Современная повесть ГДР

Я обливался потом, даже сидя на скамейке. Неужели еще придется тащиться пешком по открытому полю до самого леса? Воздух был горячий, как в духовке.

Мы еще не добрались до края приусадебного участка, а я уже лишился сил. Я сказал, что догоню их вместе с Анной, и начал искать какой-нибудь тенистый уголок. Рени, Марга и Дитер скрылись в направлении ручья, еще какое-то время до меня доносился их смех. По всей вероятности, их смешила моя медлительность. Между мной и Рени возникло непривычное отчуждение. Мне доставляло обиду, что она не обращала на меня внимания, хотя я был рад хоть немного отдохнуть от ее бесконечных затей.

Я слышал, как во двор въехала машина Герда. Потом появилась Анна. Пожалуй, подумал я, это единственная возможность поговорить с ней с глазу на глаз. Я хотел поделиться с ней тем, чего никто еще от меня не слышал: как на самом деле сложилась моя жизнь, что почва уходит у меня из-под ног, с тех пор как я ушел от моей…

— В чем дело? — спросила Анна. — Ты что — не идешь с нами?

— Я ждал тебя, потому что… — Слова выходили из меня с трудом. — Покажи, что ты сейчас рисуешь…

— Нам надо идти, — ответила Анна. — Нас ждут.

Она пошла вперед короткими быстрыми шагами.

Я с трудом поспевал за ней. Пот ручьями струился у меня по лицу. Внезапно Анна остановилась, поджидая меня. Ее взгляд был серьезным.

— Мне нечего показывать, — сказала она.

— Ясное дело — стройка…

— Нет, этим Герд занимается в одиночку. У меня все условия для работы, а я не могу!

Она повернулась и пошла дальше. Я старался идти с ней в ногу.

— Ну а что говорит Герд?

— Он ничего об этом не знает.

Какое-то время мы молчали. Моя рубашка прилипла к телу, ее можно было выжимать. Голова кружилась, перед глазами плавали разноцветные круги. В них вертелся кусок стены, не оклеенный обоями.

— Начинать все сначала всегда трудно, — заметил я. — Вот и я, с тех пор как бросил… А ты пробовала?

— Конечно. Каждый день пытаюсь…

— Наверное, это переезд, новая обстановка.

Анна опять остановилась. Взгляд ее был устремлен на усадьбу, теневая сторона которой казалась черной на фоне ослепительного неба.

— Сначала я думала — виновата погода. Мы тут живем в тучах — каждая цепляется за гору, и идет дождь. От детских лет у меня остались совсем другие воспоминания. Но это были просто красивые картинки. С тех пор прошло полжизни, и они покрылись в памяти фальшивой позолотой… Ямы на дороге, залитой грязью, которая никогда не высыхает. Ты еще помнишь это? Я целыми днями не выходила из дома: за окнами бесконечный дождь, по стеклам течет вода, в комнатах сплошная сырость, такое чувство, будто тонешь… Когда появляется солнце, я прихожу в себя, пытаюсь работать, но ничего не выходит.

— Со временем привыкнешь…

Анна покачала головой.

— Мне уже за сорок — и ни одной персональной выставки. В живописи женщина, чтобы чего-то достичь, должна уметь больше, чем мужчина. Я знаю, что мои работы — не серость. Может, мне не хватает таланта создавать картины будущего, и я вынуждена довольствоваться настоящим… Но этого мало. Конечная остановка, мой милый…

Она повернулась и ускорила шаг.

Наверное, мне надо было сказать ей, что такие кризисы не редкость, что процессы познания самого себя помогают подняться…

Казалось, моя голова лопнет от жары. Кровь стучала в висках. Я вдыхал воздух короткими частыми глотками, и его не хватало для долгих объяснений.

Вертящийся перед глазами кусок голой стены напомнил мне, зачем я ждал Анну. Она опередила меня своей исповедью, прежде чем я успел исповедаться сам.

А что, собственно, я мог ей сказать?..

АННА

Я шла по узкой тропинке, которую сама протоптала через пашню, вниз к долине. Мне хотелось убежать от вопросов Хеннера, которые я чувствовала с момента его появления. Но они догнали меня, я не успела от них скрыться и теперь хотела хотя бы выиграть время, чтобы придумать ответы, которых не знала.

Позади я слышала сопение и топот. Мне чудилось хриплое дыхание старухи, которая буквально наступала мне на пятки. Я чувствовала, что она вот-вот настигнет меня, обернется мной. Я уже представлялась себе той самой старухой с мешками и сумками, спешащей через пустынное поле. У меня перехватывало дыхание, воздух обжигал мне горло. Так, наверное, умирают от удушья, подумала я.

ДИТЕР

Самая впечатляющая картина детства, сохранившаяся в памяти, несмотря на все перипетии жизни: пожар в усадьбе Шеллеров.

Он разразился в полдень. Стояло теплое бабье лето, мы прочесывали заросли в низине и набивали себе животы пропыленными листьями щавеля. Мы бегали босиком, и я наступил на колючку. Ступня сразу же вздулась. Ноги наши были по колено белыми от пыли. Я ковылял вслед за Кариной, не отрывая глаз от ее икр, и от возбуждения забывал о боли.

До сих пор удивляюсь, почему я так детально запомнил все это, в то время как вещи, случившиеся гораздо позже, напрочь выветрились из памяти.

Анна была первой, кто услышал удары пожарного колокола. Вслед за тем через луг на велосипеде промчался служащий магистрата, трубя в сигнальный рожок. Тут мы уже заметили черные клубы дыма над деревней.

— Пожар, — сказал Феликс и побледнел: в Дрездене его еле успели вытащить из горящего дома. Крестьяне, работавшие в поле, оставили дела женщинам и помчались в деревню.

— Бежим! — крикнула Карина.

Мы ринулись вслед за взрослыми. Про колючку в ноге я и думать забыл. Когда мы добежали до усадьбы, языки пламени пробивались уже через крышу амбара. Со стороны пожарного депо доносились возбужденные крики. К горящей усадьбе подлетела повозка с насосом, запряженная парой лошадей. Пожарные, мокрые от пота в своей амуниции, чертыхались, пытаясь запустить мотор с помощью кожаного ремня. После каждой неудачной попытки ремень надо было тщательно наматывать на пусковую шайбу.

Наконец мотор затрещал, из труб хлестнули струи воды. Из близлежащих деревень прибывали все новые пожарные упряжки. Мужчины залезли в пожарный пруд и подкладывали камни под водозаборные сетки.

— Это чтобы в шланги ил не засасывало, — возбужденно объяснял Герд. Как будто мы сами не могли догадаться!

Мы стояли, вклинившись в густую толпу любопытных. Нарастающий жар заставлял нас отступать шаг за шагом. Мы жадно ловили обрывки фраз, которыми обменивались взрослые: амбар уже не спасти; огонь в доме; скот заперт… Мимо прогнали испуганных, сопротивляющихся коров — у одной из пораненного бока текла кровь. В дорожной пыли она оставляла прерывистый черный след. Ветер взметнул вверх груды горящей соломы и обрушил на толпу. Люди в панике бросились под кроны раскидистых каштанов.

У Феликса начался приступ истерики. Он, наверное, вспомнил о матери, которая так и осталась тогда в пылающем доме. Карина обняла его за плечи, и он зарыдал, уткнувшись ей в плечо.

Вода в пруду убывала. Пожарные перебросили шланги к вырытой в низине канаве и установили два новых брандспойта. Мы следили за их действиями, умирая от зависти. Они были для нас настоящими героями. У дома стояла свободная лестница на деревянных подпорках. Один пожарный ловко, как кошка, вскарабкался по ней, волоча за собой на веревке шланг, и начал поливать крышу. Если бы в этот момент нас спросили, кем мы хотим стать, мы, не задумываясь, ответили бы хором: пожарными! В следующие дни мы играли только в пожарных: раскатывали воображаемые шланги и карабкались по балкам под крышей сарая.