Современный грузинский рассказ
Шрифт:
— А замечаний много сделали?
— Нет, не очень… кое-какие.
— Да, чуть не забыл, — вспомнил руководитель, — обязательно следует обратить внимание, как сказывается материально-экономический фактор на выборе той или иной формы досуга.
В тот же вечер я просмотрел анкету, вопросы были ясные, простые и при этом интересные — люблю я свою специальность. Вернее сказать, нравится ставить вопросы незнакомым людям, — новое состояние, настроение, а главное же, динамичность, целеустремленность — все вместе. Одному нравится одно, другому — другое, третьему — еще что-то, ты записываешь, записываешь, а дело продвигается вперед. Однако на следующий день, уже с утра, я столкнулся с первой трудностью — с выбором профессии респондента. На заводе шумно, к тому же усталые люди не дают исчерпывающего ответа, продавцам некогда — от весов не могут отойти, отпуская всякую всячину, а по домам ходить не станешь, понятно; водители не захотят терять драгоценное время ради
Мы беседовали откровенно, задушевно, окруженные фотографиями самодовольных красавиц; респондент отвечал выразительно, лаконично, я время от времени шутил, он смеялся, а я поправлял галстук, — люблю почему-то теребить галстук, наверное, потому, что и он меня теребит, но в нашем деле галстук обязателен, во всяком случае, я так считаю, респондент же считал, что легкая музыка лучше классической, спортивная передача — лучше интервью с работниками сельского хозяйства, что стоять в длинной очереди не очень-то большое удовольствие и куда приятнее, устроившись у окна в полупустом транспорте, разглядывать номера частных машин — какой из них счастливый, чем давиться, вытянувшись на носках, в битком набитом трамвае. За каких-нибудь четверть часа анкета была заполнена по всем правилам, попутно мы рассказали друг другу несколько веселых анекдотов, и мои оказались лучше. Заполнить следующую анкету в фотоателье в двух-трех кварталах от этого, возле сквера, оказалось уже легче, поскольку очарованный мною первый респондент дал к своему коллеге сопроводительную записку: «Миша, этот товарищ с запиской от меня — свой человек». Вполне удовлетворительной выглядела и третья анкета, которую я заполнил короткими ответами томившегося от скуки фотографа. Потом я зашел к своему руководителю. «Как идет работа?» — спросил он. «Прекрасно, — ответил я, — уже приступил». — «Быть не может!» — удивился он и дружески похлопал по плечу. Так чудесно, когда руководитель молод, полон сил, здоровья, настоящий атлет, как говорится, и при этом в меру следует моде — слегка, совсем чуточку удлиненные бакенбарды, так же слегка приталенный пиджак и туфли с квадратным мыском, а в нагрудном кармане пиджака платок одного цвета с галстуком. Он проглядывал мои анкеты. «Хорошо провел работу, хорошо, только вот по коммунальным удобствам следовало провести деление не просто на две группы — хорошие и плохие, как указано у тебя, а еще на три такие группы: первая — обеспеченные всеми видами коммунальных удобств, как-то: водопроводом, канализацией, центральным отоплением, газом, ванной или душем, горячей водой; вторая — обеспеченные основными коммунальными удобствами — водопроводом, канализацией, центральным отоплением и третья — «бесканализационная». А вообще хорошо поработал, продолжай так и дальше. Как дома, все в порядке?..» Так он беседовал со мной, душевно, коснулся того-сего — был в прекрасном расположении духа, но вдруг вспомнил что-то, не знаю уж что — призадумался, потом надел темные очки, уперся подбородком в грудь и сухо заключил:
— И, как уже говорил вам, проведение свободного времени характеризуется двумя рядами показателей: а) перечнем занятий и б) данными о продолжительности, интенсивности и тому подобными количественными параметрами этих занятий.
Так или иначе началось дело отлично, но утром следующего дня, в четверг, я столкнулся с тем, кто все мне испортил;
да что там столкнулся — сам, своими ногами, ступил я в то проклятое фотоателье. Он даже не слышал, как я вошел, — глядел черт знает куда-то вдаль; опершись о покрытый стеклом стол, подавшись вперед, пристально смотрел сквозь меня куда-то очень, очень далеко, словно я был стеклянный; глаза у него блестели, и я сразу же всем существом почувствовал — навлечет он на меня беду, но все же кашлянул, он очнулся и, смущенно заулыбавшись, сказал:— Пожалуйста, пожалуйста, вам на паспорт или…
Тогда я стал подробно объяснять цель своего прихода, он внимательно слушал меня, и видно было, сразу все понял, но тут же прервал:
— Простите, вы по собственному побуждению или… — И добавил: — Господи, как вы напоминаете мне кого-то!..
— Нет, меня руководитель направил.
— Простите, но… я должен знать, кто он — этот руководитель, что за человек… На кого вы все-таки похожи…
— Что — привести сюда моего руководителя? — спросил я шутливо, хотя уже испытывал раздражение.
— Нет, нет, какая нужда приводить, опишите его в нескольких словах, чтобы я имел представление, с кем фактически имею дело…
— Ну, как вам сказать… Он молодой, волевой, энергичный, современный. Хотя и молод, к нему уже прикрепили нескольких молодых сотрудников, и он отлично начал работу с ними.
— О-отлично начал? — прервал он меня.
— Да! — И, начиная злиться, повторил: — О-отлично начал.
— Эх, — сказал человек и погрустнел, — и маршал Эдмондо Бетанкур отлично начал, а как кончил — тоже известно…
— Что за маршал, о ком вы говорите? — растерялся я.
— О ком — да о маршале Бетанкуре, не об Аурелиано же толстом! — И хлопнул себя по лбу: — О, как я сразу не сообразил! Вы здорово похожи на Аурелиано-толстого, до того как он растолстел. — И начал дивиться: — Подумать, какое сходство!
— Какого толстого, что еще за толстый… — Я ничего не понимал.
— Да сын двоюродного брата маршала, того, что Диего заточил… Вспомнили?.. Мужа Эулалии! Хм!.. Как раз таким, как вы сейчас, представляю себе его молодым, когда он еще не был толстым, — удивительное сходство! А я-то думаю, где вас встречал…
И — представляете! — спросил:
— Вы могли бы это объяснить?
Глаза его лукаво искрились. «Сумасшедший он, что ли?» — мелькнуло у меня, но ведь сумасшедших на работе не держат. И я резко сказал:
— Как смеете на работе… в нетрезвом состоянии…
— Я? Чтоб я да пьяный? — оторопел он, и внезапно выражение лица его стало осуждающим. — А-а, понимаю, вы не читали романа о Бетанкуре, не читали ведь?
— Не читал, — ответил я. — Можете вы в конце концов ответить на мои вопросы?
— С удовольствием, с удовольствием. И романа, где Ансельмо, не читали. Льосу, Марио Варгаса…
— Не-ет.
— И Кортасара?
— Э-э-э… Нет.
Я думал, он высмеет меня, но он поглядел с завистью:
— Счастливый вы человек.
— Почему?
— Потому, что впереди у вас огромная радость, а у меня она уже позади? Э-эх…
— Какая радость?
— Радость первого прочтения. Значит, вы южноаме…
— Извините, но, — я не выдержал, — если не ошибаюсь, респондент вы, а не я!
— А что такое респондент? — заинтересовался он слегка.
— Тот, кого спрашивают.
— А-а, к вам же добавляется «ко», да? Только в начале слова, да? Ко-рреспондент…
— Нет, нет, я — интервьюер.
— Хорошо, дорогой, извольте, спрашивайте.
Но тут в ателье, нерешительно приоткрыв дверь и словно протискиваясь, ступил человек робкого вида. Респондент извинился и занялся клиентом — предложил раздеться, усадил, приподнял ему голову за подбородок и повертел в одну-другую сторону, взял у меня галстук и нацепил на него, включил яркий свет, велел человеку вскинуть голову и, сняв что-то с объектива, воскликнул: «Топ!», после чего, неловко развязав узел, с глубокой благодарностью вернул мне галстук, но я уже не сумел надеть его, так как завязывать не умею, — по утрам обычно брата прошу, а респондент сказал, сокрушаясь: «Ах ты, беда какая, и я ведь не умею, — и обернулся к клиенту. — Нет, завтра не будет, послезавтра». Вручив ему квитанцию, получив деньги, восемьдесят копеек, улыбнулся: «Будьте здоровы, дорогой», — и повернулся ко мне, с головы до ног изображая внимание.
— Извините, но время рабочее… Итак, приступим…
Тыльной стороной руки я сдвинул галстук с анкеты и приступил:
— Фамилия?
— Кежерадзе.
— Имя?
— Васико.
— Василий?
— Да, конечно, — смутился он, — извините, «ко» — это ваша привилегия, корреспондент…
— Сказал же, не корреспондент я. — И повторил отчетливо: — Интервьюер, понимаете? Год рождения?
— Двадцать девятый.
— Тысяча девятьсот… да? — сострил я.
— Разумеется.
— Пол.
— Василием меня звать, — ответил он в тон мне.
Я записал: «Муж».
— Профессия?
— Специалист по художественной фотографии.
И я приступил прямо к делу:
— Нравится ли вам ваша работа?
Тут он ответил неохотно:
— Так себе.
— Почему?
Он окинул меня внимательным, грустным взглядом и сказал:
— Я литературу очень люблю.
Мы помолчали. Потом я спросил:
— Специальную?
Он улыбнулся:
— Нет, художественную.