвышенные чувства и желание прийти на этот голос, как на голос завораживающей сирены. Начиналась воскресная служба в недостроенной протестантской церкви. Зашел. После вступительного песнопения молодой и энергичный проповедник что-то темпераментно опротестовывал. Но, похоже, критиковал он не библию.

В недостроенном зале народ был молодой, осторожно поддакивал ведущему. В основном студенты и старшие школьники. Наверное, этому народу больше присуще желание попротестовать. Но меня заинтриговала служба в неоапостолической церкви, которая также была рядом с нашей виллой.

Небольшой ухоженный двор с клумбами ярких цветов. В зале красивая лепнина: символ церкви – крест с восходящим солнцем и широко расходящимися лучами. Видимо, символ возрождения и обновления. В зале деревянные скамейки на сто пятьдесят-двести мест. Над сценой – небольшой цветной витраж с символикой церкви.

Служба началась с представления новеньких, присутствующих в зале. Это были жители не только Зерекоре, но и ближайших деревень, дети. Девочки, нарядно одетые, свободно перемещались по залу. И что удивительно, вели себя спокойно. Пришлось представиться и мне. Затем прет, настоятель церкви, в цивильной одежде – черные брюки и белая сорочка – дал сигнал небольшому хору студентов, которому аккомпанировали девчушки лет по тринадцати-четырнадцати на маракасах и ксилофоне из бамбука.

Служба была посвящена какой-то главе библии и затягивалась, потому что велась на трех языках: французском и двух местных. Толкование на местных языках вела молодая женщина. Все было при ней: фигура, бюст, со вкусом, насколько позволял бюджет, одета. Европеоидное личико, похоже, был и интеллект.

Во время основной процедуры сбора денег мимо меня прошел курчавый крепыш и на чистом русском языке сказал: «Здравствуйте, как дела? Поговорим после службы». Я не очень удивился. Почти вся дирекция университета, где мы вели занятия, были «советики». Окончили университеты в Харькове, Ростове, Кишиневе, Москве и с удовольствием говорили со мной на русском.

После службы раздавали кое-какую литературу, из которой я с удивлением узнал, что один из последних всемирных ежегодных съездов руководства неоапостолической церкви состоялся в Новосибирске.