"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33
Шрифт:
Но мой мобильник этого не делал. Поэтому мне пришлось, как в игре «Mastermind» [389] , выяснять, какой у меня пароль почты – «emi!y», «EMI!Y», «3mi!y» или «3MI!Y». Через пять минут я это знал: пароль оказался «kathar1n@».
Письмо шантажиста Саша переслал мне без комментариев.
Хорошо, что детский сад снова открылся. Голова – к пятнице. Ухо – к завтрашнему дню. Иначе один милый детсадовский папа (фото прилагаются) узнaет, кто живет под игровой комнатой детсадовской группы, в которую ходит его сын. Завтра в семь часов утра ухо должно лежать на ограде парка напротив детского сада, завернутое в титульную страницу актуальной иллюстрированной газеты. Перед этим вы должны сфотографировать отрезанное ухо со всех
389
«Mastermind» – сложная игра-головоломка, в которой игрок пытается угадать комбинацию, загаданную оппонентом.
Во вложении к письму были две фотографии. На обеих – милый детсадовский папа, которого я слишком хорошо знал: Петер Эгманн. Комиссар полиции.
Итак, нам предписывалось менее чем за двадцать четыре часа отрезать Борису ухо. Что за больная фантазия! Я попытался подавить подступающую панику из-за этой совершенно ирреальной идеи.
Существовало одно упражнение по осознанности, которое всегда хорошо работало в обычных случаях. Надо было сконцентрироваться на реальном предмете, который я мог воспринять всеми органами чувств, и описать его. Когда мозг будет занят тем, чтобы воспринимать что-то реальное, у него не останется свободных мощностей, чтобы размышлять о таких совершенно ирреальных вещах, как отрезание чьего-то уха. Поэтому я просто сконцентрировался на прикрепленных изображениях Петера Эгманна. Как оказалось, JPEG-файл действительно не был подходящим предметом, чтобы воспринять его всеми органами чувств. Файл не обладал ни весом, ни запахом, ни вкусом. Но само изображение имело форму, цвет и содержание. Так что я осознанно сконцентрировался на последних.
На первой фотографии можно было видеть, как Петер Эгманн доставляет своего сына в детский сад, очевидно сегодня утром. Во всяком случае, на это указывала дата на снимке. Машина Петера, как и машины многих других родителей, была припаркована на улице вторым рядом. Петер нес сына на руках, чтобы защитить его от дорожного движения.
На второй фотографии можно было видеть, как Петер пять минут спустя, уже без сына, вернувшись к машине, разрывает на клочки квиток на штраф за неправильную парковку, засунутый под стеклоочиститель.
Фокусирование на этом изображении, вместо того чтобы успокоить меня, тут же вызвало раздражение. Не из-за Петера. И наверняка шантажист даже не подозревал, насколько сильно вскипит во мне кровь от этой картинки. Дело было в парковке перед детским садом.
Из-за недостатка парковочных мест в часы пик, то есть как раз когда детей приводили и забирали, никакой альтернативы неправильной парковке не существовало. Каждому ларьку, торгующему мобильными телефонами, предоставлялась специальная парковочная зона для доставки. Детским садам, к сожалению, нет. Соответственно, служба общественного порядка регулярно приезжала и засовывала под стеклоочистители штрафные квитанции. Именно это и вызвало у меня раздражение при рассматривании фотографии Петера. Когда я в десять часов вечера названивал в службу общественного порядка, чтобы сообщить, что детская площадка используется не по назначению взрослыми людьми, это ни на йоту не заинтересовало государственные органы. А когда жильцы ближайших домов в восемь часов утра звонили в службу общественного порядка, чтобы сообщить, что трехлетних детей родители несут на руках от припаркованных вторым рядом машин, государство было тут как тут.
Если бы власти занимались отморозками в парке столь же активно, как нарушителями на парковке, двое олухов из первой категории не сидели бы сейчас в подвале у Вальтера, на мою голову.
Но очевидно, считалось, что мы, родители, сами виноваты в ситуации с неправильной парковкой. Почему бы нам не привозить наших малышей в садик на электросамокатах, что решило бы все проблемы дорожного движения? На самом деле время от времени,
с определенной регулярностью, на тротуаре перед детским садом стоял один электросамокат. И что за идиот возил на нем ребенка по проезжей части в часы пик?Думаю, всем заинтересованным сторонам помогло бы, если бы в часы, когда детей приводят в детский сад или забирают из него, соответствующую улицу каждый раз блокировал бы свадебный кортеж. Застряв в такой пробке, родители могли бы, не опасаясь никаких штрафов, выйти из машин и доставить своих детей в садик. Но я еще не нашел ни одного стартапа, который на основе шеринг-модели предоставлял бы напрокат свадебные кортежи.
Как минимум одного результата я все-таки добился, раздражившись из-за ситуации с парковкой: вот уже несколько минут я не думал об ухе Бориса, которое нужно было отрезать. И о Хольгерсонах.
Совсем другое дело – мой внутренний ребенок. Он попросил слова.
«Извини, если мешаю, но в письме речь идет не о неправильной парковке. Речь идет об ушах».
«Об одном отдельно взятом ухе, если быть точным», – подкорректировал я.
«Даже если бы речь шла лишь о половинке ушной мочки, мы не отрежем от Бориса ни малюсенького кусочка. Мы этого не хотим. Из-за Тапси. Тут ведь мы единодушны?»
«Я тоже этого не хочу. Но мне не приходит в голову никакого решения ad hoc [390] . А тебе?»
390
Здесь: для такого случая (лат.).
У моего внутреннего ребенка нашлась одна идея. И в сложившихся обстоятельствах она была не так уж плоха.
29. Сомнение
Сомнение в ваших собственных решениях совершенно нормально. К каждому варианту решения имеются как минимум два альтернативных: один получше и один похуже. Воспользуйтесь этим. Если кто-то высказывает сомнение в вашем варианте решения, попросите его – преисполнившись любви – предложить вариант получше. Если он не в состоянии сделать это, озвучьте ему вариант похуже.
В результате вы избавитесь не только от сомневающегося, но и от своих собственных сомнений.
Вообще говоря, парковка вторым рядом была наименьшей из моих проблем. Я позвонил Саше, чтобы обсудить наибольшую из проблем первого ряда: шантаж.
– Нам нужно встретиться.
– Мне подняться к тебе?
– Я не в офисе. В кафе в парке.
– Я заскочу за тобой, и мы прогуляемся. Ты ведь понял – этот идиот явно наблюдает за нами, как и когда ему вздумается. Если немного повезет, ребята Вальтера обнаружат кого-нибудь, кто последует за нами.
– Это пальцем в небо.
– Ты можешь предложить что-то получше?
– Да. Но это мы должны обговорить лично. Заскакивай, и пойдем гулять.
– С охраной или без?
– С охраной. Не повредит.
Я уже расплатился за двойной эспрессо и ждал у дверей, когда появился Саша. Мы решили немного прогуляться по улицам нашего квартала, в первой половине дня здесь было почти безлюдно. Нам было что обсудить. Для начала я рассказал Саше, что произошло сегодня ночью.
– Другими словами, – отозвался Саша, озабоченно наморщив лоб, – выдуманная история с Хольгерсонами развивается своим ходом.
– Ты видишь здесь какую-то проблему?
– Когда речь шла о том, чтобы нас защитили от сбежавшего Бориса, я счел эту историю действительно хорошей. К счастью, Борис не сбежал. Развивать ее сейчас, ради того чтобы заснуть вечером в тишине, было, наверно, немножечко… как бы это сказать? По-ребячески.
– По-детски, – поправил я.
– Я помню, что немецкий – не мой родной язык. Но в чем разница между ребяческим и детским, на которую ты мне указываешь уже второй раз со вчерашнего дня?