Современная канадская повесть

— Так или иначе, — продолжала Эллен, — сегодня у него будет напряженный день.

Она вошла, в руках — поднос с угощением. Кофе, печенье, порезанный на куски торт. Лэндон поднял голову.

— Напряженный? В каком смысле?

— В том смысле, что вы будете у него вторыми гостями! Джинни ведь приехала. Я думала, ты знаешь.

Лэндон взял кусок бисквитного торта. Готовить сестра умела. Торты и прочие сладости ей удавались на славу, отведать их надо обязательно.

— Да, конечно, я знал, что она сюда собирается. Вчера мы с ней виделись. Но я не думал, что она приедет так рано. От этих деток только и жди сюрприза.

— Они явились примерно в половине двенадцатого. Уехали совсем недавно. Она и молодой человек. Не очень приветливый молодой человек.

— Это Ральф, — сказал Лэндон и сильно глотнул. Кусок торта застрял в горле, и он потянулся за чашкой кофе. Он был разочарован. Глупо, конечно, но он все же надеялся, что дочь приедет одна.

— Да… Не очень общительный молодой человек, — сказала Эллен. Она сидела на пуфике, держа чашку на коленях. — В общем, они явились примерно в половине двенадцатого. Прикатили в какой-то иностранной спортивной машине. Жутко дорогой с виду. Я сначала подумала, что эту машину купила ей мать, и сказала себе: ой, тут недалеко до беды. Только начни делать детям такие подарки…

— Это машина ее тети, Эллен, — перебил Лэндон.

— У которой психическое заболевание. Как она, кстати?

— Нормально.

Эллен повернулась к Маргарет.

— У бывшей жены Фреда есть сестра. Не знаю, говорил он вам о ней или нет…

Значит, они взяли у Бланш «мерседес»? Что ж, машина для современной молодежи — второй дом. Но на душе стало неспокойно. Грудь сковало сильное волнение. Если захотеть, из этой тачки можно выжать сто тридцать, а Ральф… может, он как раз из тех субчиков, которые оживают только за рулем автомобиля. У него взмокли подмышки. Сердце забило тревожным набатом.

— Они у тебя долго пробыли? — спросил он.

— Около часа. И сразу поехали к отцу. По субботам прием посетителей с часу до четырех. Я предложила км пообедать, но они сказали, что собираются на пикник. Представляешь? В такое время года. Они, правда, сказали, что на солнце очень тепло. А еда у них вся с собой, и я поняла, что обедать они будут в парке. — Она снова повернулась к Маргарет. — У нас в Бей-Сити прелестный муниципальный парк, один из лучших в нашей провинции. Многим паркам даст фору. Верно я говорю, Фред? Но какой сейчас может быть пикник? Снег сошел только на прошлой неделе.

— Да, верно.

Он сосредоточенно думал. Наверное, он беспокоится лишь по одной причине: что подумает Джинни, узнай она, что он остановился в «Голубой луне» с женщиной. Идиотская была затея — снимать комнату в этом мотеле. И вообще, какого черта он собирается таскать Маргарет по городу? Что тут показывать? Сентиментальные реликвии прошлого. Но с этим давно покончено. Хорошо это или плохо, но жизнь его совсем не здесь, а впереди. Маргарет чуть выдвинулась в кресле, внимательно слушая Эллен — та рассказывала, какие в Бей-Сити бывают зимы: долгие, изнурительные. Лэндон извинился и поспешил наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Невежливо вот так бросать Маргарет, хотя она вроде не против. Веру бы это взбесило. К тому же, оставаясь с бывшей женой Лэндона один на один, Эллен всегда теряла дар речи, лицо ее каменело, и она хваталась за первое попавшееся дело: выбросить мусор из пепельниц, помыть тарелки. Что ж, ледяное молчание Веры испугает кого хочешь. Возможно, Эллен боялась ее до смерти.

В ванной он напустил воды в раковину, медленно вытер губкой лицо. Он всегда, когда вот так накатывает волнение, ретируется в сортир. Что бы это, черт подери, значило? Так или иначе, но в этих выложенных кафелем комнатах он как-то успокаивался. Сейчас он изрядно взмок. Скинув рубашку, вытер насухо подмышки и шею. Потом расслабил ремень, дав брюкам упасть на пол, подцепил большими пальцами резинку трусов и оттянул ее. По бедрам заструился прохладный воздух. Это его по меньшей мере освежило. Одевшись, он сел на обтянутый махровой тканью стульчик и стал считать пульс. Семьдесят шесть. Даже если он на удар-другой ошибся, пульс все равно неплохой. Но уходить отсюда не хотелось. Он стал оглядывать комнату. В его детские годы здесь был бачок с цепочкой, он опустошался с ревом, а всю ночь курлыкал и пел. Старая белая ванна была высокой и узкой, она стояла на линолеуме, вцепившись в него четырьмя безобразными лапами. Сейчас кругом был радовавший глаз легкий аквамарин. Ванна сверкала безукоризненной-чистотой — впрочем, вон один коротенький волосок. Лэндон мотнул головой, словно стараясь, чтобы в ней прояснилось. Надо рвать отсюда когти. Повидать отца. А потом — вон из города. Для него здесь ничего нет. А может, никогда и не было. Никогда еще его сердце не било в набат с такой тревогой. Через несколько часов они с Маргарет вернутся домой, посмотрят по телевизору старый фильм, поздно поужинают. Затычке он скажет, чтоб вернул деньги за комнату. А Джинни позвонит завтра и предложит пообедать о ним. Нет, он велит ей приехать на обед к отцу. А с утра в понедельник наденет выглаженный костюм, чистую рубашку и пойдет вкалывать на О. К. Смита. Собственная жизнь вдруг предстала ему четко очерченной, контуры ее стремительны и ясны как день.

Внизу он остановился у входа в гостиную, прислонился к дверному косяку. Женщины беседовали, как старые соседки, и Лэндон улыбнулся.

— Думаю, будем собираться, Маргарет. Хочу поскорее повидать отца.

Эллен взглянула на него широко открытыми, полными смятения глазами.

— Но вы же только приехали. Что за спешка? Я не вижу тебя месяцами. И к кофе ты почти не притронулся…

— Да. Все так, но нам пора. — Иногда он позволял себе быть с ней резким. — Уж больно хочется к отцу.

— Ну, раз так… — Эллен поднялась. — Жаль, что не можете побыть подольше. Я-то думала, вы с визитом…

— В следующий раз, Эллен!

Он наклонился и поцеловал ее в лоб, обхватив большими руками ее крепкие плечики.

— Жаль, что мы так рано уезжаем, — посетовала Маргарет. — Надеюсь, еще увидимся.

Она протянула руку. Эта старосветская вежливость явно тронула Эллен.

— Ну конечно, разумеется.

Маргарет сбила ее с толку, подумал Лэндон. Ведь Эллен — такая же, как я. Всегда ждет от людей худшего. И элементарная вежливость нас обезоруживает. У двери они попрощались. Лэндон привычно помог Маргарет спуститься по ступенькам. Ему хотелось показать, что между ними существует определенная близость. Когда Эллен махала им с порога, вид у нее, как обычно, был обеспокоенный.

В машине Маргарет удивила его вспышкой гнева.

— Почему ты был так груб с сестрой? — накинулась она на него. — Совсем этого не требовалось. Она и так вся на нервах… А ты заставляешь ее еще больше нервничать.

— Я заставляю ее нервничать? — Лэндон был поражен.

— А кто же? Надо быть слепым, чтобы этого не видеть. Она тебя до смерти боится.

— Ну перестань, Маргарет.

— Это правда. Надо быть слепым, чтобы этого не видеть.

Она сидела рядом с ним, неподвижная и холодная, скрестив руки на груди, взгляд блуждал по бегущим за окном окрестностям. Ох уж эти приступы дурного настроения! Мы начинаем вести себя, как любовники со стажем. Или как супруги. От этой мысли на душе у него заскребли кошки, и остаток дороги до «Гринхэвенхаус» они провели в молчании.

Старый дом начала века, разместившийся на просторной лужайке среди вязов и кленов, когда-то принадлежал некому Карстерсу, лесопромышленному магнату. Во времена строительства этого дома гавань в Бей-Сити была запружена коричневыми бревнами, а в воздухе носились опилки — работало три лесопильных завода. Бревна оттаскивались пароходами, которые наполняли ночь длинными душераздирающими гудками. Все это было, разумеется, задолго до Лэндона, но он знал об этом со слов дедушки. Теперь дом Карстерса перешел к городским властям в счет налогов и превратился в дом для престарелых. Темные комнаты с высокими потолками побелили, по коридорам вкатили больничные койки. В задней части дома, где раньше жила прислуга, теперь находились кухня и бельевая. Внешне дом почти не изменился. В каменные горшки в греческом стиле, обрамлявшие ступеньки перед входом, кто-то воткнул оранжевые искусственные розы, сюда же люди поспешно выбрасывали недокуренные сигареты и скрученные фантики. Под большими деревьями стояли парковые скамейки — пастельных цветов, — купленные на средства «шрайнеров» [88] . Окружали территорию высокие кедры, их ветки сплелись в густую изгородь.

88

От shrine — храм, алтарь (англ.). Орден в Северной Америке, который собирает деньги, пожертвования на больницы, где лежат дети-калеки и престарелые всех рас и вероисповеданий.

Припарковав «де-сото», Лэндон взял Маргарет за руку.

— Мне очень жаль, если я был груб с сестрой. Я никогда по-настоящему об этом не думал… Мы никогда не были близки. Наверное, истина такова, что мы действуем друг другу на нервы. Но никакой злобы и в помине нет… Так, обычные семейные дела.

— Ах, Фредерик… — Она повернулась к нему, и он, потрясенный, увидел: глаза ее полны слез. — Мне так стыдно. Прости меня, пожалуйста. Это не мое дело.

— Да нет же, ты права. Я поступил плохо, и ты мне об этом сказала. Так и должно быть.