Современная канадская повесть

— Эх, папуля. То-то и оно. Как раз она злобная. Приедет сюда вся в праведном гневе, помечет громы и молнии, потом швырнет деньги для меня, а Ральф пусть гниет здесь. Что я — ее не знаю?

— Может, она вообще не приедет, — предположил Лэндон.

— Приедет как миленькая, — Джинни проговорила это быстро. — Приедет.

На этот счет у нее как будто никаких сомнений не было. Проявилась в конце концов присущая Холлам самонадеянность. А может, если всю жизнь живешь в достатке, такой образ мыслей вполне естествен? Кто-нибудь все равно отстегнет, сколько требуется. Революционные идеалы — вещь хорошая, но Джинни вовсе не собиралась проводить конец недели в этой викторианской крепости, давиться булочками с бифштексом и запивать их кофе из армейской кружки. А если ее мать уже сыта по горло ее поведением? Возьмет да и оставит их здесь до понедельника? Жестокий урок. Он содрогнулся от этой мысли.

— Я постараюсь добыть деньги, — сказал он. — Хотя наскрести полторы тысячи — задачка не из простых.

— Брось ты, папуля. Ну, посидим здесь до понедельника. Я не против, правда.

— Ты очень даже против. И не изображай из себя мученика, ладно? Ты сюда попала не потому, что боролась за гражданские права. И о великих принципах тут речи нет. Тебя просто обвиняют в уголовном деянии.

— В общем, без Ральфа я отсюда никуда не пойду. Что же он, совсем один останется? Это несправедливо…

Лэндон поднялся, услышал, как в колене хрустнула какая-то косточка.

— Ладно, постараюсь что-нибудь сделать. — Джинни тоже поднялась, и он посмотрел на нее сверху вниз. Пожалуй, пережитое не прошло для нее даром — она вся как-то съежилась. Личико обычно полное, а сейчас щеки впали. И словно похудела на десять фунтов. Он коснулся ее лица. — Ты как, ничего? Ела что-нибудь?

— Папуля, я не голодная, а вот кофейку бы глотнула.

— Попробую что-нибудь сделать. А пока держись. Постараюсь обернуться быстро.

Он хотел сказать еще что-то, внушить ей, чтобы впредь была поосторожнее. Но сейчас он мог думать лишь об одном — поскорее вытащить ее отсюда. Ведь не исключено, что Вера вообще не явится. Или, допустим, явится, но выложит лишь пять сотенных на Джинни. В этом случае — умопомрачительная сцена. Надо бы ее предотвратить. Но где взять полторы тысячи зеленых сейчас, в шесть часов вечера в субботу, в этом захолустном городишке? У Херба, наверное, лежат такие деньги в банке или он может их достать. Но нет — об этом не могло быть и речи. У своего зятя он не попросит в долг и булавки. Он улыбнулся Джинни и поцеловал ее в лоб.

— Ну давай, выше нос. Скоро вернусь.

В ослепительном свете главной комнаты участка Лэндон увидел: положив локти на стол, сержант ужинал, вгрызался в свою булку с бифштексом. В нос Лэндону ударил запах жареных картофельных ломтиков и кофе. Тут же были еще два полицейских, помоложе, они сидели на столах, свесив ноги в больших черных ботинках на толстой подошве. Наверное, это и есть Бернетт и Симмонс? Они пили кофе из бумажных стаканчиков и разглядывали Лэндона с дружелюбным интересом. Как-никак субботний вечер, и они были рады обществу. Лэндон откашлялся.

— Простите, сержант, могу я видеть парня?

Сержант отправил в рот порцию картофельных ломтиков.

— Можете, — резко бросил он. На сей раз голос его звучал более официально, и, поднявшись, он хмуро оглядел остатки своего ужина. Возможно, показывает молодежи, как нужно держаться. Или я оторвал его от еды, а для человека таких габаритов поесть — всегда важное занятие.

Тюрьма встретила малоприятным запахом плесневелого камня и лизола. В камере одиноко горела голая лампочка, и Чемберлен, утянутый в свою хлопчатобумажную робу, был демонически красив. Он сидел в углу, подтянув колени к груди, и почти ничего не говорил. Разговор вел Лэндон, держась за железную решетку и затылком ощущая дыхание сержанта.

— Я собираюсь вытащить тебя отсюда, — сказал Лэндон, испытывая стесненность в присутствии этого парня. Слова давались с трудом. — Найду тебе адвоката, так что не думай, сидеть здесь до конца жизни тебе не придется!

Чемберлен обхватил руками колени.

— Вы извините, что из-за меня досталось и Джинни… Она хорошая девчонка… Она ни при чем… Я и полицейским так сказал.

Он говорил до противного искренне.

— Н-да, ну что ж… — Лэндон глянул через плечо на сержанта — тот покачивался на каблуках, заложив руки за спину, и глядел в пол. — Что ж, тогда… держись, а я постараюсь что-нибудь сделать… — сказал Лэндон. — Не торчать же вам здесь до понедельника. Вот черт…

На улице вступал в свои права весенний вечер. Воздух был прозрачный и холодный, тротуар под ботинками Лэндона казался сплошным куском льда. В «Летающем драконе» он разменял три доллара на монетки по двадцать пять, десять и пять центов и, зажав горсть тяжелого серебра в кулаке, словно для пожертвования, пошел к автомату на соседней улице. В будке он сложил монеты на металлическую подставку, достал записную книжку и обвел карандашом номер телефона Бланш. Но либо никого не было дома, либо там не желали брать трубку — ответом на все его старания были тягучие гудки в левом ухе. Потом он стал звонить Харви Хаббарду — единственный известный ему человек, который с ходу способен достать полторы тысячи долларов. Но и у Харви телефон не отвечал. Ясное дело, ведь сейчас — субботний вечер! Харви теперь холостяк, а жизнелюбом он был всегда. У него есть дамы. Если он сейчас развлекает одну из них в постели, думал приунывший Лэндон, он будет ненавидеть меня лютой ненавистью до конца дней моих. От гудков заболела голова. Он решил позвонить Маргарет, набрал номер мотеля и был счастлив услышать человеческий голос. Рассказал ей о своих проблемах. Она лежала, и голос был сонный.

— Как ты там? — спросил Лэндон.

— Да все прекрасно, — ответила она каким-то одурманенным голосом. — Только я о тебе волнуюсь. Со всеми этими проблемами.

— Ничего, надеюсь, все уладится. Ты ела? Можешь что-нибудь заказать прямо в номер.

— Я не очень голодна.

Наступила вязкая тишина. Какое неловкое положение! Лэндон напрягся, но не мог выдавить из себя ни слова. Голова стала тыквой, набитой высохшими семечками: на таком инструменте изящную музыку не сыграешь. И тут он произнес ее имя и сказал, что любит ее. Или ему это показалось?

— Ой, Фредерик, ты совсем не обязан это говорить. Из-за того, что я сказала сегодня. Насчет ребенка. Я не хочу, чтобы ты считал себя обязанным…

В голосе слышались приятно-томительные нотки, и сердце его ёкнуло.

— Послушай… Зачем ты так… — Чувства гигантской волной захлестнули его. Какие чувства? Пойди разберись. Тут ярлык не навесишь. Но и отмахнуться от них нельзя. — Маргарет, это как-то выбило меня из колеи. Но ты не думай, что я недоволен из-за ребенка. Да, все это сложно…

— Дорогой мой, но я очень довольна, я счастлива, что будет ребенок. И хочу, чтобы ты знал об этом. Я и не надеялась, что со мной когда-нибудь такое случится. Я очень счастлива. Но разбивать твою жизнь я не хочу.

— Ну зачем ты так? Мы все обсудим. Я приеду, как только смогу, но сначала надо вызволить дочь. Понимаешь, тут трудности. Я не знаю, приедет ее мать или нет. Ни до кого не могу дозвониться. Надо связаться с приятелем. Достать деньги.

— Я ничем не могу помочь, Фредерик?