"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

— Так нельзя, — сказал он.

В моей жизни должен быть смысл.

Вот тогда я и приняла решение. И у меня должно получиться.

Это последняя развилка, другой дороги просто не будет.

Ни один год больше не пройдет зря. Теперь я не сделаю ни одного неверного шага, не буду ни ползать, ни прогибаться, никаких мужчин и никакого алкоголя.

Я не убегу. Я все исправлю.

Некрасиво подставлять других. Но Фабиан никогда бы меня не простил, если бы узнал, как все было на самом деле. Ему этого не понять. Конечно, он считал меня слабой, безвольной и зависимой, но я должна была тащить себя за волосы сама. Потому что мы оба понимали, какую ему придется принести жертву, если я запишусь на реабилитацию.

Но и продолжать так дальше я уже не могла. Нам обоим нужна была помощь — и Фабиану, и мне.

Как ищейка, я обыскала каждую комнату, перерыла все и перевернула дом вверх дном. Мойка на кухне была заляпана красным, а на столешнице выстроилась шеренга пустых бутылок.

Из своей комнаты вышел, прихрамывая, Фабиан.

— Что ты делаешь, мама? — Он потянул носом воздух.

— С этим покончено.

Когда последние капли вина стекли в сливное отверстие, я окатила раковину кипятком.

Фабиан сел за стол, скрестив на груди руки. Челка нависала на глаза, на лице застыла му?ка.

— Там, вчера… было не то, что ты думаешь.

Я повернулась к нему в клубах поднимавшегося из мойки пара. Разговор вызывал у меня омерзение.

— Я заставил Беллу подняться на канатку, — сказал Фабиан. — Там было несколько парней из школы, они заставили меня сделать это. Но…

Я закрыла кран, пар рассеялся. Я посмотрела ему в глаза:

— Что ты имеешь в виду?

— Я посадил ее на сиденье и пустил вниз по канатке. Но она отпустила ручку. И упала прямо в песок.

Фабиан был в отчаянии, но голос звучал совершенно искренне.

Я поторопилась и все неправильно поняла? Это невозможно. Почему он не возразил?

— Прости, — сказал он. — Это было жестоко, но это все. Я не трогал Беллу. Я никогда бы такого не сделал.

Я ему не верила. Наверное, именно это и было больнее всего, но я действительно ему не доверяла. Я знала, на что он способен.

— Почему ты не сказал об этом вчера?

В его глазах застыла безнадежность.

— Я говорил. Но ты не слушала. Я пытался объяснить все Петеру, но он тоже мне не поверил.

Вся моя злость исчезла.

Больше всего на свете мне хотелось ему поверить. Я была пьяной и ничего не соображала, когда увидела, как они с Беллой уходят. А когда она прибежала назад, грязная и плачущая, в моем мозгу возникло только одно объяснение.

Теперь же я ни в чем не была уверена.

Не сомневалась я только в том, что мне нужна помощь.

В понедельник я встала рано и сразу позвонила в Ассоциацию помощи людям с зависимым поведением. И в социальную службу мэрии Чёпинге.

А потом сложила руки в молитве и стала упрашивать высшие силы, чтобы Фабиан меня простил.

Если он когда-нибудь узнает правду.

67. Mикаэль

После катастрофы

Вторник, 17 октября 2017 года

Дождь закончился, но, когда я возвращаюсь домой и выхожу из машины, в воздухе все еще стоит его запах.

Нащупываю замочную скважину, поворачиваю ключ. Сбрасываю в прихожей куртку и бегу вверх по лестнице. Кровать Беллы пуста, но в комнате Вильяма я обнаруживаю Сиенну. Она сидит в кресле-качалке рядом со спящими детьми и прикладывает палец к губам, предупреждая, чтобы я не шумел.

Дети спят крепко, на лицах умиротворенность.

Кладу руки на спинку кровати и слежу за их спокойным размеренным дыханием. А в это время будущее проникает во все мои поры, и я понимаю, что их жизнь навсегда изменилась. У моих детей больше нет мамы. Вильям уже достаточно большой, чтобы ощутить горе. Для Беллы ад впереди.

Сиенна становится рядом. На ее щеках следы слез.

— Тебе тоже надо попытаться поспать, — тихо говорит она.

Я знаю, что она права.

Смотрю на Вильяма и Беллу и понимаю, что нужно лечь в кровать.

— Сначала я должен сделать одну вещь.

— Ты уверен? — спрашивает Сиенна.

— Нет, — честно отвечаю я.

Но потом все же решаюсь и снова выхожу из дому.

Под фонарем почти неподвижно висит пелена мороси. За жалюзи в кухне Жаклин горит свет.

Обхожу «БМВ» и стучу в дверь так, что руке становится больно:

— Жаклин! Фабиан! Откройте! — Обхожу дом, стиснув ладони, стучу в стеклянную дверь со стороны сада. — Откройте! Я знаю, что вы там! — Прижимаюсь лицом к стеклу и вижу в полутьме чей-то силуэт. — Фабиан! Я должен с тобой поговорить!

Он настороженно смотрит на меня сквозь запотевшее стекло. Снимает наушники, вешает их на шею и поворачивает замок. Сильным рывком открываю дверь, так что Фабиан вылетает вслед за ней на крыльцо, а наушники падают на землю.

— В чем дело? Мамы дома нет.

Он пятится назад, упирается спиной в кирпичную стену. Я сжимаю кулак, рука дрожит. Вспоминаю Анди у школьного туалета и того рослого парня во дворе стокгольмской школы, который потом покончил с собой.

Меня разрывает от желания бить.

— Я знаю, что ты сделал с Беллой, — говорю я.

— Нет.

Фабиан задыхается. У него белеет лицо, плечи прижаты к стене дома.

— Я знаю, что ты сделал на площадке во время праздника.

Фабиан смотрит по сторонам в поисках пути для бегства. Вытягивает перед собой руки. Те же руки, которыми он трогал Беллу.

— Что вы имеете в виду?

Он всматривается в темноту за моим плечом и в тот миг, когда я оглядываюсь, вырывается и бежит. Три быстрых шага, бросок, захват сзади — и я заламываю ему левую руку за спину.

— Не надо! Не надо!

Адреналин заглушает все. Я не могу этого прекратить. Тащу Фабиана к двери и заталкиваю в дом.

— Ей пять лет, ублюдок! Ты понимаешь, что ты больной?

— Но я не трогал ее!

Моя рука замирает у его подбородка, я прижимаю его к стене, он не может дышать.

— Поверьте мне! — хрипит он. — Я плохо поступил с Беллой на площадке. Там было несколько парней из школы, они заставили меня. Я отнес ее на канатку и… — Он делает вдох и сглатывает слюну. — Она не хотела кататься, а я сказал ей, чтобы она крепко держалась. И все! Больше я ничего не делал!