"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33
Шрифт:
65. Mикаэль
До катастрофы
Лето 2017 года
Оставив Жаклин на скамейке, я поспешил домой. Тихо поднялся по лестнице, заглянул к детям, Вильям и Белла сладко сопели в кроватях. Прошептал в темноте, что люблю их.
Бьянка сидела в спальне в нашей кровати, поджав колени и прикрыв их одеялом.
— Где ты был? — Она не сердилась, голос был скорее уставшим.
— Разговаривал с Жаклин.
Бьянка закуталась в одеяло, пока я снимал с себя одежду. Она
— Прости эту мою панику, — сказала Бьянка. — У меня перед глазами вставали ужасные сцены. С Беллой все в порядке. Я спросила, не делал ли Фабиан чего-нибудь глупого, но она, судя по всему, просто упала с канатки.
— Фабиану действительно нужна помощь, — сказал я. — Я займусь этим, когда начнется учебный год.
Надо что-то делать, чтобы не было слишком поздно.
Я сел на край кровати и снял носки.
— О чем говорила Жаклин? — спросила Бьянка.
— О том, что она алкоголичка. Ей тоже нужна помощь.
Бьянка задумчиво посмотрела на меня:
— Твоя?
— Нет, конечно! Мы больше вообще не будем с ними общаться. Мне надо было с самого начала слушать тебя.
Бьянка как будто почувствовала облегчение. Ее рука легла на мое колено.
Там, в саду, все закончилось. Жаклин сказала, что не умеет расставаться, и мы с ней просто смотрели друг на друга. Молчали и понимали, что это и есть прощание.
— Ула слишком много выпил, — сказала Бьянка. — Он очень изменился. Даже не представляю, как он мог мне раньше нравиться.
Да, Ула совсем слетел с катушек. Сначала приступ в гараже, теперь эти его заявления. Вспомнив, я страшно разозлился:
— То, что он говорил обо мне и Жаклин, — неправда. Знаешь что? Между нами ничего никогда не было. Этот поцелуй был чудовищной ошибкой.
Бьянка поджала губы, ее ресницы задрожали. Я ненавидел себя за то, что поступил с ней так.
Но если мы хотим идти дальше, нужно рассказать всю правду.
— В новогоднюю ночь тоже кое-что произошло, — сказал я. — Мне надо было давно в этом признаться.
Если Бьянка меня простит, я никогда больше не проявлю слабость.
Один поцелуй мог разрушить всю жизнь, и больше никто и никогда не украдет у меня ни мгновения. То же самое я сказал Жаклин — меняться никогда не поздно.
— Когда пробило двенадцать, — произнес я, — и начался салют…
Бьянка посмотрела мне в глаза, положила руку мне на локоть и перебила:
— Я знаю. Ула рассказал. Он видел вас из окна.
Слезы жгли мне глаза. Я не хочу жить без Бьянки.
— Это была ошибка. Я люблю тебя. Я всегда любил тебя.
Она придвинулась, раскрыв руки, и мы обняли друг друга. Наши глаза встретились. Навсегда.
— Я тоже тебя люблю, — сказала Бьянка.
Все вернулось на свои места. Грудь стала дышать свободно, кровь заструилась по жилам, сердце забилось легко, наполнились воздухом легкие, и мне показалось, что я сейчас взлечу.
— Нам надо уехать отсюда, — сказала Бьянка.
— И начать все сначала? — прошептал я.
Она почти рассмеялась.
Я отклонился назад и коснулся рукой ее щеки:
— Ты когда-нибудь меня простишь?
У меня пропал голос.
Мы
долго смотрели друг на друга. В тишине было слышно дыхание спящих детей.— Я тебя уже простила.
Часы остановились и начали новый отсчет.
Весь этот морок закончился за несколько секунд, чтобы теперь мы были вместе. Навсегда.
— Я так скучал по тебе, — прошептал я.
Бьянка впилась ногтями мне в спину с такой силой, словно никогда больше не хотела меня отпускать.
— Навсегда, — прошептала она.
66. Жаклин
До катастрофы
Лето 2017 года
Что делать, если с ребенком что-то всерьез не так? Раньше, весной или всего неделю назад, я точно знала, как поступить. Мне казалось, у меня есть ответы на все вопросы. Но когда речь заходит о твоем собственном сыне, все становится не таким однозначным.
Разумеется, это болезнь, некая форма неправильных связей в мозгу. Я всегда учила Фабиана с уважением относиться ко всем. Сколько раз я говорила с ним о праве девочек на собственное тело и о допустимых границах. И уверена, что всем пятнадцатилетним эти правила вдалбливаются так же жестко. Но я всегда помнила об Элис.
Однако может ли хоть что-то быть только черно-белым? Когда Микки набросился на того мальчишку из стокгольмской школы, он думал, что защищает слабых. Мы редко видим полную картину. И легко осуждаем и делаем поспешные выводы.
Случившееся будет преследовать Микки всю жизнь.
И меня тоже.
Может быть, Белла расскажет, что произошло на площадке. А возможно, и нет. Независимо от этого я надеялась, что она выберется из всей этой истории максимально невредимой.
В ту проклятую субботу в конце августа, после того как мы с Микки попрощались навсегда, на Горластой улице появился сердитый и громкий Петер.
Фабиан впустил его в дом и пытался спокойно поговорить с ним, а я закрылась в ванной, единственном месте, куда пока удалось сбежать.
— Уходи! — кричала я. — Все кончено! Я не хочу тебя видеть!
Петер колотил в дверь ванной руками и ногами:
— Открой! Черт! Ты там не одна, да?
Он приставал с расспросами к Фабиану, и тот в конце концов признался. Сказал, что он отвел Беллу на детскую площадку и там с ней отвратительно поступил.
— Мама боится, что теперь меня заберет социалка.
— Обязательно заберет, — сказал Петер.
— Но там, на канатке, я ничего не хотел, мне пришлось, мне просто пришлось взять ее… Ты потом сможешь что-нибудь сделать? Ты же полицейский.
Фабиан был сломлен. Такого отчаяния в его голосе я не слышала никогда.
Когда же всему этому наступит конец?
Потом Петер все же сдался и ушел. Я отправила ему вслед сообщение: «Если ты не прекратишь приходить, я заявлю на тебя в полицию» — и следующим утром начала новую жизнь.
Я решилась, когда услышала отчаяние в голосе Фабиана. Или немного раньше, после разговора с Микки. Наверное, я все поняла в тот момент, когда он встал и оставил меня одну в саду, залитом лунным светом.